Кровь боярина Кучки
Шрифт:
– Эх, отвяжись, худая жисть, привяжись хорошая!
– залихватски заклинал судьбу Вашковец.
– На три года ушёл ты из человечьего мира в звериный, - откупорил новую флягу Шестопёр, - а тут за это время тридцать три новости!
– Кто сейчас против кого и кто с кем, объясните потонку, - просил разомлевший гость тароватых хозяев.
– Значит, так, - загибал пальцы Первуха.
– По одну сторону Гюргий с сыновьями, Святослав Ольгович, наш Всеволодич и половцы. По другую… по другую - Изяслав с родичами, оба Давыдовича, а также приведённые на Русь ляхи, угры, чехи…
– Постой, - поднял палец Род.
– Давыдовичи сызнова против
– И Ольговичи и Давыдовичи вынужденно целовали крест Изяславу, когда Гюргий третьешным летом не привёл рати на юг, - терпеливо объяснял Шестопёр, подливая себе из фляги.
– А что им оставалось, скажи на милость? Гюргий их тогда предал. А теперь… Эх, ничего бы и не случилось, не ходи великий князь со своим смоленским братцем войною на север да не выгони перемётчика Ростислава с позором из Киева. Не стерпел суздалец разорения своих городов и унижения сына, сказал: «Либо стыд с себя сложу, либо голову!» Во как Изяслав Киевский раззадорил своего стрыя! Ольгович и Всеволодич снова примкнули к Гюргию. А Давыдовичи - ну никак! «Не можем, - говорят, - больше играть душой!» Ведь они не единожды целовали крест Изяславу и изменяли…
– Не борись с новой флягой, - остановил Первуху Нечай.
Тот ухом не повёл да ещё поклокотал вином в горле.
– От верных людей слыхивал, - продолжал Первуха, - когда сходились рати под Переславлем, мудрецы великокняжеские остерегали: «Не переходи реку, князь! Гюргий сам уйдёт». А льстецы подзадоривали: «Ударь, князь! Бог тебе отдаёт врага». Вестимо, храбрый поступил опрометчиво…
– Благодаря его храбрости мы и в Киеве, - попытался завладеть разговором Вашковец, видя, что Шестопёру по второй фляге уже невмочь продолжать беседу.
– Истинно!
– обхватил тот плечи Рода.
– Мы теперь не в каком-нибудь там Дебрянске или - как его ещё?
– Дуплянске. Мы в самой что ни на есть матери городов - в столице! Здесь не только тридцать три происшествия, но и тридцать три у… - Первуха икнул, - у… удовольствия. Я тебя развлеку! В девий дом [385] сведу. Там и плясота, и пипелование, и прочие глумы. Будем покупать вислёнам орехи - девичьи потехи. Было бы серебро! Как говорят: идёшь по корову, возьми гривн. А какие девчуги!
[385] ДЕВИЙ ДОМ - увеселительное заведение.
– Сам-то я не девчур [386] , - отговаривался бывший затворник.
– Коли не девчур, пойдём в иной дом, - не унимался Шестопёр.
– Видел девуль [387] , намазанных белилами, не имеющих бород, женообразных, золотые кудри расчёсывающих с отроковицами?
– Сварог знает, что ты мелешь!
– ужаснулся Род и тут же смутился, что помянул Сварога.
– Не Сварог, а Бог! Сварог - не Бог!
– уронил уже Первуха голову на стол.
[386] ДЕВЧУР - волокита, девичий хвост.
[387] ДЕВУЛЯ - принимающий женские обычаи, ухватки.
Род поднял чмурного как младенца и уложил на лавку.
– Однако могуч ты, друже!
– удивился Нечай.
– Что с ним за напасть?
– перевёл дух Родислав.
– Не знавал его таким.
– Не в себе он. Есть на то причина, - мрачно откликнулся долгощельский кузнец.
Родислав робел любопытствовать, опасаясь вторгаться в чужие тайны. Нечай, убирая со стола, сам начал объяснять издали:
– Изяслав не смирился с потерей Киева. Позвал черных клобуков, пригласил ляхов, угров и чехов. Сейчас Гюргий с братом Вячеславом и сыновьями да ещё с известными тебе половцами сошлись с супротивниками под Луцком. Давыдовичи с Ольговичем исхитрились остаться в своих уделах, а наш Всеволодич - в Киеве. Давыдовичи не присоединили меча к Изяславу, Ольгович и Всеволодич не примкнули копья к Гюргию. Ждут! А тем часом жаждут получать из надёжных рук своевременные вести с Волыни. Наш Всеволодич хочет без промешки знать, куда клонит рок. Изяслав одолеет - беги из Киева. Гюргий возвратится на щите - встречай гоголем. Пролагатаи шлются в кровавое пекло один за другим. Не все потом оказываются дома. Нынешним утром прибыл Первуха. Слава Богу, цел-невредим. Повидал столько крови - вином не залить!
Род вспомнил, как с Иваном Берладником заливал в корчме вином кровь христианскую, пролитую кметями воеводы Внезда в Карачеве, и низко опустил голову.
– Сейчас Гюргиева сила осаждает Луцк, - повторил Нечай.
– Обороной ведает брат бывшего великого князя Владимир.
– Тот, что оставался в Киеве, когда убивали схимника?
– спросил Род.
– Тот самый. А Изяслав с иноземцами поспешает на выручку. Ух, будет мясорубка!
– Нечай зажмурил глаза.
– Расстанутся миром, - объявил Род с непонятной для друга уверенностью.
– Страсти накалены докрасна, - поспешил возразить Вашковец.
– Первуха видел, как обезображивали угры тамошние русские села. Такого не пережить без отмщения. Ох, до чего же люд устал от властителей! Сами-то они как не устают от своих безумств?
Род горько усмехнулся:
– В этом для них вся жизнь.
Помолчав, Вашковец спросил:
– Куда мыслишь деться? Назад в лес?
Родислав отвёл взор:
– Поживу тут немного, Походим с тобой по Киеву.
– С Первухой походите, - уточнил Нечай.
– Трезвый он постыдливее. А я завтра ему взамен поскачу под Луцк.
– Ты?
– воскликнул Род.
– Моя очередь, - пожал плечами Нечай.
– А если… Глянь-ка на меня, друже, покажи свои стальные очи, - попросил Род.
– Ты что? Ты что? Ну и ручищи!
– попытался Вашковец выпростать чело из рук друга.
– Не рок головы ищет, сама голова в рок идёт, - загадочно произнёс названый сын Букала, отпуская наконец кузнеца.
– Чтой-то мне не по себе, - пробормотал Нечай. И тут же встрепенулся, видя, как Родислав подошёл к умывальному тазу и тщательно вымыл руки. Хозяин даже обиделся.
– У меня темя чистое!
– Поскольку гость ничего явно не отвечал, он обеспокоился: - Что ты там бормочешь?
Род его огорошил:
– Не езди, нипочём не езди под Луцк!
– Тоже мне пугатель!
– рассердился Вашковец.
– Могу ли ослушаться Святослава Всеволодича? Векша тогда моему животу цена.
– Вот князь в векшу и ценит твой живот, - гневно процедил Род.
– Все мужи долгощельские погибли в княжеской людобойне. Ты будешь последним…
– Не каркай!
– перебил Вашковец. И вдруг у него вырвалось: - А-а!
– Вскочив, он отступил к двери.
– Ты ведь ведалец! Помню, как оживлял мёртвого посольника в степи.