Круги ужаса(Новеллы)
Шрифт:
А значит, несколько дней передышки.
Почему с некоторых пор его печалила потеря Полли?
Трубка, издавна ставшая верным другом, помогавшим справиться с одиночеством и невзгодами, была ему так нужна, что он не хотел ей замены и даже потерял вкус к курению.
Вскоре серьезные заботы оттеснили бессмысленные сожаления. Кончились деньги, его отягощали долги — под угрозой оказались его свобода и жизнь.
Редкая клиентура вовсе исчезла. Ночные бродяги сорвали с парадной двери цинковую табличку с его именем
Он решил не вешать новую, уверенный в ее бесполезности.
— Сентон Миллер, — вздыхал он. — Пора вспомнить о тебе, бедный собрат по преступлению.
Он извлек из ящика стальные порыжевшие инструменты, отодвинув в сторону красный шелковый футляр с бесполезным зеркалом доктора Джона Ди и бросив на него взгляд, исполненный гневного презрения.
— Тебе, — проворчал он, — придется как-то утром отправиться на дно реки и строить козни там!
До этого дня он верил в свою темную звезду удачи, когда совершал малодоходные ночные набеги. Он уже забыл, что ограбление на Эстейс-роу принесло ему черное зеркало.
Он тщательно подготовился к очередной экспедиции, уповая на спасение от окончательной нищеты. Дом, который он заприметил на Блумсфильд, пустовал. Леди Эберлоу, его владелица, лечилась в клинике на Косвел-род и захватила с собой всех слуг. Он узнал обо всем от болтливых коллег, не подозревающих, что Бакстер-Браун внимательно прислушивается к их разговорам.
Одна из створок ставней первого этажа закрывалась неплотно, и он по опыту знал — она не станет серьезным препятствием во время ночного визита.
Было холодно и темно, когда он сошел с автобуса в Корн-хилле. А когда пешком добрался до Лондон-Уолл, мрачный и задумчивый, как гений дурного настроения, по улицам медленно растекался смог. Фонари плакали редкими рыжими слезами в населенном призраками тумане, в котором глохли даже шумы. Где-то вдали ревели сирены.
Бакстер-Браун облегченно вздохнул. Он мог найти Блумсфильд, дом леди Эберлоу и перекошенную створку, даже с закрытыми глазами.
Доктор без особых усилий проник внутрь; белый луч карманного фонарика скользнул по белым чехлам мебели и свернутым коврам в строгой викторианской гостиной.
Поднялся по широкой винтовой лестнице, исчезающей в сумрачной вышине, и распахнул на втором этаже дверь в спальню леди Эберлоу. И окаменел от ужаса, словно перед ним возникло чудище.
Комната была ярко освещена. Горели все двенадцать рожков огромной люстры с хрустальными подвесками, а позади диванчика, обитого желтым бархатом, сиял розовый светильник. Ночной посетитель не поверил, что обитатели, покидая дом, забыли погасить свет, ибо в пустой и холодной комнате все, кроме освещения, свидетельствовало, что здесь давно никто не живет.
Бакстер-Браун с трудом дышал, словно на плечи лег слишком тяжелый груз.
— Ну и пусть… — пробормотал он, — все равно надо… иначе я конченый человек.
Его глаза остановились на венецианском зеркале глубокой зеленой воды, висящем на дальней стене. Он подошел к нему и приподнял — ярко вспыхнули четыре медные головки болтов встроенного в стену сейфа.
Стальной инструмент справился с дверцей без особых усилий.
— Наконец-то… наконец-то… — всхлипнул Бакстер-Браун. По его лицу потекли слезы радости, когда он увидел толстые стопки банкнот и три желтых столбика соверенов.
Карманы его раздулись; он весело взмахнул полуторафутовым ломиком, которым вскрыл сейф. И вдруг его сердце тоскливо сжалось; внизу хлопнула дверь, на лестнице послышались быстрые шаги, сухо щелкнул взвод револьвера. Бакстер-Браун превратился в каменную статую. И даже не шелохнулся, когда увидел тяжелый могучий силуэт в проеме двери и крохотную злую мордочку револьвера, нацеленного ему в лоб. Но роковой выстрел не последовал, а мужчина не успел даже крикнуть. Стальной ломик выскользнул из рук взломщика, со свистом ракеты пронесся по воздуху и нанес удар. Взломщик не успел мигнуть, как тело охранника рухнуло на пол — из головы хлестала кровь, образуя лужу крови. Лицо трупа обратилось в месиво.
Бакстер-Браун с невероятным усилием оторвал приросшие к полу ноги. Но, собравшись с силами, невероятным прыжком перескочил через труп.
На лестничной площадке обернулся.
Яркий свет заливал вскрытый сейф, разбитую голову охранника, а под светильником…
Врача не трогало зрелище насильственной смерти — он привык к ней, — но между абажуром светильника и подушками дивана в воздухе, словно в зубах невидимого курильщика, висела Полли.
Он сразу узнал любимую трубку по обожженной головке и трем крестикам. Его охватило необоримое желание вернуться, перепрыгнуть истекающий кровью труп и забрать ее, как вдруг из головки вырвалось кольцо дыма, второе, третье… потом Полли яростно запыхтела, наполняя комнату плотным голубоватым туманом — она курила сама… сама…
Бакстер-Браун бросился в ночь, окунулся в смог и, блуждая в густом тумане, потратил три часа, чтобы добраться до Клиссольд-Парк и своей ледяной комнаты.
Пока он отсутствовал, порыв ветра распахнул окно, и серые волокна тумана призрачной каруселью клубились вокруг лампы.
Прошло десять лет. Знакомые доктора Бакстер-Брауна не подозревали, что у него среди массы ненужных вещиц хранится самый ужасающий магический инструмент, когда-либо оставленный людям адскими силами, а именно черное зеркало доктора Джона Ди.
Не будем упоминать о кольце Тота, гримуарах Соломона, сосудах с гомункулами Карпантье. Только черное зеркало позволяло людям ускользать из тесной тюрьмы плоти и чувств и находить дорогу в тумане ненависти, любви и знания, из которых Верховным Божеством сотворены призраки и вечные духи-скитальцы.
Откупив в Камден-Таун консультационный кабинет старого врача, мечтавшего о сельском доме на берегу ручья с форелью в родном Девоншире, Бакстер-Браун обрел счастье и спокойствие. Отрастил брюшко, отпустил галльские усы. Лицо его лоснилось, ибо он пристрастился к хорошей кухне.