Кроссворд для нелегала
Шрифт:
– Что вы желаете сообщить нашему командованию? – почти весело осведомился Отто и, перенеся центр тяжести, слегка надавил на глаз.
Кроуфорд непроизвольно охнул. Стало больно по-настоящему.
– Не слышу, – проговорил Отто и еще слегка надавил.
Джимми вскрикнул. Чертов старик на полном серьезе сейчас выдавит ему глаз! В эту секунду Кроуфорд нисколько в этом не сомневался.
– Неужели так больно? – послышался точно из тумана вежливый голос. – Ладно, больше не буду.
Фу-у… Правый глаз уже можно было приоткрыть. Джимми размазал по лицу грязь рукавом, чтобы не видно было слез.
В глазах пляшут красные и черные точки… Волосы и спина мокрые. Да, это не карате и не айкидо. Это страшнее и беспощаднее.
– Это не карате и не айкидо, – услышал он голос наставника. Странно, кажется, в голосе звучала какая-то печаль.
– Так можно и без глаза оставить, – проворчал Джимми, поднимаясь на ноги. – Научите?
Штандартенфюрер ответил не сразу.
– Надо бы, – сказал он, скептически оглядев спортивную фигуру ученика. – Ты ведь собираешься сражаться с русскими? Для русских ты слабоват.
– СССР входит в число наших вероятных противников, – казенной фразой ответил Кроуфорд.
– У русских много достоинств, – поджав губы, произнес Отто Штеренфрид. – Много. Хотя, слава богу, недостатков еще больше. Вот скрепки для документов они делают из обычной проволоки. А надо бы из нержавеющей…
Познакомились они полгода назад – в стенах штаб-квартиры ЦРУ в Ленгли, пригороде Вашингтона.
– Если хотите работать со мной – снимите свои белые перчатки!
Кроуфорд невольно опустил глаза на кисти рук, точно и в самом деле на них были надеты перчатки.
– Это первое правило, – тем же отстраненным голосом продолжил Штеренфрид. – Второе правило – когда-нибудь вы попадете в мясорубку. Поэтому обдумайте заранее – в каком виде вы хотите туда попасть, в качестве мяса или ножа, который превращает это мясо в фарш.
Джимми не торопился с ответом, ему определенно нравился этот немец. Папа Отто, как называли его высокие чины ЦРУ.
Он был немолод, но назвать его стариком язык не поворачивался. Седоголовый, высокий, несогнутый годами и превратностями профессии. Правая сторона лица заметно обожжена. И правый глаз от этого выглядит полуприкрытым.
– Абвер в свое время составил наиболее достоверную карту Москвы. Ваши предшественники вплоть до шестидесятых годов пользовались именно ею.
Об этом Кроуфорд слышал впервые.
– Ладно, начнем. – Штеренфрид расстелил на столе небольшую, в двойной писчебумажный лист, карту городской местности. – Посмотрите внимательно!
Джимми углубился в чтение карты. Это, конечно, один из промышленных районов города, и объекты, которые обычно секретят, показаны самым явным образом. Вот оборонный завод, вот здесь стоит воинская часть, а вот это… Додумать Джимми не успел – неожиданным движением Штеренфрид захлопнул карту и тут же положил перед ним чистый двойной лист.
– Воспроизвести по памяти! Особо выделить воинские и полицейские формирования, административные здания. Разумеется, систему водо– и энергоснабжения! На все – пятнадцать минут. А потом наметишь оперативные мероприятия.
Джимми не был силен в черчении, сейчас же под рукой у него был лишь простой карандаш. Ни линейки, ни ластика…
– М-да, Кроуфорд… Авиация наносит прицельные удары по прачечной и финансовому колледжу. Диверсионная группа взрывает мост, ведущий в парк аттракционов, и при отходе натыкается на усиленный наряд дорожной полиции, – Штеренфрид произносил все это без усмешки, затем брезгливо отстранил исчерканные листы и без тени иронии добавил: – А вы в это самое время, видимо, будете штурмовать парикмахерскую, приняв ее за замаскированный командный пункт. Вы действительно хотите со мной работать?
Вопрос был задан жестко.
– Так точно! – непривычно, по-военному ответил Джимми.
Штеренфрид молча взял со стола графин с водой.
– Я буду обучать вас так, как учили меня в разведшколе абвера, – произнес Штеренфрид, осмотрев графин так, точно это был артиллерийский снаряд. – Встать ровно! – приказал штандартенфюрер.
Кроуфорд вытянулся, насколько мог. Напряг все мышцы.
– Вот этот снаряд, Кроуфорд, вы будете держать на своей голове! – Штеренфрид аккуратно поставил графин на самую макушку Джимми. – Вот так.
Графин встал ровно – Джимми точно одеревенел.
– Опять же, пятнадцать минут!
Ровно через пятнадцать минут и четыре секунды Штеренфрид самолично снял слегка подрагивающий графин…
– Ну что же, – немец улыбнулся. – Продолжим занятия!
С великим облегчением Джимми опустился на табурет. Помассировал шею и вновь принялся за карту.
Со временем Джимми научился не только держать на голове графин, но еще и приседать вместе с ним.
Штеренфрид учил самым разным вещам.
– Ваши гуманисты любят порассуждать о бесчеловечности пыток. А как, скажите, в боевых условиях разговорить пленного?
Джимми слушал молча, никогда не задавая опережающих вопросов.
– Мы с вами не садисты, Кроуфорд. Верно?
Джимми утвердительно кивнул.
– Удовольствия от человеческого страдания я не испытываю. Тот же, кто испытывает, не годится для нашей службы. Наша задача – получить нужные, правдивые сведения. Что здесь подойдет лучше всего? Чаще всего элементарный страх смерти. Наведите допрашиваемому в лоб ствол пистолета и… не вздумайте считать до трех вслух. Лучше – молча, но выразительно загибайте пальцы свободной руки. Если пленных несколько, выберите самого крепкого и демонстративно пристрелите. Остальные разговорятся, поверьте. О методах же физического воздействия… Если есть возможность – нагрейте в огне лезвие штык-ножа и прикладывайте его к шейным позвонкам пленного. Это наиболее эффектный способ.
В голосе Штеренфрида появилась доверительная интонация. Он уже не пытался сунуть ученика носом в собственное дерьмо и, если у Джимми что-то не получалось, объяснял вдумчиво и спокойно.
Как-то Джимми увидел в руках наставника старую, пожелтевшую фотографию. Это был хороший художественный фотопортрет. Женщина была красива классической германской красотой: светлые прямые волосы, очень чистые, светлые, видимо, голубые глаза, прямой нос, несколько тонковатые губы. И длинная, гордая аристократическая шея.