Круги ужаса(Новеллы)
Шрифт:
Вместо того чтобы кормить гнусный дом, стоило просто отнять у него деньги, как раньше делали разбойники с большой дороги! Костерок у ног жертвы помогал развязать язык и заставить сказать, где она хранила свой шерстяной чулок. Горящее полешко, брошенное в прожорливую комнату, могло стать полезным орудием пытки, чтобы получить нужный результат!
— Итак, адское отродье, талеры и соверены или огонь тебе в брюхо!..
Через несколько минут, когда я пересекал Брюненплац, я едва сдержал крик радости: ИДЕЯ не исчезла в небытие, а разрослась до размеров апофеоза!
В сумерки я вернулся с бидоном
Но прихожая спокойно спала в рождающейся темноте, и дверь живой комнаты послушно открылась, открыв моему взору подрагивающие блестящие стенки.
И все же я чувствовал, что действовать надо быстро. Я бросил в гнусный чулан бидон со спиртом, предварительно пробив его крышку. За бидоном последовал факел. Когда я закрывал дубовую дверь, то увидел взметнувшееся синее пламя.
И ад разбушевался.
Раздались вопли и стоны, они превратились в гром, пронесшийся над крышами городка и перелетевший через крепостные стены. Он эхом отразился от холмов, утроился, удесятерился…
И дом обратился против палача — под моими ногами вздыбились плиты. Ступеньки лестницы отделились и превратились в зубастые, готовые растерзать пасти, а перила взметнулись осьминожьими щупальцами, пытаясь пленить меня.
Я все же сумел переступить порог и выпрыгнуть на улицу в момент, когда в двух дюймах от моей головы просвистел огромный камень с фасада.
Я, наверное, пробежал не одну милю, пока не рухнул от усталости у подножия заросшего травой холма. Издали доносился смутный шум, его прорезал тоскливый перезвон колоколов, а на горизонте сияло жуткое пламя.
Если бы меня обуревала жажда знания, я бы мог проникнуть в самые черные тайны потустороннего мира. Но меня вел только дух флибустьера, и я считал, что мой акт возмездия и справедливости поставит точку в этом приключении.
Я вернулся на реку Аллер к своим удочкам, но однажды утром, отправившись за сетями, встретил человека в пальто из серого драпа и в странной шляпе, который расхаживал по берегу и читал газету. Через несколько мгновений он прочитал ее, и исчез в сосновой роще. Ветер подхватил листок, поднял высоко в воздух и уронил на землю.
Вернувшись домой, я увидел, что он зацепился за изгородь. Это была страничка из старой иллюстрированной газеты, прочитав которую я понял, что приключение далеко не завершено.
В верхней части страницы была репродукция гравюры XVII века на дереве. На ней был изображен Сторкхаус, рисунок сопровождался несколькими строчками:
«Дом в Хильдесхайме, подаренный принцем Питеру Сторкху. Этот художник конца Средневековья прославился, а вернее, обрел всеобщую ненависть своими картинами с муками ада, черпая свое вдохновение в Дантовом Аде. Эти картины были столь ужасны, что все церкви, за исключением Святого Себада в Нюрнберге, отказались от них даже в качестве дара».
Слово Ад было подчеркнуто красным карандашом.
Я не очень много читаю, но в свое время читал Дантов Ад, потому что однажды присутствовал на споре студентов-теологов, где Данте называли истеричным лжецом, а его произведение — оскорблением божественной доброты.
Прочтя эту книгу, я согласился с теологами и счел самым глупым и отвратительным среди всех описаний сжиганий, сдираний кожи и членовредительств вечную пытку Искариота, которого бесконечно пожирает адское чудище.
Словно жало
Я, похоже, понял главное — «дух» Сторкхауса давал объяснение. Он заговорил со мною, как и с Биллом Кокспуром, образами, почерпнутыми из моих воспоминаний.
В доме моего дядюшки Бена в Кенте властвовал полтергейст. Мы пригласили из Фландрии монаха, который изгнал духа. Его слова и пришли мне на память: «Несчастная душа, полная грехов и преступлений, которая из ужаса перед Вечностью и перед тем, как окунуться в нее, избрала себе пристанищем эти камни…».
Но кто-то то и дело шлет мне конверты, набитые прекрасными банковскими билетами?
ПОСЛЕДНИЕ КЕНТЕРБЕРИЙСКИЕ РАССКАЗЫ
Фантастический пролог
Памяти Чосера,
во славу Кота Мурра
и Тому, кто стоит по ту сторону Мрака
Сколько же в мире глупцов!
Ярчайшим доказательством справедливости этой мысли должно служить, на мой взгляду основание литературного клуба Верхней Темзы, члены которого собирались в задней комнате таверны «Ученая сорока».
И вину за это я возлагаю на старую каналью, сэра Дэниэла Кресуэла, который сыграл в мерзкую посмертную игру с наследниками, завещав огромные суммы куче подозрительных фондов.
На средства одного из них основали литературный клуб Верхней Темзы.
«Какая чудесная затея, — злорадно повторяю я, — скажите-ка, литературный клуб Верхней Темзы!» Ютился он на мрачной улице, где есть место только конторам маклеров по морским сделкам, барам для моряков, складам, закладным конторам, постам таможни и речной полиции.
И над этим клубом, шедевром душевного расстройства, распростерлась тень зловредного Дэна Кресуэла.
От его завещания несет безумием и хитростью, как от дьявола серой и миролюбием. В нем перечислены двенадцать постоянных членов, в том числе один президент и один секретарь, а также оговорено право выбирать двух или трех почетных членов из иностранцев.
Надлежало собираться по субботним вечерам, посвящая заседания литературным трудам. Участникам дискуссии подавался холодный ужин, три пинты эля и два стакана пунша или грога, одна глиняная трубка, набитая унцией доброго голландского табака, а также один жетон стоимостью в один фунт, который обменивался на деньги в конце собрания, если вы на нем присутствовали.