Кровь и туман
Шрифт:
Разумеется, ни я, ни стены этой залы не слышат слов, слетающих с её губ, но зато их ощущает воздух, когда Гло сотрясает его резкими и плавными, короткими и широкими по амплитуде движениями рук.
Кажется, если бы Гло говорила вслух, она бы кричала.
Север тяжело вздыхает в паузах между жестами подруги. Иногда косо глядит на Филиру. А когда Гло замирает, согласно кивает.
– Похоже, она права, – говорит Север, обращаясь к Филире. – Мы действительно рискуем слишком многим.
– О чём речь? – вмешивается Ваня.
– О том, что
– Это должно быть наше желание, – догадываюсь я.
Филира оглядывает помещение, я следую её примеру. Попутно замечаю недовольство на Ванином лице. Ему эта идея не нравится, но он ничего не произносит, когда свой выбор делают Гло, Филира и Север. Каждый из них прощается с другим и расходится по дальним углам залы. Гло исчезает за дверью в потолке, благодаря крыльям и возможности взлететь, Филира – за дверью в полу. Для этого ей приходится опуститься на колени, а после, когда дверь открывается, нырнуть в темноту, идущую оттуда. Север выбирает дверь в стене.
Однако всё Ванино спокойствие тает, когда мы остаёмся одни.
– Вздумаешь уйти без меня, и это будет твоё последнее решение перед смертью, которую я тебе обеспечу, – цедит он сквозь зубы.
Хватает меня за руку, да так крепко, что пальцы хрустят и хочется взвыть от боли.
– Ваня! – взвизгиваю я.
Хватка ослабевает.
– Извини. Но мы разделяться не будем. Знаю я, чем это обычно заканчивается.
И Ваня слишком настырный, чтобы мне пытаться его убедить. Так что приходиться позволить ему тянуть меня к любой зеркальной двери на его выбор.
– Вместе, – говорит он утвердительно.
Я киваю. Замечаю, что Ваня смотрит себе в глаза в отражении. Это забавно, как там они перестают быть оранжевыми, несмотря на то, что сейчас Ваня без очков.
Я перевожу взгляд на своё лицо и у меня уходят секунды, чтобы его узнать. Тёмные круги под глазами, серая кожа. Я похожа на воскресшего мертвеца. Давно ли я так выгляжу? И почему никто до сих пор не сказал мне об этом?
Свободной рукой Ваня прокручивает дверную ручку. Дверь скрывает за собой непроглядную темноту. Мы увидим, куда шагаем, только когда окажемся по ту сторону.
– Не отпускай, – просит Ваня. Он первый устремляется в неизвестность. – Не отпускай мою руку.
Я уже согласилась, а потому хочу двинуться вслед за ним, но лишь врезаюсь во что-то невидимое. Импульс бьёт меня в живот и заставляет вместо шага вперёд сделать три шага назад, разжимая горячие Ванины пальцы.
Дверь перед мной закрывается с оглушающим хлопком.
Это игра королевы, так с какой это стати пешки решили, что могут хоть что-то в ней поменять?
– Ваня… – шепчу я.
Но ни его, ни кого-то из пиратов больше рядом нет. Я осталась одна перед десятком дверей, и теперь настала моя очередь делать выбор.
И сейчас мне кажется, что важно даже не то, какую дверь я выберу, а то, смогу ли я впоследствии
– Правила игры у вас так себе, – говорю я, обращаясь к королеве. Слышит она меня или нет – это уже последнее дело. – Но я принимаю их. Правда, не жалуйтесь потом, если вдруг сами окажетесь в дураках.
Дверь справа от меня приоткрывается. Поначалу я решаю игнорировать это и подхожу к другой, у противоположной стены, но что-то тянет меня обратно. И я срезаюсь на праздном любопытстве и возвращаюсь, притормаживая лишь для того, чтобы открыть дверь нараспашку.
Раз – темнота передо мной.
Два – я уже её часть.
И остаётся только закрыть глаза. Иногда вещи становятся менее значительными, когда ты на них не смотришь.
***
Приземляюсь на ноги. Больно, приходится упереться руками в место приземления, чтобы не свалиться на колени. Прежде чем открыть глаза, я ощупываю поверхность. Землистая. Наконец смелости хватает, чтобы снова взглянуть вокруг себя. Полумрак. Освещают помещение, напоминающее подвал, только несколько свечей, расставленных на деревянном столе. Пахнет химикатами. Запах удушающий и едкий настолько, что слезятся глаза.
Я поднимаюсь, выпрямляюсь. Бегло осматриваю себя: цела ли, нет ли повреждений. Кажется, порядок. Тогда иду дальше, прикрывая рот и нос ладонью. Подвал небольшой, и мне хватает пары шагов, чтобы дальше, там, куда добирается пламя свечей, различить отблеск металлических решёток.
Я долго вглядываюсь в них и в то, что за ними скрывается, пока до меня наконец не доходит, и я теряюсь, не зная, плакать или смеяться.
Подземная лаборатория Христофа . Если не один в один, то словно лучшая в мире инсталляция. На ватных ногах я подхожу к первой клетке. Ожидаю увидеть химеру. Кого-нибудь бледного, измученного, истощённого.
К этому зрелищу я готова. Но не к тому, что вижу.
Влас.
Я протягиваю руки между прутьев решётки, хватаю его за одежду и трясу, но Влас не реагирует на меня. Словно меня здесь нет или словно нет его. Влас не откликается ни на имя, ни на просьбы, ни на мои тщетные попытки его растормошить. Гипноз – вот, на что это похоже.
Так и не добившись своего, я кидаюсь к соседней клетке. На секунду мне кажется, что я разгадала план королевы, но в клетке с Власом соседствует Бен. И снова всё тоже самое: взгляд, поза и абсолютное игнорирование любых моих попыток заставить его подать хоть какой-то признак жизни.
За следующей решёткой стоит Лия. Дальше – Даня. Затем Ваня. Нина. Артур. Мама.
Я бросаюсь от металла к металлу как сумасшедшая, вцепляясь в прутья уставшими пальцами и прилагая все возможные усилия, чтобы освободить заключённых. Но любые мои попытки заканчиваются провалами. Это выбивает из колеи не хуже самого присутствия тех, кого здесь быть не должно. Я теряюсь. Мир передо мной превращается в карусель, и даже когда я останавливаюсь, казалось бы, плотно стоя на ногах, всё вокруг продолжает вращаться.