Кристальный пик
Шрифт:
Но почему-то не смогла.
— Сильтан! Солярис!
Нечто тянуло Тесею вниз так же остервенело, как я тянула ее назад. Это нечто весило больше нас обеих и булькало, как вода, но определенно не было ею. Тесея снова пронзительно завизжала, брыкаясь, и из-за этого ее лодыжки начали выскальзывать у меня из пальцев. Я подалась вперед, сжимая их, что есть мочи, но вдруг обнаружила, что теряю опору. Сначала по траве заскользила подошва, а затем соскользнуло колено, проехавшись по камням. Меня накренило вперед через горловину следом за Тесеей и, повиснув с ней в руках точно так же, как висела минуту назад она, я поняла, что бой наш окончен.
— СОЛЯРИС!
Журчание воды на беспросветно темном
_______________________
*Автор стихотворения - Владимир Солоухин
7. Надлунный мир
В Дейрдре ходило поверье, что, когда воют волки, где-то поблизости вёльва взывает к сейду. Вместе с ней волки поют для своей Госпожи, дабы она услышала: «Смотри, как одна из дочерей твоих, мать будущей матери, прядет из жил шелковых волю свою, покупает дар за дар, предназначение женское исполняет, женскому же естеству подчиняясь». Лишь этой песней можно было умилостивить Госпожу, глядящей на земную твердь лунным глазом, и выпросить у нее для вёльвы чуть больше лет жизни, чем той было отведено. Матерь сейда всегда прислушивалась к волкам, ибо пускай в них не течет ее кровь, но течет грудное молоко, коим она когда-то вскормила стаю первых щенков.
Прямо сейчас волки тоже пели, — пели о нас с Тесеей, летящих в пропасть, — и казалось, что их там, внизу в бездонной темноте, собралась целая свора. Тесея пронзительно кричала им в унисон, в то время как я сама не могла издать ни звука, даже когда пыталась. Воздух, еще пахнущий вязовым лесом, который мы стремительно покидали, закупорил горло и легкие. Я молча падала в бесконечную червоточину, соединяющую мир людской с миром божественным, не видя ничего, кроме кладки из тусклых камней, которыми был вымощен колодец изнутри. Боясь, что Тесея случайно проедется по ним лицом, я схватилась за ее плечи и, сгребя ту в охапку, перевернулась в воздухе, меняясь с Тесеей местами, чтобы она оказалась сверху. Так, если приземление выйдет жестким, я смягчу его собой. В конце концов, дети никогда не должны страдать по вине безответственных взрослых.
— Держись за меня, Тесея!
Сложно сказать, сколько времени мы падали, но в какой-то момент волчий вой, эхом отражающийся от стен колодца, вдруг начал утихать. Снова послышалось мерное журчание воды — обманчивое, взвывающее к любопытству, которое и заманило нас в ловушку. Я едва успела сгруппироваться, прижав к себе Тесею, когда темноту вокруг растопил зернистый свет, и колодец наконец-то выплюнул нас. Мы покатились по траве, такой упругой и пушистой, что та наверняка спасла нас от множества переломов, и остановились где-то поблизости, приложившись спиной о кочки. Компас Ллеу у меня в кармане хрустнул.
— Тесея! Ты в порядке?!
Ее хангерок перекрутился и разошелся по шву, видимо, зацепившись за острые камни, когда я пыталась вытянуть ее из колодца за ноги. Даже один кожаный башмак слетел и валялся рядом, как и прялка с сотканным волчонком, чудом не воткнувшаяся в кого-то из нас во время воздушных кувырканий. Опасаясь ран видимых и невидимых, я тщательно проверила Тесею на их наличие, перекатившись на колени и усадив ее перед собой. Сначала осмотрела бледное лицо с круглыми, как блюдца, глазами, затем трясущиеся руки, отчаянно хлопающие меня по плечу, после чего перешла к лодыжкам с отпечатками моих пальцев, наливающимися синевой.
— Здесь болит? — спросила я, когда Тесея стукнула меня по плечу в очередной раз. — Где? Не тут? Покажи мне. Что такое?
Она затрясла головой. Смоляные косы расплелись и рассыпались по сгорбленным плечам, когда Тесея вытянула указательный палец мне за спину и замычала:
— В... В...
Раздался гулкий вой.
Там, прямо за колодцем, неподалеку от которого мы сидели, возвышался волк. Белоснежный, как жемчуг, только выловленный с морского дна, и такой здоровый, что мог бы в одиночку завалить мерина, будучи и в холке ростом почти с него. Его золотые глаза отражались и множились в серых камня колодцах, что здесь, по эту сторону луны, были безупречно гладкими, как зеркала. Из-за этого казалось, что на нас смотрит не один дикий зверь, а сразу десяток.
— Тесея, назад!
Волк обошел колодец и приблизился к нам. Уши с красными кисточками навострились и прижались к затылку, а следом показались молочного цвета клыки с собранной на языке слюной. Лапы волка же были такими массивными, что буквально вспахали землю, оставляя на земле борозды настолько глубокие, что в них можно было сразу закладывать и сеять семена.
Я подползла поближе к Тесее, загораживая ее собой. Кем или чем ни являлся этот волк на самом деле, он явно не был настроен к нам дружелюбно. Потому я ударила правым наручем по колену, выпуская клинок из нейманской стали, а левую руку, костяную, выставила перед собой щитом, как учил меня Солярис на тренировках. Даже если волк вонзится в нее, ни крови, ни боли я не почувствую. Кто бы подумал, что это пригодится мне в мире, куда попадают только после смерти, дабы обрести покой? Быть может, потому волк и злится, что мы не должны быть здесь?
— Кыш! — воскликнула я, замахиваясь нарочито грозно, хотя у самой поджилки тряслись от одного лишь взгляда на хищный оскал. — Вон! Пошел, пошел вон!
— Ишь, как не нравишься ты ей! На моей памяти она лишь трижды так рычала, и все три раза тому виной был один и тот же человек. Неужто нашелся кто-то, кто способен переплюнуть прошлого врага волков?
Глумливый женский голос, раздавшийся с другой стороны, застиг меня врасплох. Я так растерялась, что какое-то время не знала, куда смотреть — то ли на его обладательницу, появившуюся из ниоткуда, то ли на раскрытую пасть зверя, откуда рвалось предупреждающее гудение. Не убирая вытянутого клинка, я все же уселась полубоком, чтобы видеть одним краем глаза волка, — точнее, волчицу, — а другим вёльву с рябиновым посохом в руке, навершием которому служил не то коровий, не то козлиный череп, выеденный желтизной и обмотанный пряжей. Его рога образовывали вилы, и сидел на них нахохлившийся ворон, тоже белый, как снег.
— Хагалаз? — выдохнула я изумленно.
Несмотря на то, что сид также называли Страной Вечной Юности, молодость стоящей рядом женщины давно миновала. Фигура немного поплывшая, но все еще округлая, растрепанные волосы с птичьими косточками в волосах, такие темные, будто кто-то опрокинул банку чернил. С груди ее свисал моток абрикосового шелка, похожий на платок с традиционным орнаментом Ши в форме песочных часов и стрел, а длинная юбка с поясом из кварцевых бусин волочилась по земле на уровне грязных босых ступней. И они, и все остальное тело женщины были исписаны рунами, но все как одна перевернутые, несущие лишь раздор и бедствие. Заостренное лицо тоже покрывала краска — белая, обводящая по контуру сплошь черные глаза, похожие на дно того колодца, в который мы упали. Сплошь черный зрачок и никаких белков.
Нет... Пускай эта женщина и выглядела один в один как Хагалаз, но это определенно была не она. Вот только поняла я это слишком поздно.
— Хагалаз?! — переспросила жензина таким же каркающим голосом, каким раскричался ее ворон в ответ, вспорхнув с навершия и пересев той на плечо. Ноздри вёльвы раздулись, горло дернулось, будто я сказала нечто неприличное, и прямо перед моим лицом брызнула вязкая слюна. — Ты назвала меня Хагалаз?! Как смеешь, поганка мелкая! Мы с ней совсем не похожи. Меня зовут Дагаз!