Кровавый глаз
Шрифт:
— Проходи внутрь, Сигурд. — Эльдред стоял на пороге зала. — Соленый морской воздух вызывает жажду, тебе не кажется? Я предлагаю самое подходящее лекарство.
Бьярни громко пукнул, подтолкнул меня вперед, и я вошел в зал.
Он был освещен дрожащим пламенем зловонных свечей. Врывающийся сквозняк разгонял дым от очага во все стороны. Некоторые воины закашляли, шагнув сюда со свежего воздуха. Колышущиеся гобелены, почерневшие от копоти, кое-как защищали зал от ветра, набирающего силу снаружи. Дальний конец отгораживали два больших занавеса, на которых были вытканы картины распятия Христа.
— Видишь их тощего бога? — спросил Бьярни, указывая на гобелены. — Он похож на воробья, подвешенного над коптильней. — Норвежец покачал головой. — Странные эти христиане.
— Вот моя молитва Белому Христу, — сказал Остен, громко рыгнув. — Надеюсь, их еда окажется лучше бога, которого они себе выбрали, — добавил он, толкнув Тормода в бок.
Тот жадно облизнулся. Ньял возбужденно пнул Сигтригга и показал на хорошенькую рабыню, подбросившую дров в очаг, на котором кипел котел, распространяя запах моркови и лука. Девушка притворялась, что не замечает нас, но, когда она повернулась к столу и начала нарезать мясо для варева, я заметил у нее на губах лукавую улыбку.
— Сигтригг, ты это видел? — спросил Ньял, расправляя грудь. — Ей по душе моя внешность.
— Я ничего не разглядел, — пожал плечами Сигтригг. — Но не беспокойся, дружище, я не стану разбивать твои мечты, поскольку это все, что у тебя осталось.
Ньял был так поглощен созерцанием девушки, что пропустил его слова мимо ушей.
— Садитесь, — сказал Эльдред, указывая на дубовый стол, проходящий через весь зал, по обеим сторонам которого стояли скамьи.
Англичане, виденные мною на улице, проходили внутрь. Их ножны были пусты, но взгляды горели недоверием.
— Расскажите мне о своих путешествиях, — весело продолжал олдермен. — Несколько месяцев назад у нас был купец из далекой Франкии, но он не говорил ни слова по-английски. Да я все равно не поверил бы ничему, что вышло из его глотки, пахнущей чесноком. Долго ли ты пробыл в море, Сигурд Счастливый? — спросил Эльдред, и его лицо с отвислыми усами тронула тень усмешки.
— Я сейчас все расскажу, — ответил Сигурд. — Но только не с пересохшим горлом. Сначала мы выпьем. Всего по одному кубку, — сказал он, показывая не один палец, а три. — За предстоящую торговлю!
— Конечно-конечно! — откликнулся Эльдред. — Этельвольд, принеси нашим гостям что-нибудь для начала!
Кубки, выточенные из ольхи, тотчас же наполнились сладким медом, до последней капли отличным, как и было обещано. Скандинавы и англичане объединились в любви к хмельному напитку, и вскоре зал заполнился гулом голосов. Эльдред сидел во главе стола, между тем самым седым воином, который допрашивал меня вчера, и другим мужчиной, лицо которого было покрыто таким множеством шрамов, что застыло в неподвижной гримасе.
Я сел за стол и почувствовал, что меня качает, но Гуннлауг заверил меня, что это обычное дело после долгого нахождения в море. Скандинав навалился на меня всей огромной тушей, угрожая при каждом движении спихнуть со скамьи.
— Ни за что бы не подумал, что английский мед окажется таким вкусным, — сказал он Эльдреду, приветственно поднимая кубок.
Его светлая борода была покрыта каплями золотистого напитка. Он вытер ее тыльной стороной ладони и громко рыгнул.
— Такое вот питье готовят наши монахи, — ответил олдермен, сидящий за противоположным концом стола. — Они называют его каплей честного меда, хотя цену запрашивают совершенно бесчестную. В подвалах старого монастыря спрятаны целые бочки этой прелести. Хитрые ублюдки зарабатывают на нем больше меня! — Он улыбнулся, поднял кубок, приветствуя Сигурда, и отпил большой глоток.
Ярл тоже поднял свою посудину, расплескивая мед на стол, затем остановился, возможно вспоминая священника Вульфверда, который пытался отравить его отваром болиголова.
— Выпьем за монахов! — воскликнул он, и норвежцы нестройно ударили кубки друг о друга. — Пусть их бог еще долго наполняет бочки этой каплей меда! Эй, Дядя, сам Один омочил бы свою бороду в этом напитке!
Я услышал раскатистый хохот Свейна Рыжего, донесшийся из-за двери, и вспомнил, что тех скандинавов, которые остались на улице, тоже угостили медом. Слуги Эльдреда быстро сновали вокруг стола, наполняя кубки из раздутых бурдюков. Я обратил внимание на то, что некоторые наши воины, в том числе Улаф и Флоки Черный, отказывались от добавки, понимающе переглядываясь между собой. Они не хотели, чтобы хмельной напиток затуманил им головы.
— Должно быть, вы, ребята, проголодались, — обратился Эльдред к Эрику и Торкелю, сидящим рядом с ним.
Когда Улаф перевел его слова, оба скандинава ухмыльнулись, словно дьяволы, и Эрик ответил по-норвежски, что он сейчас голоднее, чем был Тор на следующий день после битвы с гигантами. Эльдред не понял его, но все равно улыбнулся, откинулся назад и отдал распоряжение слуге, стоявшему у левого плеча.
Затем олдермен повернулся к нам, стукнул кулаком по столу и крикнул:
— Принесите моим просоленным гостям то, что они так долго ждали!
Повар Эльдреда начал разливать горячую похлебку по мискам, которые расставили перед нами рабы. Скандинавы помнили о коварстве Вульфверда, проявленном во время пиршества в Эбботсенде. Они отнеслись к еде подозрительно и не притрагивались к ложкам до тех пор, пока Эльдред жадно не набросился на варево, не ведая об их страхах. Норвежцы увидели это и тоже принялись черпать похлебку, с шумом всасывая воздух сквозь растрескавшиеся губы, чтобы остудить ее, перед тем как проглотить. Вскоре все ложки уже скребли по чистым доньям мисок, и нам принесли добавку. Похлебка, приправленная зубчиками чеснока, была жирная, со свининой, зайчатиной и каким-то мясом пожестче, должно быть бараниной. Мой желудок еще не забыл о вчерашнем ночном пиршестве у кромки прибоя. Он быстро наполнился и согрелся, а в голове появились мечты о соломенном тюфяке.
Я настолько устал, что едва заметил ногу, обутую в сапог. Она мелькнула под гобеленом с изображением сцены распятия, но через мгновение исчезла. Занавес снова застыл неподвижно.
Укол страха заставил замереть мое сердце. Я взглянул на Сигурда, который разговаривал с Улафом, затем проследил, как Эльдред обмакнул в мед маленький кусок миндального пирога, сжевал его и что-то тихо промолвил верзиле, сидящему рядом с ним. Только теперь до меня дошло, что тот за всю трапезу лишь разок подносил к губам кубок, стоявший справа от него.