Кристальный пик
Шрифт:
Верещание Дагаз наверняка слышал весь лес, поэтому было маловероятно, что Принц мог ее не услышать. Тем более, что священная обитель его оказалась вовсе не такой громадной, как я себе представляла. Действительно совиный дом — и не замок, и не гнездо, но все равно сказочное диво.
Дом стоял на самой вышине средь хрустальных деревьев, растущих полукругом, и листья на них, в отличие от деревьев прочих, росли не прозрачные, а золотые. Точь-в-точь такие же, какие летели по ветру и выстилали Госпоже дорогу, а теперь же собрались охапкой у порога, как ковер. Ими было засыпано все крыльцо, прямо сквозь которое росли еще деревья, поддерживая конструкцию дома подобно колоннам. А в поддержке этой она нуждалась еще как, ведь была очень, — очень! — высокой, не меньше семи этажей. Стояли они друг на друге неровно, а как ящики, неуклюже нагроможденные на морском причале; второй этаж съехал куда-то
Дом был несимметричным, косым, но при этом завораживающе прекрасным. Усыпанный разноцветными мозаиками, он сверкал, как королевская сокровищница, а окон в нем, разных форм и размеров, насчитывалось столько, что, казалось, в некоторых частях дома совсем нет стен. Обитель Принца словно вобрала в себя сразу все его ипостаси — мудрец, вдохновитель, поэт, покровитель убийц. Черное дерево, стекло и драгоценности.
— Открывай, пернатый господин!
Дагаз первой запрыгнула на овальное, как сплющенная монета, крыльцо, и принялась барабанить по двери рогатым черепом на своем посохе, пока ее ворон, усевшись на подоконник, пристукивал клювом по витражу. Но ни через минуту, ни через пять, ни через десять, как они ни старались, никто нам так и не открыл.
— Это мы что же, столько дней ползли в эту тараканью срань, чтобы Совиного Принца дома не оказалось?! — возмутился Кочевник, буквально сняв у меня с языка слова, которые я никогда бы не решилась озвучить.
Его голова, выбритая по бокам, блестела от пота, а тонкая косичка под шеей расплелась и растеряла все бусины, которые Тесея старательно вплетала в них на прошлом ночлеге. Сама Тесея, впрочем, выглядела и того хуже — еле держалась на ногах от усталости, покачиваясь, как и Мелихор, усевшаяся прямо на землю в ворох позолоченных листьев. Лишь Солярис держался степенно: только сложил руки на груди и многозначительно приподнял правую бровь, нетерпеливо притоптывая. За всю дорогу через Кристальный Пик он не проронил ни слова, однако тело тоже выдавало его: волосы лежали в беспорядке, губы потрескались, а золотые глаза потускнели, кажущиеся оранжевыми из-за лиловых теней, пролегших под ними.
— Хм, — Волчья Госпожа подошла к двери, и Дагаз тут же уступила ей место, склонив голову низко-низко. Вот только стучать Госпожа не стала: просто подтолкнула дверь своим посохом, и та тут же открылась нараспашку, впуская внутрь вихрь из листов и выпуская спертый воздух с запахом кожаных переплетов, чабрецового чая и сухой древесины. — Похоже, Принца и впрямь нет дома. Но, кажется, причина на то весомая.
Госпожа скрылась внутри следом за своей волчицей, едва протиснувшейся в двери, и мы по очереди вошли тоже. Так же по очереди каждый из нас и вздохнул, потрясенный тем погромом, что здесь царил. Стулья, обтянутые красным бархатом, лежали перевернутые, со сломанными ножками и погнутыми спинками. Обеденный стол же и вовсе был расколот пополам, опрокинутый на бок в углу средь осколков глиняной посуды, с которых на деревянные половицы еще капал остывший чай. Чуть дальше пол покрывал тонкий слой размазанного воска — кто-то разбросал свечи с полок и держателей, и удивительно, как те ничего не подожгли. Благо, верхние этажи беспорядок не затронул: нужно было лишь задрать голову, чтобы увидеть их все, ибо потолков в доме не было вовсе, как и деления на комнаты. Дом представлял собой единое пространство, как огромный и высокий Медовый зал. Всюду стены подпирали книжные шкафы, забитые фолиантами, но нигде не было ни лестницы, ни даже маленькой табуретки, чтобы встать и дотянуться до них.
Впрочем, оно и понятно: зачем лестницы тому, у кого есть крылья?
— Так вот, чего в сиде так пусто стало... — проговорила Госпожа, поднимая свечи одну за другой, берясь пальцами прямо рядом с фитилями, но не обжигаясь. — Вы никого не повстречали на пути к саду, я права? Значит, опять распоясался.
— О чем вы? — нахмурился Солярис, но Госпожа только покачала головой и поставила пару устеленных мехами кресел на место, поддев их набалдашником посоха, словно те ничего для нее не весели.
— Все в порядке, не тревожьтесь, — заверила она нас. — Принц скоро вернется. Подождем его здесь. А ты, хвостатая расхитительница грядок, — И Госпожа вдруг ткнула тем же набалдашником в округлившую глаза Мелихор. — Готовить умеешь? Там печка есть и мешок яблок с сахаром, которые Принц у меня в Вечном Лете сорвал да извиниться забыл. Ты тоже целых три тыквы моих погрызла, я знаю, так что отрабатывать тебе за двоих!
Мелихор, так и не вытеревшая со рта засохший оранжевый сок, резко изменилась в лице. Но ни ее одну Госпожа припахала к работе: Кочевнику она повелела всю мебель по местам расставить, а Солярису — раздуть огонь в камине, подле которого вытянулась ее волчица, предварительно вытряхнув из шерсти золотые листочки. Тот покосился на животное с опаской, — как косился на каждую встречную собаку в Столице, будь то хоть старая бродяга кузнеца, хоть подаренный мне щенок, — но перед Госпожой лицо все же сохранил. Угли в камине еще тлели — Солярис сообщил об этом, ткнув в них когтем, словно хотел обнадежить меня, застывшую посреди дома в растерянности.
И ради этого мы шли сюда? Ради этого я подвергла опасности всех своих друзей и оставила родной дом прозябать в войне и Увядании?
— Так и будешь над душою стоять? — обратилась ко мне Госпожа, выдернув из мыслей. Она уже сидела в одном из кресел, что немного покачивалось, сломанное, но уцелело больше остальных. — Коль не нужен тебе отдых, поди и принеси, чем горло промочить можно. Вон там у Принца запасы есть... Самое время отомстить ему за мои яблочки!
Госпожа указала рукой налево, и, не смея возразить, я налево и пошла. Дом не имел отдельных комнат, представляя собой единое пространство, разделенное ширмами подобно хижине Хагалаз. И там, за одной из них, расписанной на манер драконьих фресок (кажется, то был портрет самого Принца, парящего над лесом), оказался целый склад.
Если чего-то в доме Совиного Принца и было так же много, как книг с фолиантами, так это вин. Какие только сосуды не хранились на его пыльных стеллажах! И дорогие бутыли из зеленого стекла, какое могли позволить себе лишь короли да знать, и глиняные кувшины из древности, и деревянные бочонки, и даже самые простые ритоны, чье горлышко было запаяно воском — так в погребе хранили домашние вина крестьяне. Каждый сосуд имел этикетку из кованого металла, похожую на брошь: «Солнечное пламя» — облепиха и белый виноград; «Слезы брошенной невесты» — гранат со сливой и черемухой; «Полуденная смерть» — груша, горькая полынь и лимонная мелисса.
Последняя бутыль, несмотря на свое мрачное название, выглядела весьма безобидно, наполненная весенне-желтым содержимым, которое слегка пузырилось у самого горлышка, будто успело забродить. Стоило мне задержать на нем взгляд, как Госпожа сказала:
— В последний раз мы пили его, когда праздновали победу над Керидвен. Неси сюда!
Я кивнула и, привстав на носочки, осторожно сняла бутыль с верхней полки двумя руками.
Последнее время мы с Солярисом только и делали, что шли куда-то. Шли, шли, снова шли... Этот поход казался нескончаемым, ведь сколько бы шагов мы не делали к нашей цели, ровно на столько же шагов эта цель упрямо отдалялась от нас. С каждым днем она становилась все более призрачной, неуловимой, как флер от можжевелового масла на коже высокородных господ. И если сначала во мне копилось разочарование, отчаяние и ужас, что этому никогда не будет конца, то теперь же все, что я чувствовала — это смирение. Потому я и села в кресло подле Волчьей Госпожи, когда Солярис по ее просьбе раздобыл нам медные кубки, откупорил когтем бутыль и наполнил их. Сам он пить наотрез отказался, но мне мешать не стал. Нуждающаяся в забвении, я приглушила свой кубок даже раньше Кочевника, подорвавшегося к нашему столу еще при первом намеке на запах спирта. На вкус оно оказалось вовсе не таким горьким, как было написано на этикетке. Скорее, оно было... сложным. Травянистое и раскрывающееся на языке постепенно — все начиналось с разъедающей кислоты, а заканчивалось карамелью и сливками.
Ах, если бы у смерти и впрямь был такой вкус, а не вкус крови...
— Не пей много. Ты давно не ела, — предупредил меня Солярис с подоконника, на который уселся, и забавы ради я демонстративно сделала еще глоток под его раздраженное «Тц-ц!».
Уже через полчаса дом, чужой и беспорядочный, наполнился жизнью. Или же, быть может, ожила я сама, быстро опьянев на голодный желудок, как и предупреждал Сол. Поблизости не было постели, но зато был гамак из древесной коры, подвешенный у окна за ветви, что торчали прямо из него вовнутрь дома. Я хотела забраться в него и уснуть мертвым сном, но уступила Тесее, которая, сиганув в гамак с разбега, тут же засмеялась и раскинула руки, как крылья, раскачиваясь, пока брат ее ворчал и все еще прибирал разгром. Солярис же отправился на подмогу Мелихор, когда от печи, спрятанной за ширмой вместе с поставцом, потянуло гарью: она утрамбовала яблоки в чугунок, вспорола их когтями, проделав лунки, и насыпала туда такую щедрую горсть сахара, что то, плавясь, вытек на дно формы и мгновенно закипел.