Кристальный пик
Шрифт:
Тесея кивнула опять, но уже не стыдливо, а облегченно. Значит, я права. Значит, и впрямь не люди избирают богов, а они избирают людей.
— Боги не умирают в привычном понимании этих слов, но жить перестают, — произнесла Волчья Госпожа то же, что сказала мне Хагалаз когда-то, и прошла к камину в дальней части комнаты, где мерно трещал невысокий красно-синий огонь. Остановившись возле, Госпожа оперлась одной рукой на свой посох, а другую свесила вниз, к грудине подошедшей волчицы, так высоко задравшей к хозяйке голову, что они почти сравнялись в росте. — От людей после смерти кости остаются, а от сидов — лишь их вещи, которые вы, люди, называете реликвиями. Еще давно мы вчетвером дали друг другу гейсы не
Кочевник демонстративно выдернул из скамьи топор, явно собираясь поспорить с этим, но тут Госпожа вдруг погладила свою волчицу по морде и буквально сунула руку в ее открывшуюся пасть. Волчица послушно укусила, потянула... И ткань плаща порвалась с характерным треском. Из рукава Госпожи вылезли шерстяные нити, которые она, ухватив пальцами, начала мотать на кулак, пока не намотала целый пучок добротной пряжи. Вёльвы часто пели во время прядения и ткачества, даже когда не взывали к сейду, однако песнь Волчьей Госпожи, которую она вдруг завела тихо-тихо, принявшись повязывать пряжу на навершие-веретено своего посоха, была особенной. Она рассказывала об охотнике на лисах, выслеживающим черную лисицу много лет кряду, успевшую постареть вместе с ним до того, как ему все-таки удалось загнать ее в силок. И слова, и история казались совершенно обычными, но голос Госпожи зачаровывал. Он менялся от ноты к ноте, расслаивался под маской и звучал эхом, отчего казалось, будто ее устами поют сразу все вёльвы мира, и мертвые и живые.
Обычный шепот превратился в хор, и Госпожа понесла свою песнь по всем углам комнаты, проходясь от одной части совиного дома к другой. Следом за ней тянулась нить: пересекая центр комнаты, Госпожа будто нечаянно обронила ее на ковер. Та разрезала его на две равные половины, образовав невидимую границу. Тот самый капкан, в которую загнал охотник хитрую лису.
— Пусть Тесея наденет маску и сядет здесь, — велела Госпожа, притопнув ногой рядом с нитью по ту ее сторону, что была ближе к очагу, а не к входной двери. — Все остальные должны отойти подальше и помалкивать. Стойте недвижно и не лезьте мне под руку.
— Вы что же, из моей сестры собрались сотворить новую Невесту?! — встрепенулся Кочевник, кажется, только сейчас в полной мере осознав ее замысел. До этого он внимал песне Госпожи с затаенным дыханием и широко распахнутыми глазами, как и мы все, не устояв перед очарованием женского могущества, несмотря на все предрассудки и страхи. Однако как бы он не вздумал бодаться с ней теперь, было уже поздно: Тесея выбралась из гамака еще на середине песнопений и выскользнула из-за спины брата совсем бесшумно. Когда он опомнился, она уже стояла посреди комнаты там, где велела стоять Госпожа, и лицо ее куксилось, выражая сомнения, пока не скрылось за кроличьей маской.
Кочевник успел лишь воскликнуть не то в ужасе, не то в гневе:
— Тесея, а ну сними!
Но она только плотно прижала маску к лицу, а затем медленно опустила руки, показывая, что та сама приклеилась к ее коже, будто была создана для нее. Несмотря на то, что Тесея от этого ничуть не переменилась, — за спиной все так же вились смолянистые косы, а синее платьице, порванное о кладку колодца, едва прикрывало ссадины на ногах, — мне вдруг показалось, что в совиный дом пришла весна. Я почувствовала сладость полевых цветов, кожей ощутила дуновение теплого ветра в месяц нектара и услышала призрачное пение пастушьей флейты из тростника, зовущее прогуляться вдоль степей, где зреет первая морошка. И это была вовсе не иллюзия: Солярис, на всякий случай держась поближе к оторопевшему Кочевнику, тоже оглянулся по сторонам, ища источник музыки, а Мелихор повела по воздуху носом и возбужденно облизнулась.
Тесея все еще не была божеством и никогда бы не смогла им стать, но она позволила отголоску Невесты проявиться, и маска ее, с острыми вертикальными ушами и миниатюрной мордочкой, заканчивающейся над верхней губой, снова засверкала златом.
Однако за этим ничего больше не последовало.
— Что именно должно произойти? Совиный Принц явится, так? — уточнил Солярис неуверенно, когда все простояли в тишине одну минуту, две, три, а Тесея уже начала переступать с ноги на ногу, порядком утомленная своей новой ролью и всеобщим напряжением.
Волчья Госпожа вздохнула. Все это время она перебирала пряжу обеими руками, мыча что-то под маской на тот же песенный мотив, и, когда терпение Кочевника лопнуло, и тот резко подался к сестре, она все-таки ответила Солу:
— Нет, не Принц.
Где-то вдалеке затряслись кристальные деревья, складываясь пополам с оглушительным звоном, с каким бьется посуда и стекло.
Раздался звон, с которым где-то вдалеке стали ломаться кристальные древа.
— Что это? — навострилась Мелихор, резво сунувшись к окну и присев за его рамой, отчего она снова напомнила мне маленького любопытного зверька, высовывающегося из своей норы. — Эй, кажется, там кто-то идет по лесу... Разве совы бывают такими громкими и неуклюжими? Или это...
Оставалось лишь одно божество, которое могло нагрянуть в совиный дом помимо его владельца. Божество это было слишком далеким для меня и чуждым, а потому я даже представить себе не могла, на что будет похожа встреча с ним. Как и Принц, он сочетал в себе несочетаемое — война и надежда, наказание и милосердие, кровь и мед. Истинный предводитель всех хирдов земных и защитник бедняков, юродивых, прокаженных. Двойной, как обоюдосторонний меч. Прародитель воинской ярости и первый берсерк, одаривающий своим благословением всех, кто в этой ярости нуждается, но преисполнен благими целями. Он жаждал видеть на своих алтарях сырое мясо, точно лесной зверь, и носил на голом теле шкуру одного из них.
— Медвежий Страж, — прошептал Кочевник, впервые поняв что-то раньше, чем поняли все остальные.
— Я же велела на месте стоять, глупец! — крикнула ему Госпожа, и Солярис подался вперед, надеясь остановить Кочевника до того, как тот, просияв, окажется у входной двери и отворит ее Стражу настежь.
— День, который должен был настать после моей смерти, настал при жизни! — загоготал он, очутившись на пороге в мгновение ока и вскинув над головой топор, как знамя. — Отец мой духовный, наставник и господин! Я следовал его пути с пяти лет, когда впервые подбил воробья, кинув камень, и принес матери ожерелье из перьев. Благодать медвежья и медвежье признание — это все, о чем я мечтал. О великий Страж, воин неустрашимый и неутомимый берсерк, я здесь для...
Кочевник все-таки не успел открыть Стражу дверь, ибо она распахнулась сама и качнулась в обратную сторону с такой силой, что лишь чудом не слетела с петель и ударила Кочевника так сильно, что он перелетел через стол и утащил его за собой вместе со всей утварью.
— Посторонись! — крикнула Волчья Госпожа.
Так вот, что навело беспорядок в совином доме, когда мы пришли сюда, почему сам Принц отсутствовал, и п почему мы не встретили по пути через сид ни единой души, кроме душ утопленников, которым было уже нечего терять. Ведь вряд ли можно было сыскать проблему серьезнее, чем берсерк, впавший в неистовство и не сумевший выйти из него.