Крушение мировой революции. Брестский мир
Шрифт:
Троцкий отвел довод о том, что немцы в случае отказа советского правительства ратифицировать мир захватят Петроград и сослался на свой разговор с Лениным. Даже Ленин считал, указывал Троцкий, что «факт взятия Петрограда подействовал бы слишком революционизирующим образом на германских рабочих». «Все зависит от скорости пробуждения европейской революции» [47] , — заключил Троцкий, но не высказался против ратификации мира: «Я не буду предлагать вам не ратифицировать его», добавив, однако, что «есть известный предел», дальше которого большевики идти не могут, так как «это уже будет предательством в полном смысле слова». Этот предел — подпись советского правительства под мирным договором с Украинской Радой [48] . И поскольку содержание Брестского договора делегатам съезда известно не было, никто не поправил Троцкого, что заключение мира с Украинской республикой предусматривается Брестским соглашением, под которым уже стоит подпись советского правительства и которое должен ратифицировать слушающий Троцкого съезд.
47
AT, T-3742. Л.Троцкий. Советская республика и капиталистический мир, т. 17, ч. 1, с. 138. Речь на Седьмом съезде Российской коммунистической партии.
48
Седьмой
В 9.45 вечера 7 марта заседание закрылось. На следующий день в 11.40 дня открылось четвертое, предпоследнее заседание съезда. Вторично получил слово Бухарин, вновь призвавший к революционной войне: «Возможна ли теперь вообще война? Нужно решить, возможна ли она объективно или нет». Если возможна и если она все равно начнется «через два-три дня», для чего покупать «такой ценой этот договор», наносящий неисчислимый вред и шельмующий советскую власть «в глазах всего мирового пролетариата»? [49] В ответ Ленин признал, что «на девять десятых» согласен с Бухариным [50] , что большевики маневрируют «в интересах революционной войны», и в этих пунктах имеется «согласие обеих частей партии», а спор только о том, «продолжать ли без всякой передышки войну или нет». Ленин указал также, что Бухарин напрасно пугается подписи под договором, который, мол, можно разорвать в любой момент: «Никогда в войне формальными соображениями связывать себя нельзя», «договор есть средство собирать силы». «Революционная война придет, тут у нас разногласий нет». Но пока что пригрозил отставкой в случае отказа съезда ратифицировать передышку [51] .
49
Там же, с. 101-103.
50
Там же, с. 109.
51
Там же, с. 110-114. Ленин утверждал, что, вопреки опасениям Бухарина, советское правительство будет оказывать помощь оккупированным территориям, в том числе революционерам Финляндии. В частности, он предложил остановить стенографисток и рассказал съезду, что большевики намерены поставлять в Финляндию оружие. Стенографистски, однако, застенографировали речь целиком, в том числе и указание остановить стенограмму. Практика остановки стенографисток во время выступлений не была чем-то из ряда вон выходящим. Французский коммунист Ш. (X.) Раппопорт рассказывает, как однажды во время своего выступления стенографисток остановил Троцкий (и стенографистки послушались). [АИГН, 727/2, с. 81].
При поименном голосовании за ленинскую резолюцию высказалось 30 человек, против — 12 [52] — Четверо воздержалось. За резолюцию левых коммунистов голосовало 9 человек, против — 28. Но резолюция Ленина, получившая большинство, о мире не упоминала, а оговаривала передышку для подготовки к революционной войне. Публиковать такую резолюцию было совершенно невозможно, поскольку немцами она была бы воспринята как расторжение мира. Поэтому Ленин настоял на принятии съездом поправки: «Настоящая резолюция не публикуется в печати, а сообщается только о ратификации договора».
52
При более удачном для левых коммунистов и других противников ратификации мирного договора ходе событий их могло быть двадцать. Дело в том, что по случайному стечению обстоятельств на съезд опоздало восемь делегатов Уральского областного комитета партии. В телеграмме, присланной по этому поводу из Екатеринбурга в адрес ЦК — Стасовой, Ленину и Сталину — указывалось: «Большинство уральской делегации задержалось отъездом на партийный съезд. Просим отсрочить съезд (...) до прибытия делегации. Если голосование по подписанию мира будет происходить без нее, требуем присоединения восьми голосов против подписания мира, за революционную войну. Голощекину и Моисееву передайте, что партийные организации Екатеринбургского и Челябинского округов за революционную войну. Требуем считаться уполномочившими их организациями» (Седьмой съезд РКП/б/, с. 189— 190).
Ленину важно было подписать мир и добиться его ратификации. Во всем остальном он готов был уступить левым коммунистам. В частности, он предложил утвердить поправку о том, что ЦК в любое время имеет право разорвать соглашение: «Съезд дает полномочия ЦК партии как порвать все мирные договоры, так и объявить войну любой империалистической державе и всему миру, когда ЦК партии признает для этого момент подходящим». Разумеется, такая поправка нарушала не только прерогативы ВЦИКа, но и Совнаркома. Но она развязывала руки большевистскому активу, имевшему право не созывать специального съезда для расторжения договора. Очевидно, что сам Ленин в этой поправке заинтересован не был, но, победив при голосовании по вопросу о ратификации, он пытался уменьшить оппозицию Брестскому миру, уступив во всех возможных (и ничего не значащих на практике) пунктах. Впрочем, Свердлов отказался ставить на голосование ленинскую поправку на том основании, что ЦК «само собою разумеется» имеет право в период между съездами принимать те или иные принципиально важные решения, в том числе касающиеся войны и мира [53] .
53
Там же, с. 123-124. Если бы такое решение принял ЦК ПЛСР, большевики справедливо усмотрели бы в этом акт нелояльности по отношению к Совнаркому, ВЦИКу и партии большевиков.
Поскольку съезд принял резолюцию не о мире, а о передышке, т. е. объявлял о том, что скоро возобновит с Германией войну, Ленин попытался сделать все, что в его силах, для предотвращения утечки информации за стены Таврического дворца. В конце концов, он мог опасаться и прямого саботажа со стороны левых коммунистов — публикации ими резолюции съезда. Ленин потребовал поэтому «взять на этот счет личную подписку с каждого находящегося в зале» ввиду «государственной важности вопроса» [54] . Съезд утвердил и эту поправку. И только требование Ленина к делегатам съезда вернуть текст резолюции о мире ради «сохранения военной тайны» встретило сопротивление прежде всего Свердлова: «Каждый вернувшийся домой должен сделать отчет в своей организации, по крайней мере центрам, и вы должны будете иметь эти резолюции». Ленин пытался настаивать, утверждая, что «сообщения, содержащие военную тайну, делаются устно» [55] . Но при голосовании проиграл. Эту поправку Ленина съезд отверг.
54
Там же, с. 125-126.
55
Там же, с. 127.
Ничего не менявшим эпилогом к работе съезда были заявления Рязанова о выходе из партии и Троцкого о том, что он слагает с себя «какие бы то ни было ответственные посты, которые до сих пор» занимал [56] . Бухарин никаких заявлений не делал, а просто ушел со съезда. Урицкий от имени левых коммунистов, голосовавших против резолюции Ленина, заявил, что члены группы отказываются входить в ЦК. Вскоре, однако, Бухарин вернулся в зал заседаний, Троцкий «забыл» об уходе с постов, а Рязанов остался с большевиками. В общем, как заметил Урицкий, «мы слишком дисциплинированная партия» [57] . Так оно в действительности и было.
56
Там же, с. 129.
57
Там же, с. 165-167.
Заставив расписаться под Брестским договором всю партию, Ленин одержал блестящую тактическую победу. В то же время, настаивая на брестской передышке и противостоя революционной войне, он терял авторитет в собственной организации и контроль над нею. Его положение усложнилось еще и тем, что в оппозиции большевикам но этому вопросу оказывались основные социалистические партии России, представленные во ВЦИКе — левые эсеры, меньшевики, эсеры и анархисты-коммунисты. С этими партиями еще только предстояло столкнуться во время ратификации Брестского договора съездом Советов. Ленин также должен был считаться с вероятностью того, что левые эсеры и левые коммунисты в знак протеста против передышки уйдут со своих постов и сольются в одну партию, что приведет к отстранению Ленина от власти. Однако в марте 1918 года левые эсеры и левые коммунисты не сблокировались. Произошел куда более неожиданный для Ленина поворот: выдвинувшийся в те дни Свердлов, оттесняя терявшего авторитет Ленина и предотвращая блок между левыми коммунистами и ПЛСР, 11 опытался в марте-апреле 1918 года объединить большевиков и левых эсеров для неизбежной и скорой революционной войны с Германией и с внутренними врагами.
Германское правительство в целом было осведомлено о внутрипартийной борьбе у большевиков и левых эсеров в связи с вопросом о подписании мира. 11 марта статс-секретарь иностранных дел Германии Кюльман в телеграмме МИДу указывал, что общая ситуация крайне «неопределенна», и предлагал «воздержаться от каких бы то ни было комментариев» по поводу предстоящей на съезде Советов ратификации договоров. «Можно, вероятно, сказать, что с восточной стороны небосклона появляются просветы, но лучше пока что не утверждать, что перевод войны с двух фронтов на один гарантирован», закончил он. Перенос столицы России из Петрограда в Москву (где и должен был собраться съезд Советов), подальше от линии фронта, также говорил отнюдь не о мирных намерениях советского правительства. «Правительство бежит в Москву! Две трети немецкого боевого флота сосредоточились у островов Рижского залива [...]. Неизмеримо слабейший Балтийский флот вынужден отступить. Чем отвечает на эти известия правительство? Оно бежит в Москву. Оно решает сбежать в Москву, и только взрыв негодования солдат и рабочих вынуждает его отсрочить решение [...]. Правительство исподволь подготовляет свой переезд, уже перевозит ряд правительственных учреждений в Москву и в решительный момент поставит Петроград перед свершившимся фактом [...]. Оно заявило, что Петрограду грозит опасность, а посему оно должно обеспечить себе безопасность». [58]
58
Зиновьев. Сочинения, т. 7, ч. 2, с. 186.
Так писал Зиновьев 10 октября 1917 года в анонимной статье в газете «Рабочий путь», когда прошел слух о переезде в Москву Временного правительства [59] . Теперь же, когда речь шла об эвакуации большевиков и Советов, Зиновьев смотрел на дело иначе: в резолюции съезда Советов, автором которой он был, указывалось, что столица переносится из Петрограда в Москву, поскольку «в условиях того кризиса, который переживает русская революция в данный момент, положение Петрограда как столицы резко изменилось» [60] . Столица переносилась в Москву «временно», в надежде на то, что «берлинский пролетариат» поможет «перенести ее обратно в Красный Петроград». Правда, Зиновьев предупреждал, что «может быть и обратное», что столицу придется переносить «на Волгу или на Урал — это будет диктоваться положением международной революции» [61] .
59
Следует отметить, что когда из Петрограда хотело бежать Временное правительство, это рассматривалось как предательство не только большевиками, но и вообще всеми левыми. Меньшевик Н. Суханов писал:
«Как только грянул немецкий десант, как только был занят Рижский залив и заговорили о цеппелинах (...) правительство сочло уместным вновь вернуться к своему излюбленному плану: улепетнуть из Петербурга [...). Но вывезти промышленность, необходимую для обороны, было невозможно. И на этот случай в правительственных кругах указывали, что «угроза Петрограду вопроса о войне не решает» («Речь», 6 окт.).
Это была заведомая неправда. Без Петербурга воевать было нельзя. Это немедленно было доказано цифрами [...]. В левой печати поднялись протесты, увещания, издевательства. В рабочих районах эта готовность отдать столицу немцам и бежать вызвала величайшее негодование. Солдатская секция 6 октября приняла резолюцию: «Секция категорически протестует против плана переселения правительства из Петербурга в Москву, т. к. такое переселение означало бы предоставление революционной столицы на произвол судьбы. Если (...) правительство неспособно защитить Петроград, то оно обязано (...) уступить место другому правительству. Переезд в Москву означал бы дезертирство [...].» Все это была святая правда» (Суханов. Записки о революции, кн. VI, с. 235-236).
60
Зиновьев. Сочинения, т. 7, ч. 1, с. 544.
61
Там же, с. 537.
Советское правительство покидало город. По соображениям безопасности ехали не вместе. 9 марта выехал в Москву Свердлов, прибывший туда 10-го. 11 марта с поездом Совнаркома в Москву прибыл Ленин, через неделю-полторы после него — Троцкий. В пути правительственные поезда охраняли латышские стрелки. Первоначально в Москве правительство поселилось в гостинице «Националь», ставшей «1-м домом Советов». («Метрополь», в котором также расселились члены правительства, стал «2-м домом Советов») [62] .
62
За большевистскими организациями от угрозы германской оккупации потянулись из Петрограда и другие партийные учреждения, например, ЦК ПСР (АИГН, 382/5, с. 4).