Кровь износа
Шрифт:
Профессор, видимо, что-то уловил в моих глазах, потому что опустил свои и заторопился:
– Ну так что? Вы едете?
– А как ваша фамилия, Александр Глебыч?
– спросил я вместо ответа.
– А то даже не знаю, с кем отправляюсь, так сказать, в опасное путешествие...
– Левенштейн его фамилия, - ответила вместо него Катя.
– Я же на ресепшн работаю, как раз карточку заполняла...
– Так вы еврей?!
– сказал я с облегчением.
– Тогда понятно...
– Что вам понятно?!
–
– Правильнее - фон Левенштайн, если хотите знать. Это древний род, мы из остзейских немцев!
– Да-да, - сказал я, подходя к передней дверце черного породистого красавца.
– Все вы из остзейских...
– А я с вами!
– пискнула сзади Катя и взялась за ручку задней дверцы.
Мы оба переполошились. Наш "остзейский немец" даже передумал садиться за руль и бросился к Кате, отчаянно жестикулируя.
– Вам нельзя!
– кричал он в крайнем волнении.
– Вы не представляете, как это опасно!
– В самом деле, - говорил и я по возможности рассудительно.
– Вы же видите - в городе явно что-то не то. Если хотите, дайте мне свой телефон, и я потом обязательно с вами свяжусь и все расскажу про Гордеева...
– Телефоны не работают!
– топнула ногой Катя.
– И куда вы собрались, два придурка? Вы что, знаете город?
– У меня есть навигатор!
– возразил проф.
– А связь со спутником у вас есть?! То-то! Вам нужен сопровождающий! Куда вот вы собираетесь ехать?
– Улица Речная, дом 25...
– ответил я машинально.
– Речников!
– поправил педант-профессор.
– Так это вообще за рекой! В старых пятиэтажках! Вы там и с навигатором заплутаете! Нет, без меня вам не обойтись!
– и она снова решительно взялась за ручку дверцы и даже на этот раз открыла ее.
Тут над головой у нас раздался очередной страшный треск и грохот. Я поднял глаза - и на секунду подумал, что сплю: темная вершина здания качалась, словно дерево на ветру. Гигантское, черное, страшное, колоссальное дерево без листьев и без ветвей, на фоне подсвеченного луной сероватого, безжизненного зимнего неба. Треск повторился - и я увидел, как с верхнего 20-го этажа отламывается... балкон. Я не шучу! От здания отломился балкон, с грохотом ударился о своего соседа снизу, отломив и от него здоровенный кусок, подскочил - и начал плавно и жутко, как в замедленной съемке, падать. Нам на головы - ибо мы стояли аккурат под ним.
– МАМА!!
– заорали мы в три глотки.
Я сгреб Катю в охапку и совершил гигантский прыжок в сторону - такой, какой я не делал никогда в жизни.
Глава 9. Голубые озера взрываются
...
– Черт! Нам надо скорее убраться отсюда!
Профессор теперь при ходьбе чуть прихрамывал, его пижонская черная куртка слева была разорвана и немного подгорела, на щеке краснели свежие ссадины. Думаю, что и я выглядел немногим лучше - свою "аляску" я, падая, изгваздал в каком-то мазуте, к тому же теперь у меня болел локоть и ныло плечо.
Одна Катерина почти не пострадала от взрыва профессорского внедорожника, раздавленного столь неудачно упавшим балконом. Я смутно помню, что толкнул ее подальше в сторону, и она улетела в сугроб - в отличие от меня, упавшего на расчищенный асфальт автостоянки.
Бетонная махина врезалась в изделие германского автопрома с душераздирающим хрустом, сразу резко запахло бензином; Катя, выбираясь из сугроба, громко и совершенно беззастенчиво материлась, я пытался справиться с головокружением, как после хорошего хука в челюсть, а профессор шарил по асфальту возле своего покореженного коня; потом он вдруг опять крикнул "бежим!!", мы побежали - и вот мы бредем от ревущего пламени вглубь большого странного поля, занесенного снегом, злые и малость подкопченные.
– Что у вас там бухнуло с такой силой, дорогой фон Левенштайн или как вас там, - спросил я, не скрывая раздражения.
– Откуда такой взрыв? Вы что, в машине бомбу перевозили?
– Это не бомба, - сказал он обиженно.
– Это 300 литров самого лучшего бензина! Я вез с собой в багажнике. В канистрах.
– Ваша запасливость просто феноменальна. Топливо, спутниковая связь, сам этот нехилый гелендваген... У нас все провинциальные профессора так хорошо зарабатывают?
"Проф", как я его продолжал про себя называть, явно смутился и хотел что-то ответить, но нас перебила Катя:
– Мальчики, давайте оставим эти разборки на потом. Мы ведь, кажется, собирались к Гордееву? Машины у нас теперь нет. Какой план?
– Хм...
– сказал я.
– Давайте уйдем с этого пустыря обратно к отелю, оттуда пройдем на вокзал, там поймаем такси. А вас, кстати, отправим домой!
– Глупости!
– гневно топнула ножкой Катюша.
– Я не хочу домой! И возвращаться назад - самая дурацкая идея. Если мы пересечем поле по прямой, то окажемся прямо на Северном шоссе. Поймаем попутку - и всё.
– Я бы предложил скорее уйти отсюда, неважно куда, - опять настойчиво повторил профессор.
– Куда ближе?
– Ближе до шоссе!
– решительно сказала Катя. И двинулась по полю в противоположную от отеля сторону. Мы пошли вслед.
Некоторое время шли молча, проф хромал сзади. При этом он же нас все время поторапливал: "Быстрее! Быстрее!"
– Да что такое?
– не выдержал я.
– Это низина, - сказал он со своим еле уловимым прибалтийским акцентом.
– Помните, я рассказывал? И пустырь. Почему здесь ничего не строили? Наверняка какой-то магистральный трубопровод! Или газ, или нефть. Понимаете?
Катя отозвалась, продолжая сосредоточенно топать впереди:
– Газом не пахнет. Я недавно бросила курить, и у меня прекрасное обоняние. Не волнуйтесь.
Профессор в ответ разволновался не на шутку.
– Ваш газ не пахнет! Господи, это же проходят в школе! Он без цвета и запаха, его одорируют только перед самой подачей в дома!
Мы тем временем подошли к кромке шоссе, оставалось лишь забраться на небольшой взгорок. Я запрыгнул, мимоходом подивившись, как тяжело дышу (эх, старость не радость, да и спорт совсем забросил!), помог взобраться своим спутникам. Оглянулся назад - черная покосившаяся громада гостиницы была еле различима в какой-то дымке, машина уже догорала... По счастью, остальные автомобили на стоянке вроде бы не занялись.