Кристальный пик
Шрифт:
— Правду люди говорят, — кивнула Госпожа. — Те, кого я дщерями зову, не дщери мне вовсе. Из земли и природы они появились, а не из меня. Хагалаз, которая так рассказывать о тебе любит, создана из леса, который вы Рубиновым ныне зовете. А Дагаз... Ох, не следовало мне в болота жизнь вдыхать! Как привыкла она все в себя затягивать, будучи трясиной, так в себя все тянет и имея плоть. Иных детей у меня нет. Таков мой алог.
— Алог?
На Кристальном пике пахло зефиром, словно где-то горел огонь, над которым он плавился, и дикой мятой, какая росла в горах Керидвена и которую везли торговцы пачками, ибо с ней не было чая душистее и вкуснее. Этот дивный
— Мои дети — волки лесные, вскормленные моим грудным молоком, — повторила она слово в слово. — Но мало кто из смертных задумывается, откуда же взяться такому количеству молока. Чтобы оно появилось, дитя в чреве носить нужно... Носить и родить. Или потерять, — И, замолчав, Госпожа снова пропустила шерсть между пальцами. Я поняла слишком поздно: этот жест успокаивает ее и не дает звону, прорезающемуся в ее голосе, обратиться плачем. — Алог — проклятие сида, произнесенное другим сидом.
— Таково было ваше наказание за помощь людям?! — поняла я с ужасом. — А Совиный Принц, Кроличья Невеста, Медвежий Страж... Они что... Тоже прокляты?
Госпожа замолчала на какое-то время, видимо, размышляя, стоит мне рассказывать или нет. В конце концов она махнула рукой, — буквально, отпустив свою волчицу вперед догонять Дагаз, вскарабкавшуюся куда-то на деревья, — и принялась перечислять:
— Мой алог — детей не иметь, щенками довольствоваться да смотреть, как другие женщины зачинают, чтобы только тоской изводиться. Алогом Невесты была вечная юность, повзрослеть она не могла, сколько веков бы ни минуло. Медвежий Страж обязан шкуру носить и пищу иную вкушать не может, кроме мяса сырого, потому и от последователей своих того же просит. А Совиный Принц...
— Что он? Какой у него алог? — поторопила Госпожу я, не удержав в узде любопытство.
— Язык не повернется алогом это назвать, ибо ему что дар, что проклятье — он всему рад! Крыльями его наградили, потому что думали, что он уродства не вынесет. А дурень этот лишь сильнее возгордился! Никакие наказания ему ни по чем. Все беды, как с гуся вода. Вот, что непомерная любовь к себе делает!
— А то, что он стихами извечно говорит? Это тоже часть алога?
— Нет, это потому что он выскочка хвастливый.
— А что же ваши маски?
Госпожа обратила на меня ее взор и, судя по звуку, ухмыльнулась.
— Тоже нет. Это семейные скрепы. Обещание единства.
Мне захотелось и об этом ее расспросить, но я сдержалась, решив, что и так позволила себе слишком многое. Сразу начинать с чего-то вроде «Освободите моего возлюбленного от проклятия, пожалуйста» мне показалось неприличным, как и с «А вы случайно не знаете, как нам мир спасти?», потому я решила действовать последовательно, но, кажется, увлеклась.
— Кроличья Невеста, — осознала вдруг я, резко остановившись. Шаги остальных, плетущихся позади, были почти не слышны, настолько сильно мы от них оторвались. — Вы только о ней в прошедшем времени сказали. Значит, знаете, что она умерла.
— Разумеется, знаю.
— Тогда почему же ничего не сделаете с тем, кто ее убил?
Я не хотела, чтобы это прозвучало упреком, но именно он это и был. Ведь пока земля наша людская черствела и гибла, пока люди целыми семьями исчезали в тумане, только я и мой отец изводились в попытках все исправить. Однако жители Круга молились о спасении вовсе не нам, а богам; богам, которые ни разу не внемли им, а продолжали сажать тыквы и цветы в своих садах. Лишь Совиному Принцу было не все равно, но даже он бездействовал, ограничиваясь размытыми подсказками и предсказаниями, но никогда не вмешиваясь в ход вещей. Я догадывалась, — надеялась, — что у него есть на то свои причины, и что неверно судить о божественном по-человечески. Но теперь, когда беды затронули самих богов, их бездействие уж точно было вздором.
Волчья Госпожа остановилась, и мне показалось, что вместе с ней остановился ветер, несущий золоченные листья за нами попятам.
— Сколько богов, по вашим поверьям, пришло на выручку людям, когда землей правил Дикий? — спросила она, не оборачиваясь, но я все равно почувствовала себя так, будто стояла под натянутой тетивой.
— Четверо.
— Четверо пришли, — подтвердила Госпожа. — Четверо ушли. И лишь четверо могут прийти вновь. Нас должно быть ровно столько, чтобы покинуть сид, ибо мы повязали Дикого, потому повязаны друг с другом, — И она постучала ногтем по резьбе своей маски, такой тонкой и искусной, что можно было пересчитать каждую изображенную на ней шерстинку. — Вы, люди, считаете нас своими богами, но мы не боги — мы сиды. И у нас тоже есть закон. Однажды мы уже преступили его ради вас, но это не значит, что мы обязаны делать это снова. Думаете, построили нам неметоны, эти пустые хладные склепы из нефрита, отсыпали клубники в миски, как собакам, и можете когда угодно просить нас судьбу менять?
— Но вы же Матерь сейда... — прошептала я пересохшими губами, и Госпожа дернула плечом.
— Не зови меня Матерью. И хватит так благоговеть передо мной! Ты хоть знаешь, что я сделала?.. Это ведь я не позволила Совиному Принцу остановить Рок Солнца. Это я отказалась покидать сид ради вас, а потому его не смогли покинуть остальные. Это я виновата в том, что пострадала Кроличья Невеста.
И, оттолкнувшись своим посохом о землю, Волчья Госпожа пошла вперед, оставив меня, растерянную, позади.
Она так и не повернулась ко мне, пока говорила, и вместе с ее дребезжащим под маской голосом это окончательно убедило меня в том, что на самом деле Госпожа совсем не злится. Нет, то была вина, признание своего проступка. Но, быть может, люди и впрямь заслужили равнодушие богов после того, что те потеряли из-за нас?
«Мы не боги — мы сиды». Даже когда мы продолжили молча идти друг за дружкой, эти ее слова звенели у меня в ушах погребальным боем. Все мои претензии, все чаяния, все надежды развеяло тем самым ветром, что снова поднялся, всколыхнув белую шерсть волчицы и рыжие косы Госпожи, прежде чем понести ее дальше по дорожке из золоченных листьев. Значит, я верно поступала, что никогда не уповала на богов. Сначала эта мысль откликнулась внутри досадой, даже ужасом, но затем все улеглось. Ведь ничего, — ничего! — не изменилось. Люди ни раз справлялись с бедствиями сами, а мы с Солярисом и вовсе были вместе лишь благодаря им. Сумели обойтись без божественной подмоги в первый раз, сумеем обойтись и во второй.
Поняв, что на сим мой разговор с Волчьей Госпожой окончен, я замедлилась и наконец-то дождалась Соляриса. тот послушно соблюдал запрет не вмешиваться и не позволял Кочевнику с Мелихор снова сцепиться, внимательно следя, чтобы те шли на двадцать, а то и тридцать шагов друг от друга. К тому моменту мы, оказывается, почти полностью преодолели Кристальный пик, покуда уже через десять минут раздалось:
— Открывай, господин совиный! Волчья Госпожа к тебе пришла! Ну же, открывай! Оглох что ли?!