Кровь боярина Кучки
Шрифт:
– Сейчас пойдёт разборка между братьями, - подкашлянул Нечай, - Этому Жирокунтую-Жирославу достанется изрядно на орехи. Андрей, сказывают, нравом больно крут. А наше дело сыскать хату потеплее. Ты - на голбец, я - на полати. И хоть во сне поживём мирно, без князей, без половцев, без крови…
5
– Лутчане ждали нас!
– зло заметил Ростислав, задирая голову на высоту дубовых стен и башен Луцка.
Желтели новые бревна в темных подновлённых стенах, светлыми
– Зря у затворённого кремля стоим, - сердился Арсланапа.
– Город нам не по зубам, надо кушать села.
Род с Нечаем неподалёку сидели в сёдлах, слышали весь разговор. Ростислав их тоже видел и махнул рукой лесному своему спасителю:
– Стань-ка около меня, затворник!
– Род и Нечай приблизились. Княжья свита покосилась на чужих. Ростислав Гюргич спросил Рода: - Скажи-ка, ведалец, возьмём Луцк?
Пришлось закрыть глаза, вслушаться в себя и, не кривя душой, ответить:
– Не возьмёте.
Княжья свита неприязненно насупилась.
– Сулил сайгак промах, да охотник не верил, - съязвил надменно Арсланапа.
Ростислав Гюргич отвернулся от Рода.
– Поможье пожаловало!
– обрадовался он, завидев скопище ратников на ледяном панцире Стыря.
Река Стырь, подступая под самые стены Луцка, заменяла с этой стороны гроблю [393] , но, покрытая льдом, не была преградой для нападавших.
Род знал, сыновья Гюргия ждали отца, который вот-вот должен был подойти с Пересопницы, укреплённый дружиной старшего брата своего Вячеслава. Радость сына была понятна.
[393] ГРОБЛЯ - крепостной ров.
– Эгей, княже! Глянь, что творят лутчане!
– закричал один из дружинников.
Все взоры вновь устремились к городу. Осаждённые в самом деле не ведали, что творили. Ворота медленно растворялись. Из крепости тесным строем выходили пешие лучники. Выстроившись у моста через Стырь, они осыпали стрелами дружину князя Андрея, ставшую почти на расстоянии дострела против ворот.
– Эх, сейчас бы враз вдарить, а, Жирослав?
– обратился Ростислав Гюргич к половецкому воеводе и беспомощно сжал кулак.
– Пока сговоримся, они назад уползут, затворят ворота.
– От Гюргия Владимирича к нам вестоноша скачет, - оповестил самый глазастый дружинник.
– А я к Андрею человека пошлю, - с готовностью предложил Арсланапа-Жирослав и закричал в гущу своей обережи, стоявшей в стороне: - Кза-а!
Род радостно впился глазами в Кзу, и бывший оруженосец Итларя удивлённо воззрился на него.
– Чего на чужака глаза пялишь?
– набросился на подъехавшего Арсланапа.
– Слушай меня!
Получив указания, Кза умчался в сторону Андреевой рати. Суздальцы с половцами невольно последовали глазами за ним и вдруг узрели ещё одного всадника. Сбросив кольчужный чехол, сверкая красной броней, прикрывшись от стрел щитом, он в одиночку бросился на стоявших у моста пеших лучников.
– Кто это?
– закричал Ростислав.
– Это твой брат Андрей, - ответил Арсланапа.
– Знаю я его кобылицу, вороную в каракулах [394] .
Было
– Куда его понесло?
– сокрушался Ростислав.
– Он же не распустил хоругви, не призвал нас к сражению по воинскому обряду. Кобыла под ним взбеленилась, что ли?
Нет, не кобылица стала причиной необъяснимого поступка Андрея. Вот он уже схватился с первыми лучниками, орудует копьём, как гребец единственным веслом на лодке-однодеревке.
[394] КАРАКУЛЫ - темные подпалины.
– Эх, не величав Андрей на ратный чин, - продолжал ругать брата Ростислав, - Ищет похвалы от одного Бога!
Кто-то из дружины предложил ударить хоть малой силой в помощь Андрею. Ему возразили: хоругвь не была развёрнута, Андрей не предполагал начинать сражения. Опасно сбить ряды, а возможно, и попасть на приманку осаждённых, замысливших явный полно х с этой пешей вылазкой.
Род, приставив ладонь козырьком к глазам, видел, как лучники окружили Андрея. Он, конный, возвышался над ними, разил копьём, да безнадёжна была его храбрость. «Боюсь я за Андрея, - услышал Род силком поселившееся в его памяти признание Улиты.
– Боюсь осиротить детей…»
– Одолжи, друже, булаву, - обратился чужак к ближнему дружиннику.
Катаноша, взбивая копытами снежный хвост, вихрем понеслась к мосту. Добро, наст был крепок, бег лёгок, ноги не проваливались.
– Охрабри меня Бог!
– услышал Род за своей спиной.
– Нечай, вернись!
– крикнул он, обернувшись. Долгощельский кузнец и не думал слушаться, Род грозно повелел: - Прикройся щитом!
Оба были уже на расстоянии дострела от моста, и мучники их приметили. Катаноша пропустила буланого жеребца на полкорпуса вперёд, и Вашковец первым врезался в окруживших Андрея кметей.
Род заметил, что пешими управлял один вершник. И тёмном плаще поверх голубой брони он возвышался почти у самых ворот, выкрикивая в говорную трубу краткие приказы на чужом языке. Вскоре удалось разобрать, что и драчливые пехотинцы изрыгают проклятия не по-нашенски. Значит, это наёмники, присланные бывшим великим князем Изяславом и поможье брату Владимиру, - чехи, ляхи, угры, шведы, короче, немцы. Этот немец, орущий в говорную трубу, явно не чех, не лях, скорее всего, варяг. Однако Род в Новгороде Великом выучил толику слов по-варяжски. Нет, вершник не варяг…
Булава работала, аки молот, в руках умелого кузнеца. Нападавшие падали, оглушённые. Копья, стремившиеся снять всадника, как бы по волшебству направлялись мимо. Это скоро было замечено и внесло смятение в ряды нападавших. Вершник у ворот отнял от безусого рта говорную трубу и расширенными злыми очами глядел на странного всадника. Пращники с заборол прицельно метали камни, но попадали не в заговорённого воина на игреней кобыле, а в своих пеших. Потому скоро прекратился каменный дождь. А Род, пробившись к вершнику, опустил булаву на его золочёный шлем. Став обладателем говорной трубы, он во всю мочь лёгких закричал по-родному: