Кристальный пик
Шрифт:
— Это и есть аметистовый сад? — спросила Мелихор шепотом, и я сглотнула тревожную мысль, что если это и впрямь так, то никакой Кристальный Пик нам не найти. — Другой путь поищем? В обход?
Сол фыркнул, злясь на упрямство леса и предложение сестры, отломил от него небольшой сук и, очистив тот от листьев, поднес к губам.
Глубокий вдох. Медленный выдох.
Его дыхание должно было раскалиться, но осталось хладным, как зимний ветер, гуляющий на вершинах Меловых гор. Из груди Соляриса не вырвалось ни искры, как будто в нем совсем не осталось драконьего пламени.
— Не выходит, — подытожил он, швырнув сук на землю и растоптав его ногой. Лицо его посерело, выдавая тот ужас, коим аукнулась в нем внезапная беспомощность, к которой Сол не привык. — Ни огня, ни зрения,
— И как нам через лес тогда пройти, если ни зги не видно? — спросил Кочевник и взвесил в руке топор. — Может, повалим его, а?
— Весь лес рубить собрался, дурень?! — вскрикнула Мелихор.
— А у есть другие идеи?
К счастью, у меня они все-таки были. Я взглянула на разнервничавшуюся Тесею, принявшуюся растягивать между пальцами моток пряжи, как паутину, и заплетать на ней новые узелки, чтобы успокоиться. То, как ловко двигались ее худые грязные руки, напомнило мне, что все вёльвы были обычными женщинами. У них не было ни драконьего пламени, ни светящихся во тьме глаз или крыльев, но зато было недюжинное трудолюбие и стремление к тайным познаниям о не-жизни и не-смерти. Они всегда находили выход, используя для этого то, что было под рукой — свой голос, травы и веретено. В этой простоте и заключался сейд. Возможно, в ней заключался и сид, ведь именно отсюда сейд снизошел к людям.
Я ощупала свой бронзовый наруч, затем внешние и внутренние карманы, пока не нашла маленькое кованое кресало, которое так и не переложила в мешок после ночлега на болотах. Покрытое гравировкой рунической вязи, оно разжигало огонь меньше, чем за секунду, если трижды щелкнуть ногтем по руне Феху на его основании. Помня наставления Гектора об осторожности, я отвела руку подальше от своего лица и сделала, как он учил.
Щелк. Щелк. Щелк.
— Горит, — вздохнул с облегчением Кочевник и повесил топор обратно на пояс. — Что же, рубка леса отменяется. Давайте его сожжем!
Я подобралась к фиалковым деревьям, но вовсе не для того, чтобы подпалить их, как надеялся Кочевник, а чтобы узреть, переборет ли свет тьму в этот раз. Пламя, играющее на острие кресала и лижущее мне кончики пальцев, заколыхалось и почти угасло, стоило мне зайти за кромку. Тени будто и впрямь душили его, но кое-что мне осветить все же удалось: покров из аметистовых цветов с лепестками острыми, как стекло. Воздух, которым тянуло от них, пах чем-то гнилистым и приторным, как свежие сливы в скисшем молоке.
— «Я буду ждать тебя на Кристальном пике», — повторила я шепотом последние слова Совиного Принца. — «У аметистовых садов, где гниёт любовь богов среди цветов». Да, это он и есть — аметистовый сад. И Дагаз тоже была права: сейчас нам через него не перейти. Нужно вернуться.
— Куда? — нахмурился Солярис.
— К тыквам.
Сол сложил руки на груди, всем своим видом требуя более внятных объяснений, но его мнение уже не имело значения. Мелихор, только заслышав про полюбившиеся ей тыквы, издала короткое урчание от восторга, схватила Тесею под руку и помчалась по волчьей тропе в обратную сторону. Когда мы наконец-то догнали ее, та уже радостно перерезала корешки тыкв когтями и, барабаня по оранжевой корке пальцами, нагромождала старую телегу теми, которые издавали при постукивании самый звонкий звук. Телега, правда, едва держалась на одном колесе, поломанная, и кренилась в бок, грозясь перевернуться. Пришлось попросить Мелихор не жадничать и не хватать все тыквы подряд, ибо нам нужно было лишь пять из них. Выбрав не очень крупные, но с длинными и закрученными корешками, чтобы их было удобно нести в руке, я подобрала подол туники и уселась на подстилку из сена, вытряхнутого из телеги.
— Что ты делаешь? — спросил Солярис, нависнув надо мной.
— Вырезаю тыкву.
— А?
Стукнув наручем о землю, я выпустила клинок и вонзила его в тыкву, предварительно зафиксирув ту у себя между коленей. Несмотря на то, что нейманская сталь считалась самой острой в Круге, она с трудом пробила толстую оранжевую кожуру. Рельеф той навивал мне мысли о морских раковинах, какие мы с Матти часто собирали на берегу Изумрудного моря в детстве, когда штормы месяца китов выбрасывали на берег подводные сокровища и древние кости. Однако внутри тыква оказалась неестественно сочной и вязкой, как хурма, и действительно пахла душистыми пряностями. Начинка резалась куда легче, чем оболочка. Я принялась тщательно выскребать ее клинком через небольшие отверстия, проделанные в корке, которым придала форму глаз и улыбающегося рта.
— Помнишь легенду о том, как Дейрдре вернула королю Талиесину его мертворожденного сына? — промычала я, увлеченная процессом. — Он так грезил о наследнике, а тот взял и умер еще в утробе... Будучи полусидом, Дейрдре единственная могла беспрепятственно посещать два мира — Подлунный и Надлунный. Потому она лично явилась в Тир-на-Ног, чтобы помочь старому другу. И знаешь, как она вернула душу сына Талиесина? Она украла ее. Ради этого ей пришлось устроить на Вечном пиру переполох... Дейрдре бросила вызов павшим героям и живущим там сидам, взяв со стола яблоко и заявив, что никто из присутствующих не сможет разрезать его на четыре части. Пока все спорили и дрались за возможность доказать обратное, Дейрдре взяла младенца и сбежала с ним в человеческий мир.
— И к чему ты это рассказываешь? — Солярис наклонил голову в бок, глядя на меня так испытующе, как будто я могла дать ему лишь два ответа — правильный и неправильный. А какой будет правильным зависит исключительно от того, понравится ли он ему.
— К тому, что в божественном мире, как и в сказках, буквальность и метафора — две стороны одной медали, — принялась терпеливо объяснять Солярису я, заметив краем глаза, как Тесея стащила у Кочевника ножик из пояса, забрала у Мелихор самую маленькую тыкву и, сев рядом, принялась повторять за мной. — Дагаз делает из человеческих голов свечи, так? Чтобы осветить себе путь, как она сказала. А разве тыквы на головы не похожи? Будь мы героями сказок, в этом бы и заключалась разгадка того темного леса. Вот я и решила попробовать. Авось сработает. А если нет... Пожарим и съедим их на ужин.
Я пожала плечами и невинно улыбнулась в ответ на вымученный стон Сола, с которым он вытащил из телеги тыкву и плюхнулся с ней на землю. Взгляд его, брошенный искоса, явно выражал сомнения в моем здравомыслии, но, тем не менее, Сол все равно доверился мне. Обнажил блестящие черные когти и вонзил их в оранжевую кожуру, принявшись вырезать из тыквы подсвечник пальцами.
— Так сойдет? — спросил Кочевник, являя нам половину тыквы, обкромсанную топором со всех сторон и в таких зияющих дырах, что было даже непонятно, где там держаться свечке. — Я старался!
Тесея утешительно похлопала его по спине, прежде чем скромно показать нам свою работу. Ее тыквенный подсвечник походил на короб, в котором высокородные господа хранили роскошные ткани: ажурный и с аккуратными окошками по бокам, расположенные веером. Даже не верилось, что для этого Тесее понадобилось всего лишь веретено. Причем управилась она настолько быстро, что даже успела помочь с тыквой Мелихор, которая не придумала ничего лучше, чем выгрызать мякоть прямо зубами и проглатывать ее.
Спустя час перед нами на телеге лежало пять готовых тыквенных подсвечников. Вот только кресало с огнем по-прежнему оставалось одно... Благо, оказалось, что, деревья, растущие в сиде, изнутри мало чем отличались от земных: стволы самых молодых и тонких выстилало мягкое лыко, которое Кочевник легко настругал нам топором. Оттуда же, из оставленным им прорезей, натекло доброе ведро смолы, которую мы забили внутрь найденных шишек, продев раскатанное камнем лыко внутрь, как фитиль. Вложив в каждую тыкву по одной такой шишке, я чиркнула по ним крисалом, заставляя те воспламениться. Благодаря смоле огонь горел долго и мерно — не угасал, но и не сжигал тыкву изнутри. Огонь выстоял даже под дыханием аметистового сада, к которому я поднесла смастеренный подсвечник на вытянутой руке, первой перешагнув через кромку к маслянистым теням. От приближения тыквенного пламени те съежились, расползлись в стороны, как змеи, и открыли нашему взору множество фиалковых древ, а вместе с тем и след волчьих лап, идущий далеко за них.