Крутая волна

Устьянцев Виктор Александрович

Пока дошли до Красной улицы, где была расположена школа, мичман немного успокоился и почти миролюбиво сказал:

— Моли бога, что адмирал не спросил, кто такой я. Если бы узнал, что я и есть твой ротный командир, не избежать бы и мне наказания.

Он передал Гордейку дежурному и приказал отвести на гауптвахту на трое суток.

«Вот и поглядел кинематограф!» — с горечью думал Гордейка. И в нем поднялась жгучая злость и на адмирала, и на Михайлу, так некстати вмешавшегося не в свое дело, и даже на дядю

Петра, не пожелавшего за него заступиться. Однако вскоре он рассудил, что дядя сделал правильно, иначе его тоже наказали бы.

3

Просьба Петра Шумова была удовлетворена, его списали на действующий флот, на крейсер «Россия». Крейсер базировался в Гельсингфорсе. Петр должен бы ехать туда поездом и попросил мичмана Яцука отпустить на сутки племянника. Однако увольнение в Петроград мог разрешить только начальник школы, и Петру пришлось потратить полдня, чтобы получить разрешение.

Когда пароход отвалил от кронштадтской пристани, над заливом висел плотный промозглый туман. Пассажиры поспешили во внутренние помещения, на верхней палубе осталось только человек шесть матросов, да и те жались к надстройкам. Петр с Гордейкой устроились за трубой, там было тепло и никто не мешал из разговаривать. Собственно, говорил один Петр, Гордейка только слушал.

— Не знаю, когда мы теперь с тобой увидимся, а может, и не придется — на войне всякое бывает. Но я за тебя в ответе перед отцом и матерью, да и перед совестью своей. Я тебя сманил во флот, мне, стало быть, и заботиться о тебе. Моряк, я вижу, получится из тебя хороший, но не в этом суть. Я хочу, чтобы ты стал настоящим человеком, и пора тебе к настоящему делу привыкать…

Петр помолчал, жадно докуривая папиросу. Потом- щелчком стрельнул окурок за борт и неожиданно спросил:

— Ты слышал, что есть люди, которые против царя идут?

— Слышать-то слышал, да что-то не видал таких. — Гордейка не заметил усмешки Петра и продолжал: — Попробуй его скинь, у него вон какая сила: и войско, и флот, и полиция.

— А есть сила, которая сильнее царя.

— Какая?

— Народ. Да. ведь и армия и флот — это тоже народ, такие же рабочие и крестьяне, как мы с тобой. Надо только эту силу организовать и поднять против царя. Вот этим и занимаются большевики во главе с Лениным. Так вот, Ленин стоит за поражение царского правительства в этой войне. Поражение ослабит самодержавие и народу будет легче взять власть в свои руки. Понял?

— А как же немцы? Они тем временем захватят Россию, и власть будет ихняя.

— Не захватят. Народ не даст, потому что тогда он будет защищать свою, рабоче — крестьянскую власть…

По палубе зашаркали чьи-то шаги, и Петр умолк. В корму прошел старик в потертой поддевке и помятом картузе, за ним плелась девочка лет семи — восьми и ныла:

— Деда, ну, деда, зя — я-бко!

Старик остановился, подождал ее и ласково сказал:

— Я же тебе велел там сидеть.

— Бо — о-язно!

— Да куды ж я денусь? Задыхаюсь я там. — Старик потер ладонью грудь. — Вон стань к трубе, там теплее будет.

— Иди, не бойся, — пригласил Петр и подо, — двинулся, освобождая девочке место.

Пароход уже входил в Неву, пассажиры вылезли на палубу, и Петру так и не удалось, закончить разговор. Потом, сойдя с парохода, они сели в трамвай и — поехали на Петроградскую сторону. Трамвай был набит битком, должно быть, где-то кончилась смена. Гордейку оттиснули в угол задней площадки, он совсем потерял дядю и, только когда переехали через мост, услышал его голос откуда-то спереди:

— Гордей, нам через одну вылезать!

Гордейка стал пробираться к двери. Когда он вышел, дядя уже ждал его.

— Что, помяли бока-то? — весело спросил он. — Зато добрались быстро. Нам вот сюда.

Они свернули в узкую улочку.

— А к кому мы идем? — спросил Гордейка.

— Не все ли равно тебе? К хорошим людям. Надо же нам где-то и ночевать.

— К Михайле, что не пошли? Совсем рядом было.

— Михайлу, брат, арестовали, нам туда нельзя.

— Как так арестовали?

— А вот так. Помнишь, он на «Новый Лес- снер» звал? Вот тогда и арестовали. Когда и тебя, между прочим.

— Его-то за что?

— Он шел против царя.

— Вон оно что! — удивился Гордейка. Он никак не ожидал, что те, которые против царя, могут быть похожими на дядю Михайлу. Обыкновенный мужик, ничего в нем особенного нет, а вот поди ж ты! — Постой. Раз ты его слушался, значит, ты был с ним заодно. Выходит, ты тоже против царя?

— Выходит, так.

— А не боишься? Тебя ведь тоже могут так-то, как Михаилу.

„— Волков бояться — в лес не ходить. И потом, один мудрый человек сказал: «Пролетариям нечего терять, кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир». Так говорил Маркс.

— Тоже твой знакомый?

— Нет, он давно умер.

— Имя больно чудное — Маркс. Видать, не из русских.

— Немец.

— Не пойму я, дядя Петро, как так у тебя получается? Мы вот с немцами воюем, а ты о каком-то Марксе, как о родном брате, говоришь.

— А мы и есть братья. По классу. Хотя Маркс и был интеллигент, ученый, но душа у него была пролетарская.

— Чудно получается!

— Ничего, скоро поймешь и ты, что к чему, — сказал Петр, сворачивая во двор большого мрачного дома.

На этот раз они спустились в подвал, постучались в левую дверь. Им долго не открывали, потом из-за двери тихо спросил мягкий женский голос:

— Кого надо?

— Авдотья Захаровна здесь проживает?

— Вы ошиблись подъездом.