Кровь боярина Кучки
Шрифт:
Род удивлённо глядел с высоты своего роста на маленького грека, вливавшего в него тепло. Душа отогревалась.
Ещё не ведая, как поступить, он в белом далёке узрел Нечая, скачущего во весь опор.
– Нет, отче, - обернулся Род к отцу Троадию, - Ты по поставу поступил. Я ж поспешил не по достою под твою епитрахиль. Нет во мне сил не повторять того, в чем каюсь. Разъедини-ка два магнетных камня, присвой один из них, как князь любовь мою присвоил, а камни, чуть окажутся вблизи, опять друг к другу тянутся. Не зря в премудрой книге сказано: в магнетном камени сила магнетова! Грех
– Грех!
– отрезал поп Лихач, - Она с другим повенчана, а ты - прелюбодей! Зря грызла меня совесть.
– Помози Бог, отче, за теплоту твою!
– всей душой поблагодарил Род, взнуздывая Катаношу.
Из-под насупленных густых бровей отец Троадий проследил, как на большой дороге сошлись два вершника и, переговорившись, унеслись на запад.
– Возьми свою цыдулку, - огорчил Нечай, когда они сошлись, - некому передавать. Мужниным распоряжением княгиня с чадами и домочадцами как приехала из Суздальской земли, так и увезена в Остерский Городец подальше от возможных бед.
Род взял назад берестяную епистолию, извлёк трут, высек огонь… И покатилось пламя золотым кольцом по белой скатерти…
– Вестимо, Городец - опора Гюргия на юге, - продолжал Нечай, глядя в заснеженную даль.
– В Городце твоей сенной девушке покойнее, хоть и без милого дружка.
– Какой там сенной девушке!
– невольно вырвалось у Родислава.
– Помнишь долгощельский мой рассказ про москворецкую боярышню Улиту? Теперь она жена Владимирского князя.
– Так вот кто твоя дружница! [391]– нахмурился Нечай.
– Ты мне все своё житье в разлуке рассказал. Об этом - ни гугу!
[391] ДРУЖНИЦА, ДРУГИНЯ - любовница.
– Первухи постеснялся, - отвечал Род.
– При случае поведаю потонку. А сейчас - к Луцку!
И комони [392] взвихрили белый прах…
Поприще спустя кузнец почти вплотную поравнялся с другом, крикнул в ухо:
– Не тужи по бабе, Бог девку даст!
Больше не было речей. Только скок. Когда Нечай стал сдерживать буланого, Род взял с него пример, сочтя, что всадник не желает запалить вспотевшее животное. Оказалось, причина замедления не только в этом.
[392] КОМОНИ - так называли в старину коней. КОМОННИК - лошадник.
– Опять ошуюю какой-то город, - глянул Род налево.
– Не просто город, - оповестил Нечай, - а само Дубно. Здесь находится сейчас Ростислав Гюргич, твой вытащенник из болота.
Спустя немного времени Нечай с суздальским другом прошли через пчелиную суету челяди в столовую палату княжеского терема, согретую двумя печами. Вдоль стен столы, обсаженные избранными, всем своим разрушенным убранством говорили, что пир близится к концу. Во главе пирующих сидел Ростислав Гюргич, размахивая молодым бараньим окороком, ужаренным до солнечного блеска.
– Кому ж, кроме меня, наследовать по отцу стол киевский?
– орал он в широчайшее лицо жирного половца.
– Ух-тух-тух-тух, - важно сказал степной вельможа своему соседу-соплеменнику.
– Что изрекает сей кутырь?
– полюбопытствовал Нечай.
– Он говорит, - перевёл Род, - что в трезвом виде Ростислав Гюргич скромный князь, а как напьётся, так бахвал бахвалом.
Все пространство меж столами посреди палаты занимали менее значительные гости. Они толпились, стоя, и, как зрители в весёлом скоморошьем балагане, наблюдали за пирующими. Им то и дело подносили чары и куски с обильного стола.
– Однако ты изрядно знаешь наш язык, - услышал Род гортанный голос за своим плечом.
Позади потел одетый половец, не снявший даже тёплого треуха.
– Я кое-чему выучился, будучи у вас в плену, - ответил бывший яшник.
– Я был табунщиком у хана Тугоркана.
– Тугоркана давно нет, - прицокнул по-кыпчакски половец, - и сын его Итларь погиб у вас в Руси. Я их обоих знал чуть-чуть.
– Итларь был моим другом, - сказал Род.
– Погиб он на моих глазах. А вас сюда привёл великий воин Алтунопа, не иначе?
– Алтунопа умер позапрошлым летом, - вздохнул половец.
– Привёл нас воевода Жирослав, вон тот.
– Он указал на кутыря, что рядом с Ростиславом.
– Какой же это Жирослав?
– спросил Нечай.
– Это Жирокутуй какой-нибудь.
– Его зовут Арсланапа, - пропустил мимо ушей насмешку половец.
– В нашей Шарукани сейчас все киевское очень-очень ценят, даже имена. Вот он и требует, чтоб его звали Жирославом.
– А ты, случайно, Кзу, оружничего ханича Итларя, не знавал?
– с надеждой спросил Род.
Но не пришлось узнать ответа.
– За-тво-о-ор-ник! Ро-од! Глазам не верю! Поди сюда, голубчик!
– вопил пьяный Ростислав, узрев в толпе лесного своего спасителя и простирая руки.
Род оказался между ним и Жирославом. Ему уже совали в левую руку белужину, а в правую - большой фиал, кровавый от вина. Хотя - благодарение судьбе!
– испить его до дна не привелось.
Толпа среди палаты расступилась. С порога шагнул кряжистый, большеголовый человек и, вперив в Ростислава узкие глаза, не крикнул, а скорее выдохнул в повиснувшей внезапно тишине:
– Пируеш-шь?
– Андрей?
– трезвея, подскочил смущённый Ростислав, - Ты как? Откуда?
Сильная рука схватила Рода за плечо.
– А ну-ка ходу! Тут жарчает!
– шепнул Нечай.
На улице он объяснил все, что узнал буквально в те мгновения, когда нежданный гость входил в палату.
Оказывается, Арсланапа из-за случайного ночного пополоха бросил со своими половцами в местечке Муравице князя Андрея на произвол судьбы. По-кыпчакски рассудил, что брошенный помчится вслед за ним. Но Андрей недрогнувшей рукой сдержал дружину от позора. Знай об этом Изяслав с уграми, чехами и ляхами, теперь бы от Андреевой дружины остались только кровь да кости. Враг был недалеко. Слава Богу, обошлось. Нынче повечер Андрей привёл дружину в Дубно. И, конечно, зол как черт.