Крушение мировой революции. Брестский мир
Шрифт:
Пессимистично был настроен главнокомандующий войсками Кавказского фронта генерал-майор Лебединский. В рапорте председателю Закавказского комиссариата он доносил, что, получив 10 марта от турок телеграммы с предложением очистить Батумскую и Карсскую области и Ардаганский округ, он, намереваясь «противиться этому предложению вооруженной силой», прибыл в Батум, чтобы на месте оценить возможности для обороны, и выяснил, что город совершенно не готовится к турецкому нашествию и что на Приморском направлении никаких войск нет. «Вопрос обороны границы Закавказья от наступления турецких сил, — заключил Лебединский, — является совершенно безнадежным и, в связи с настроением народных масс в тылу» — отсутствием единства у закавказского населения — «может иметь самые печальные последствия» [33] .
33
АИГН, 17/2. Главнокомандующий войсками Кавказского фронта. Управление генерал-квартирмейстера. Оперативное отделение. 7 марта 1918 года. Председателю Закавказского комиссариата. Секретно, с. 1,8. Тем не менее армия готова была к сопротивлению, если того потребуют обстоятельства. В протоколе совещания от 11 марта, в частности, было записано:
«Ген. Лебединский. Настаивает на внесении в Сейм в срочном порядке: 1. принуждения при мобилизации; 2. увеличения сроков возрастов [...]
Ген. Дурново. Докладывает о состоянии запасов оружия и патронов, [...] [которых] захвачено большевиками в Баладжарах 18 мил. Нужно немедленно купить эти патроны у большевиков [...]. Необходимо немедленно послать в Россию за чертежами на случай постройки или, вернее, приспособления существующего в Батуми завода ручных фанат.
Ген. Соллогуб. Разрешить эвакуацию включительно до Тифлиса.
Ген. Лебединский. Оглашает телеграмму генерала Левандовского о прибытии в Тоапезунд нового полка из Константинополя и вторую телеграмму о беспорядках в Ризе. Таким образом в Трапезунде сосредотачиваются значительные силы и поэтому Закавказье поставлено в очень тяжелые условия. Надеется, что народные вожаки призовут народ к защите края. [...] Призывает напрячь энергию и все силы к доведению обороны до успешного конца.
Ген. Аверьянов. Докладывает, что настроение Понтийского населения благоприятно Закавказью и по формулировке комиссара Анфилова — население враждебно относится к войне против русских и как один человек станет за Закавказье.
Ген. Лебединский. Для обороны Батума нужен [Черноморский] флот. Нужно его привлечь какою угодно ценою [...]
Ген. Аверьянов. Спрашивает, нужно ли возобновить оборонительные работы в Карее [...]
Ген. Голицын. Считает, что в Карее делать ничего не нужно». (АИГН, 17/2. Протокол совещания...)
Однако социал-демократические деятели, в руках которых находилось руководство страны, подобно революционерам в России считали, что состояние дел в момент революции определяют далеко не только перевесом в военной силе. Закавказские меньшевики предлагали то же самое, что и меньшевики в России: встать на путь организации общенародной войны против захватчиков. Жордания считал, что необходимо «поднять народное движение», организовать народную милицию (без ограничения возраста), отозвать мирную делегацию, так как она «действует неблагоприятно на воображение населения»; Красную гвардию — отправить на фронт, Черноморский флот — купить, поскольку «флот будет служить тому, кто даст деньги». Через тот же Черноморский флот Жордания планировал закупить продовольствие для Закавказья, поскольку «матросы согласились за 400.000 руб. привезти из Севастополя 200.000 пудов зерна» [34] .
34
Там же.
5 апреля на шестом и последнем заседании мирной конференции в Трапезунде Закавказская делегация согласилась на уступку туркам «всего Ольтинского округа, южной части Ардаганского, юго-западной части Карсского округа и западной части Кагызманского округа». В ответ 6 апреля в 7 часов вечера Турция предъявила ультиматум: в течение 48 часов Закавказье должно было информировать турецкую сторону о принятии условий Брестского договора в касающейся Закавказья части. Утром следующего дня председатель Закавказской мирной делегации Чхенкели телеграфировал об ультиматуме в Тифлис. 8 апреля «был получен ответ правительства с предложением максимальных уступок», которые, однако, не удовлетворили Турцию. В Тифлис была послана новая телеграмма. Срок ультиматума был продлен еще на 48 часов, но одновременно с этим 8 апреля турецкая армия начала военные действия с целью овладения спорными территориями силой. В тот же день Закавказский комиссариат послал Чхенкели в Трапезунд телеграмму с требованием к туркам прекратить военные действия под угрозой разрыва переговоров [35] .
35
«Турецкие войска вторглись в пределы Закавказья. Ведение переговоров при подобных действиях [...] является совершенно недопустимым и парализующим в полной мере значение мирных переговоров. Прошу сделать заявление турецкому правительству, что дальнейшее передвижение турецких войск должно быть немедленно приостановлено, в противном случае [...] мы вынуждены будем считать, что мирные переговоры не удались» (Уратадзе. Образование и консолидация, с. 57).
Чхенкели попросил сообщить, может ли Закавказье «силой оружия отстоять Батум, Ардаган и Каре». Если не может, каковы предельные уступки туркам. «Время не терпит», — заключил Чхенкели [36] . Однако Тифлис молчал. До 9 часов вечера 10 апреля, когда истекал срок ультиматума, ответа правительства Закавказья не последовало. Тогда закавказская мирная делегация на свой страх и риск дала согласие на признание Закавказьем Брестского мирного договора [37] . Вскоре после этого из Тифлиса пришел, наконец, долгожданный ответ за подписью Гегечкори. Закавказский сейм постановил разорвать переговоры с Турцией. Председателю мирной делегации министру иностранных дел Чхенкели предписывалось «ввиду того, что мирное соглашение по вопросу о границах Закавказья между Турцией и Закавказьем не достигнуто» немедленно выехать обратно в Тифлис. 14 апреля делегация покинула Трапезунд [38] . За два дня до этого, 12 апреля, командующий турецкими войсками в ультимативном порядке потребовал от коменданта Батума сдать город [39] .
36
Там же.
37
АИГН, 17/7. Доклад делегации Закавказского сейма по ведению переговоров о мире с Турцией, с. 1-8.
38
Там же, с. 1-8; там же. Приложение, с. 1-2, 4. Было условлено, «что обе делегации считают создавшееся положение не разрывом, а перерывом в занятиях конференции», которая, однако, никогда уже не возобновила своей работы.
39
«1. Батумский санджак с городами Батуми, а также форты, окружающие Батуми, со всеми военными припасами, должны быть возможно скорее заняты нами. 2. На основании этого предлагаю Вашим войскам до четырех часов дня после полудня, 13 апреля, покинуть укрепления. Если Вы примете это предложение, то войска мои до полного выхода Ваших войск из города не войдут в него и останутся на фронтах. Командующий турецкими войсками Кавказского фронта позволяет Вашим войскам сохранить оружие. 3. Ожидаю ответа на мое дружеское предложение. В случае же непринятия его предупреждаю, что будут сделаны все необходимые приготовления для штурма, результатом которого будут разрушение, пролитие крови и плен защитников. 4. Завтра, 13 апреля, до полудня жду Вашего ответа. Начиная с 4 часов пополудни позволяю себе свободу действия» (Уратадзе. Образование и консолидация, с. 57).
Решение разорвать переговоры с Турцией было принято на заседании Сейма 13 апреля. В 8 часов вечера его открыл председатель Сейма Н. С. Чхеидзе. Первым выступал председатель правительства Гегечкори. Он сообщил, что отоманское правительство настаивает на принятии полностью Брест-Литовского договора и не соглашается на сделанные уступки — Карса и Ардагана с оставлением за Закавказьем Батума. Гегечкори считал, что Закавказье не может отказаться от Батума — единственного выхода к морю; «при невозможности заключить позорный мир и этим подписать Закавказью смертный приговор», вопрос остается разрешить «силой оружия»; «при единении всех народов Кавказа можно рассчитывать на победу».
От имени меньшевиков за разрыв переговоров с Турцией и против признания Брестского мира выступил Церетели: «В этой неравной борьбе мы можем пасть, — сказал он,— но наша погибель может разбудить демократию великой России и поднять ее на борьбу с германским империализмом». Русские меньшевики предлагали будить революцию в Германии. Грузинские — в России. «Мы уверены, что Турция не остановится на тех условиях, которые она предъявляет на основании Брест-Литовского договора. Она пойдет и дальше», — указал Арутюнян, представитель фракции «Дашнакцутюн», и от имени армянского населения Закавказья предложил отвергнуть турецкий ультиматум. За отклонение ультиматума и условий Брестского договора выступили закавказские эсеры [40] . В результате Сейм проголосовал за резолюцию, зачитанную Жордания: «Отозвать мирную делегацию из Трапезунда и считать, что мы находимся в состоянии войны с Турцией. [...] Объявить всю страну на военном положении [...]. Обратиться к населению с манифестом».
40
Там же, с. 59. В отчете 1919 года один из эсеровских активистов указал: «В то время, как все. политические партии холопски пресмыкались перед агентами германского империализма, наши товарищи, действуя согласно директивам ОК, развивали всюду, где возможно, агитацию против Германии Вильгельма, а наша газета даже была закрыта за «оскорбление дружественной держа вы» (МИСИ, архив ПСР, папка 2018, с. 3).
Заранее заготовленный меньшевиками манифест тут же был утвержден Сеймом [41] . Закавказье решило драться. С военной точки зрения это решение, безусловно, было очень рискованным: уже 14 апреля турецкие войска заняли Батум [42] . На следующий день правительство обратилось к населению с призывом сопротивляться [43] , причем готово было принять для этого помощь и от большевиков [44] , и от Антанты [45] . Однако помощь не пришла. А вернувшаяся из Трапезунда мирная делегация убедила Сейм возобновить сепаратные переговоры.
41
Закавказский сейм. Заседание 31 марта [13 апреля] 1918 г.
– Возрождение, 3 [16] апреля 1918 г. № 69, с. 1-2.
42
«Оперативная сводка к 12-ти часам 2 апреля. На приморском направлении: крепость Батум 1 апреля занята турками. Гарнизон крепости выведен к северу для продолжения обороны приморского направления» (Там же, с. 2.)
43
«Граждане Закавказья! [...] Вы знаете, какие требования предъявило нам турецкое правительство. От нас потребовали признания Брест-Литовского договора, заключенного без ведома народов Закавказья; которого в настоящее время в России не признает никто [...] Позорного мира мы не подписали. Мирные переговоры с Турцией прерваны. Отныне спор решается силой оружия [...] К оружию! Все на фронт! Все на защиту свободы и родины!» (Манифест Закавказского сейма — там же, с. 2; Уратадзе. Образование и консолидация, с. 62-63; Гелейшвили. Красная книга, с. 148-150).
44
«Наша демократия обратилась с призывом о помощи к большевистской России. Наше правительство должно не медля ни минуты вступить в сношения с державами противогерманской коалиции».
(С кем мы должны быть. — Возрождение, 3 [16] апреля 1918 г. № 69, с. 2) Большевики в тот день выступили с дипломатическим протестом за подписью Чичерина и Карахана: «Москва. В Берлин.
Турецкая армия продвигается через Батум, Каре, Лрдаган, разоряя страну и уничтожая население. Ответственность за дальнейшую судьбу армян ложится всецело на Германию, ибо по ее настоянию были выведены все войска из армянских областей» (там же). С призывом о помощи обратилась к «рабочим, крестьянам и солдатам России» Закавказская социал-демократическая фракция Сейма (Гелейшвили. Красная книга, с. 151-152).
45
«Центр [...] Северный Кавказ [...] усомнившийся большевизм — если они придут нам на помощь, мы примем их с распростертыми объятиями, только бы не подпасть под иго турок. Граждане, настал роковой час. Решайте: смерть или жизнь, рабы или свободные граждане» (Возрождение, 3 [16] апреля 1918 г. №69, с. 2).
22 апреля, как первый шаг для возобновления мирных переговоров с Турцией, была, наконец, провозглашена независимость Закавказской федеративной республики [46] . В тот же день правительство Гегечкори подало в отставку, которая была принята Сеймом. Новое правительство возглавил сторонник подписания Брестского соглашения Чхенкели. 23 апреля правительство заявило Турции о признании Брест-Литовского договора и согласилось «немедленно командировать свою делегацию для возобновления переговоров» в Батуми. 28 апреля Турция ответила согласием и приостановила продвижение своей армии [47] .
46
Турция признала независимость Закавказья 28 апреля 1918 г.
47
Уратадзе. Образование и консолидация, с. 64-65, 68.
Провозглашение независимости Закавказья привело к ухудшению и без того нелегкого военного положения федерации. Многие русские офицеры, продолжавшие считать себя гражданами России, после отделения Закавказья стали подавать прошения об отставке [48] . 24 апреля военным вопросам было посвящено заседание правительства. Обсуждалось, в частности, положение Карса, которое, по мнению начальника штаба главнокомандующего войсками Кавказского фронта, было безнадежно: Каре не мог продержаться и недели [49] . Правда, мнение о военной слабости Закавказья разделялось далеко не всеми военными и политическими деятелями. Когда председатель Закавказской мирной делегации и глава нового правительства Чхенкели заявил в телеграмме, что Ардаган взят, а судьба Карса решится на днях, командир корпуса генерал Назарбеков опубликовал опровержение и указал, что туркам не легко будет взять «эту твердыню, к защите которой комендантом принимаются все необходимые меры». Со времени падения Эрзерума, указывал Назарбеков, боеспособность частей корпуса возросла, и скоро он станет силой, с которой «придется считаться противнику» [50] .
48
Главнокомандующий генерал-майор Лебединский, начальник штаба генерал-майор Левандовский, генерал-квартирмейстер генштаба полковник Шатилов доносили в связи с этим председателю Закавказского правительства, что с «объявлением независимости Закавказья и решением Сейма прекратить военные действия с Турцией» начали «поступать ходатайства многих [русских] офицеров об освобождении их от занимаемых должностей, как подданных другого государства», причем «с уходом лиц со специальным образованием пополнение их из числа подданных Закавказья почти неосуществимо» (АИГН, 17/2, 10 [23] апреля 1918 года. с. 1-2).
49
«На вопрос, почему мое мнение совершенно расходится с тем, что говорил главнокомандующий, вынесший из своей поездки самые отрадные впечатления, я ответил, что мое мнение совершенно не расходится, ибо со времени поездки главнокомандующего совершилось много событий, изменивших обстановку [...]. На вопрос, каково соотношение сил под Карсом, я ответил, что у турок несомненно обнаружены части трех дивизий, которые, вероятно, усилены и другими частями; у генерала же Назарбекова приблизительно вдвое меньше сил» (АИГН, 17/2, Начальник штаба главнокомандующего войсками Кавказского фронта [В. А. Левандовский]. 12 апреля 1918 года. с. 1-2).
50
Телеграмма ген. Назарбекова от 30 марта. — Возрождение, 3 [16] апреля 1918 г. № 69, с. 2.
Член Закавказского сейма Ю. Ф. Семенов несколько позже высказал предположение, что Каре и Батум были сданы не по военным, а по политическим соображениям, под давлением тех, кто хотел заключить сепаратный мир с Турцией. «Армянские части после отступления от Эрзерума до пределов Закавказья оправились и представляли достаточную боевую силу», — писал Семенов. Крепость Каре была снабжена провиантом и боевым снаряжением в достаточных количествах для того, чтобы с успехом отражать «истощенные, голодные и плохо одетые турецкие войска. В таком же положении находился Батум с его великолепным вооружением». В Тифлисе Русский национальный совет сформировал небольшую пехотную часть и несколько батарей территориальных частей, и эти отряды сражались вместе с армянскими частями генерала Назарбекова. Они оставили Каре, «когда по приказу Чхенкели эта крепость была без бою отдана туркам против воли значительной части Закавказского правительства, об этом не осведомленном», и несмотря на то, что Назарбеков считал возможным Каре удержать [51] .
51
АИГН, 17/1. ЗРНС.