Кровь износа
Шрифт:
– Да какая волна!
– совсем уж раскричался водитель.
– НЕ видно, что ли - машинка новьё, целка, я ее под Новый год взял! А не заводится, потому что наша, нашего завода, авто, блин, ВАЗ имени Патриарха Тихона! Я еще даже номера не успел поставить!!
– Заглушите мотор и выйдите из машины!!
– послышался грубый голос.
– Немедленно! Почему нет номеров? Кто в салоне?!
– Да нате!
– с отчаянием сказал шофер и крутнул ключ зажигания. Мотор смолк. Потом он так же повернул его обратно - никакого видимого эффекта не произошло.
–
– ворчал он, выбираясь из салона. Его обступило трое солдат, и он что-то им принялся ожесточенно доказывать, размахивая руками.
Я наклонился вперед к сидящему с прямой, как палка, спиной "профессору" и вполголоса сказал:
– Мы-то с Катей точно не террористы, а вот про Вас я бы еще поспорил.
Он повернул голову и взглянул на меня со странным выражением. Диалог нашего сверхэмоциального водителя с патрулем (или что это было?) тем временем разгорался. Не отвечая, "профессор" вдруг, почти не меняя позы, потянулся... к ключу, все еще торчащему в зажигании.
– Что вы делаете??
– прошептал я в изумлении.
По-прежнему не отвечая, фон Левенштейн положил пальцы на ключ... и повернул его. Никакого эффекта.
– Вы с ума сошли?!
– прошипел я.
– Что за шутки, бл....?
Проф, по-прежнему не говоря ни слова, повернул ключ еще раз. По-прежнему тишина.
– Кто в салоне?
– послышалось снаружи.
– Какие родственники? Чьи? Нас не интересует частный извоз, дубина, это армия!
Лицо профессора исказилось страдальческой гримасой, как у супертяжа, выжимающего рекордный вес - и он повернул ключ еще раз. Мотор неожиданно заурчал.
Дальше события развивались настолько дико и стремительно, что я мало что помню. Но, в общем, каким-то одним невероятным прыжком (я не подозревал в нем такой ловкости) наш "Александром Глебыч", сумасшедший профессор, перескочил на место водителя, врубил заднюю, развернулся, опять переключился, хитрым зигзагообразным движением разметал всех солдат в разные стороны - и протиснул "ласточку" в узкий проезд, остававшийся незакрытым массивной тушей БТРа! После чего, что называется, "дал по газам". От души.
Я посмотрел назад и крикнул в смертном отчаянии одно слово: "Пулемет!"
Действительно, башня крупнокалиберного пулемета, смотревшая на проспект, начала быстро - жутко быстро!
– разворачиваться к мосту. Время как будто остановилось - я заворожено смотрел на поворот башни с хищным стволом пулемета, понимая, что на пустом проспекте не уйти, не убежать...
– Ой-ой-ой, - быстро-быстро, сама, видно, не замечая того, шептала Катя.
И вдруг на середине пути башня прервала свой плавный разворот, как будто наткнувшись на невидимую преграду. Дуло, хорошо видное "в профиль", несколько раз дернулось, пытаясь эту невидимую преграду преодолеть - но не смогло и, казалось, бессильно повисло. Едва я подумал, что можно перевести дух - ударили автоматные очереди. Заднее стекло мигом раскололось, что-то свистнуло у меня над ухом.
– ЛОЖИСЬ!!
– крикнул я в который уже раз за этот бесконечный день, пригнул
– Вашу мать!
– прорычал проф.
– Автоматы Калашникова! Единственное, что у вас тут работает, какие бы ни были Волны!!
На огромной скорости мы въехали на пустынный из-за комендантского часа мост. Стрельба стихла. Я приподнял голову и увидел, что за нами в погоню увязались два полицейских БМВ - стрелять перестали, видимо, чтобы ненароком не задеть их. Расстояние между нами было велико, но довольно быстро сокращалось.
– Бэхи, профессор!
– прокричал я. В салоне, поскольку все стекла были разбиты и вынесены, стало шумно, ветрено и холодно.
– Мы не уйдем на этом рыдване! Там форсированные движки!
Под собой я различил какое-то шевеление. Это оказалась Катя - она рвалась на волю.
– Дайте я посмотрю! Как медведь... Какой тяжелый!
– шипела она.
Полицейские "бэхи" приближались. Мы были примерно на середине длинного моста, когда они уже въезжали на него. "Конец" - подумал я отрешенно. Мельком взглянул на Катю - и поразился случившейся с ней перемене. От ее недавней депрессии и страха не осталось и следа. Волосы растрепались, тушь кое-где потекла - но глаза горели каким-то невероятным азартом, и дышала она похоже, полной грудью.
– Жмите, профессор!!
– орала она в полном восторге и самозабвении.
Профессор жал. Ветер выл в ушах, я задубел моментально. Рычание мотора заполняло все пространство; он ревел и стонал, как избиваемый каторжник.
Смотреть на неумолимо приближающиеся "бэхи" не было сил. Я посмотрел налево, надеясь увидеть воду. Увы - под нами далеко внизу белел лед. Великая река спала внизу - замерзшая, равнодушная и неподвижная. Смотреть вперед было невыносимо - холодный ветер резал лицо, как бритва. Как профессор умудрялся вести машину на такой скорости без лобового стекла?!
Я не успел додумать эту мысль до конца - горизонт вдруг начал опрокидываться. Только что впереди была бешено убегающее дорожное полотно Старого моста - и вдруг я увидел прямо перед собой темное и бесконечно мрачное ночное небо. Мотор взвыл в каком-то последнем, самом неистовом припадке то ли боли, то ли ярости... и - полет. Я терпеть не могу летать, не переношу самолеты - и сразу почувствовал, как кишки подступили к горлу и просятся наружу.
Потом случился глухой удар, меня бросило назад, потом вперед - и я опять от души приложился об переднее сиденье своим многострадальным носом. На миг я потерял сознание.
Когда очнулся - увидел, что мы катим по широкой, освещенной улице, скорее даже опять проспекту. НА ДРУГОЙ СТОРОНЕ РЕКИ!
– Что это было?
– проорал я, стремясь перекричать шум мотора и вой ветра.
– Мост рухнул!!
– проорал в ответ профессор. Похоже, в его крови тоже сейчас кипело ведро адреналина.
– Это же был СТАРЫЙ мост!
И мы засмеялись оба, как безумные.
Глава 12. Тьма сгущается, дорога расступается