Кровавый разлом
Шрифт:
— Вы были знакомы с моим отцом? — спросил он наконец.
— Нет… почему вы решили?
— Он был известен как Джерри Морнер, а вы назвали его Герхардом. Настоящим именем.
— Разве?
Пер пристально посмотрел на него:
— Вы мне звонили?
Кристер молча смотрел на него.
— Кто-то звонил… думаю, отцу, но трубку взял я, — медленно сказал Пер. — Сразу после вечеринки… Позвонил и включил звуковую дорожку к какому-то из фильмов Джерри. И еще раз.
Курдин некоторое время молча, но не отводя глаз, смотрел
— Дорогая?
— Да?
— Можешь выйти на минутку?
Стук каблуков по полу. В гостиной появилась Мари Курдин:
— В чем дело?
— Он знает, — сказал Кристер Курдин.
Мари посмотрела Перу в глаза.
— Ты снималась у Джерри с Маркусом Люкасом?
Мари дернулась:
— Нет, конечно.
Она помолчала и хотела что-то сказать, но Кристер ее опередил:
— Ее младшая сестра.
— Сара… — тихо сказала Мари. — Ей было только восемнадцать… снялась в одном фильме, заразилась и умерла три года назад. Несмотря на все тормозящие препараты. Она догадывалась, где она подхватила СПИД — на съемках. Мне она сказала, но никому больше… ей было очень стыдно.
Пер опустил голову. Все встало на свои места.
— Значит, вы позвонили отцу… хотели ему напомнить.
— Я узнала его… на этой вечеринке. Узнала еще до того, как он вывалил свои журналы.
Пер не мог заставить себя посмотреть ей в глаза.
— Джерри сказал, что он вас тоже узнал… вы, наверное, были очень похожи… Вы и Сара…
Мари промолчала.
Он посмотрел в стакан. Ему показалось, что слишком уж сильно он опьянел от одного стакана. Что это за пиво? Его вдруг охватили подозрения — а вдруг Курдин всыпал что-то в его стакан, пока был на кухне?
А у этого Курдина… нет ли у него, часом, красного «форда»?
Может быть, это он заманил Джерри на виадук в Кальмаре?
Он поставил стакан на стол и медленно встал. У него были еще вопросы, но чересчур уж кружилась голова.
— Вам надо идти?
Пер молча кивнул. В ушах у него звенели веселые девичьи голоса.
— Вот именно… мне надо домой.
Они с удивлением смотрели на него, и Пер чувствовал себя идиотом, но голоса не унимались. Вдруг он услышал голос Джерри: иди домой, Пелле.
Он осторожно сделал шаг — ничего. Идти он мог почти нормально, но начал задыхаться — ему показалось, что он опять находится в горящей студии Джерри, и ясно почувствовал запах горелого человеческого мяса.
Они почти всегда поджигают собственные дома, вспомнил он слова Герлофа. Значит, это Джерри поджег студию. Или Ганс Бремер. Или он сам, Пер Мернер, блудный сын…
Он пошел к выходу, но на пороге обернулся:
— Не думаю, чтобы Джерри… не думаю, чтобы он знал все это. Он даже не знал, что Маркус Люкас болен СПИДом. Мне очень жаль, я тоже ничего не знал… да что теперь, все уже мертвы… — Он не мог смотреть
Замок не сразу поддался, но в конце концов ему удалось выйти на воздух.
64
Эльфы к камню не вернулись.
В альваре стояла холодная ночь, но она была очень тепло одета, так что холод ее не пугал. Она даже поспала пару часов на мягкой траве, а камень эльфов защищал ее от ветра. Голод тоже давал о себе знать, но она уже привыкла.
Хуже было с Максом.
Эльфы приняли ее дар, обручальное кольцо, и взять свое пожелание обратно она уже не могла.
Макс наверняка уже умер. Она представляла себе, как молот инфаркта обрушивается на его беззащитную грудь… может быть, это случилось еще вчера, когда он вернулся и уселся за стол для размышлений, и вот теперь лежит там, в своем кабинете, а дом полон похоронных цветов.
Р-раз — и сердце остановилось. Он ничком упал на стол и так и лежит, с повернутой набок головой. И ничего нельзя сделать… нет, домой она не пойдет. Зачем? Чтобы найти труп своего мужа?
А эльфов все не было. Она ждала, час за часом, а их все не было.
Среди дня она не помнила точно когда, но солнце стояло высоко, — среди дня что-то зашумело в кустах и на поляну выпрыгнул заяц. Выпрыгнул и сел. Насторожил уши и, как Венделе показалось, внимательно к ней присмотрелся. Потом напрягся, сделал огромный прыжок и исчез.
Через пару часов после этого она видела в отдалении мужчину и женщину — наверное, пошли прогуляться. Они шли рядом в красных ветрозащитных куртках и даже не взглянули в ее сторону.
А может быть, она невидима? Может быть… во всяком случае, она уже не чувствовала ни привычного голода, ни жажды… она вообще ничего не чувствовала. И ничего не хотела…
Впрочем…
Она сунула руку в карман и достала пластмассовую баночку с таблетками. Это были те самые датские таблетки — она вспомнила, как попробовала их и сразу успокоилась, сделалась словно невесомой. Вендела за все это время выпила всего три или четыре штуки, баночка была почти полной.
Она достала таблетку, зажмурилась и положила в рот. Воды у нее не было, но все равно она проглотила таблетку без труда.
Подождала четверть часа — никакого эффекта. Странно. Она достала еще таблетку, подумала и добавила еще две.
После четырнадцатой таблетки Вендела решила — хватит. Она же не собирается кончать жизнь самоубийством. Ей надо просто расслабиться, и эльфы наверняка появятся. Они уже где-то близко — над кустами пополз необычный жемчужно-белый туман.
Она завинтила банку и сунула в карман.
Без десяти четыре. Она просидела здесь почти весь день… скоро начнет вечереть.
Вендела прислонилась спиной к камню и чувствовала, как постепенно успокаивается, пульс замедляется… и тишина такая, что закладывает уши.