Кровавый глаз
Шрифт:
— Какой у нас выбор? — спросил я. — У Эльдреда где-то двести копий.
— Лишь немногие из них — настоящие воины, — презрительно фыркнул ярл. — Остальные предпочли бы пахать свои наделы или сидеть у очага.
Но все равно двести — это было слишком много. Сигурд понимал, что нам нечего надеяться на победу.
— Хорошо, — наконец произнес он и кивнул в сторону англичан. — Передай этому Эльдреду, что я выпью с ним меда. Клянусь Одином, если я почую предательство англичан, то отрублю ему голову.
Когда я в сопровождении Сигурда вернулся к Эльдреду,
— Я Сигурд, сын Гаральда. Кое-кто называет меня Счастливым.
Ярл выпрямился во весь рост и гордо стоял перед знатным англичанином и его угрюмыми телохранителями.
— Это прозвище тебе подходит, — хитро усмехнулся олдермен. — Твои люди должны быть признательны тебе. Их повелитель не из тех, кто готов впустую губить чужие жизни. Особенно когда этим ничего нельзя добиться.
Он высоко поднял руку, я обернулся и увидел, как рыбацкие лодки, полные людей, удалялись от скандинавских дракаров.
Сигурд окинул взглядом воинов, толпящихся вокруг олдермена, но это, похоже, не произвело на него никакого впечатления.
— Мы пойдем в твой зал, Эльдред, но если я увижу там хоть одного раба Белого Христа, то наполню его брюхо сталью.
— Один священник пытался отравить ярла Сигурда, — объяснил я предводителю англичан.
Казалось, олдермен был удивлен. Он нахмурился и погладил длинные усы.
— Шепот Святого Духа, принесенный ветром, способен толкнуть человека на отчаянные поступки, ярл Сигурд, — сказал Эльдред, осеняя себя крестным знамением. — Но я могу заверить тебя в том, что держу своих священников на очень коротком поводке. — Он улыбнулся. — Итак, пошли?
Сигурд громко рассмеялся. Эльдред и его люди изумленно переглянулись.
— Я приду, когда буду готов, англичанин, — произнес ярл, повернулся и направился к своим людям.
Я последовал за ним.
Скандинавы встали строем, который, как мне объяснил Улаф, назывался свиньей. Они развернулись спиной к морю, образовали остроконечный клин и ждали. Воины, готовые к бою, подняли мечи и щиты. Наступало утро. Тусклый свет отражался от воды. Небо уже начинало розоветь на востоке.
Мне не нашлось места в этом строю. Мы с Эльхстаном стояли позади. Ведь я не был воином. Каждый боец должен доверять товарищу, стоящему рядом. Тот обязан держать свой щит поднятым, прикрывать соседа. Его правая рука, сжимающая меч, не может дрогнуть.
— Не знаю, чего ждет Сигурд, — сказал я Эльхстану.
Старик отвернулся и уставился на набегающую волну прибоя, несущую прохладу, от которой меня охватила дрожь. Рыбацкие лодки, грозившие высушенному дереву кораблей Сигурда, уплыли, скрылись из вида. На берегу люди Эльдреда отступили, снова растворились в темноте, превратились в неясные тени, движущиеся на фоне бледной скалы.
— Почему он не идет к олдермену?
Я видел, как ярл беседовал с Улафом. Два железных шлема тускло сверкали над бледной кожей и невидимыми глазами.
— Его
Эльхстан указал на небо, серо-стальное на горизонте, надул впалые щеки и дунул мне в лицо. Я внезапно все понял. Ветер дул с юга. Возможно, следом за ним придет прилив.
Сигурд понимал, что ему вряд ли удастся сдержать натиск англичан хоть на какое-то время, чтобы все норвежцы успели подняться на борт «Змея» и «Лосиного фьорда». Но даже в этом случае идти на веслах против ветра будет очень непросто. Рыбацкие лодки, на которых оставались люди с факелами, конечно же, таятся где-то поблизости. Кроме того, нам придется плыть под дождем огненных стрел, летящих с берега. Мы не сможем быстро вывести высохшие, просмоленные корабли из зоны досягаемости английских луков. Риск был слишком большим даже для Сигурда. Со стороны это выглядело глупым скандинавским упрямством, на самом же деле ярл выгадывал время.
Поэтому мы ждали. Наконец на востоке поднялось солнце, озарило мир чистыми лучами и осветило усталые лица норвежцев. Они по-прежнему держали строй, впрочем, как и люди Эльдреда. Так продолжалось до середины дня, когда ветер утих.
Только тогда Сигурд решительно кивнул и повернулся к своим воинам. Его глаза свирепо сверкнули на осунувшемся лице. Теперь по крайней мере у одного дракара появилась надежда уйти, даже если Эльдред на нас нападет.
— Глум, ты остаешься с кораблями, — приказал ярл и знаком показал команде «Змея», чтобы те приготовились идти с ним.
Воины с радостью повиновались. Они с облегчением закидывали на спины тяжелые щиты, разминали затекшие руки и ноги. Глум перестроил оставшихся людей в меньший, но такой же смертоносный клин.
Сигурд кивнул мне, показывая, что я должен пойти вместе с ним в зал к Эльдреду. Браму он приказал остаться с Глумом, потому что здоровяку сильно досталось. Он хромал, но отказался, изрыгнув поток ругательств, и тоже закинул щит за спину, собираясь идти.
— Оставайся здесь, Эльхстан. Я должен идти с Сигурдом, — сказал я и пожал руку мастера, тощую, словно лучина.
Старый плотник кивнул и стиснул мне плечо. Его водянистые глаза всмотрелись в мое лицо с явной тревогой, даже отчаянием.
— Береги волосы на голове, старик. Я вернусь и проверю, не обратили ли тебя в язычника, — попытался я улыбнуться.
Однако мне было понятно, что на самом деле Эльхстан тревожился не за себя, а за меня. Я поспешил тронуться следом за Бьорном и Бьярни, прежде чем его страхи не стали моими собственными.
Мы поднялись по склону, заросшему березами, папоротником и колючим зеленым утесником, над которым жужжали пчелы, прошли мимо низкорослых дубов, вязов и ясеней и оказались на поляне, покрытой пнями. Именно здесь Улаф, Глум, Флоки и остальные ждали, пока я схожу за мясом. Затем в сопровождении англичан, следовавших в некотором отдалении, мы стали спускаться с холма по раскисшей тропе. Я пожалел о том, что у меня, в отличие от остальных скандинавов, нет копья. Норвежцы втыкали древки в скользкую грязь, чтобы удержаться на ногах.