Крутой мэн и железная леди
Шрифт:
Этого Лев допустить не мог никак, не мог категорически, а потому он усмирял тяжелое сердцебиение (от кофе и от злости пульс зашкаливал, и вроде бы даже аритмия началась), нетерпеливо косился на все еще темное небо и талдычил снова и снова:
– Так вы уверяете, что не знаете фамилию пострадавшего?
И писательница твердила, как заезженная пластинка:
– Не знаю! Не знаю! Сколько раз повторять!
– Ладно, – сказал наконец Лев решительно и сел, изо всей силы растирая мучительно ноющий затылок. – Тогда я вам расскажу, как я вижу ситуацию – согласно вашим словам. Получается – что? Вы пошли в ресторан…
– Надеюсь, это не возбраняется законом? – буркнула писательница Дмитриева.
Ишь ты, еще трепыхается, еще хватает у нее сил задираться! Правду говорят, будто женщины гораздо выносливее мужчин!
– Не возбраняется, – снисходительно кивнул Лев. – В ресторане к вам пристал какой-то человек. Вернее, не какой-то, а тот самый, которого на «Скорой» увезли от вашего крыльца. Вы его, как сами уверяете, отшили, однако он отстать не пожелал и предложил подвезти вас до дому. Вы согласились, думая, что этим все и ограничится. Однако он вознамерился проводить вас до квартиры, для пущей вашей безопасности, вдруг, к примеру, во дворе на вас набросятся насильники или убийцы.
– И он оказался прав! – Дмитриева так зыркнула на Льва из-под своих полуосыпавшихся ресниц, что ему этот злобный, раздраженный взгляд почудился чем-то материальным. Полное ощущение, что она его по лицу хлестнула. – Покушение на убийство имело место быть, разве нет? Не понимаю, почему события этого вечера – трагические события! – вы пересказываете таким ёрническим тоном, с откровенно садистским подъёбом.
Льва мурашки пробрали от этого словечка. Несмотря на откровенную маргинальность, а может быть, именно благодаря ей, словечко принадлежало к числу излюбленных им и довольно часто употребляемых. Другое дело, что его не во всяком обществе пустишь в ход. Честно сказать, Льву и в голову не пришло бы брякнуть что-то подобное в присутствии этой особы – пусть даже и зеленоватой от усталости, и в мятом платье, и с этими ее не раз уже упомянутыми ресницами, – а тут такая раскованность с ее стороны…
Стоп, сказал Лев себе, неприметно стараясь дышать глубже и усмиряя не в меру расходившееся сердце. Тебя возбуждает, когда женщина употребляет инвективную лексику в постели, но сейчас-то ты не в постели ! С чего возбуждаться-то? К тому же эта зеленая – объект для твоих вожделений просто никакой.
И, мстя ей за бесплодные переживания, из-за которых пришлось закинуть ногу на ногу, Лев со всей возможной иронией изрек:
– Трагические? Скорее трагикомические, вы не находите? – Ох, как кстати пришелся этот великосветский оборот – «вы не находите»! Она – писательница, типа, интеллигентка – однако почти что матюгается, а он – черная кость, мент поганый, мусор – как еще там честят милицейскую братию детективщицы (да и детективщики, если на то пошло!) – выражается как английский лорд. – Вы рассказываете, что убить этого человека угрожал детский голос! Но это же, простите… – Лев развел руками. – Вам наверняка почудилось. Кроме того, вы уверяете, что голос этот раздавался со стороны черемухи. Она растет справа от крыльца. Но стреляли-то слева! Вы случайно не знаете, ваш провожатый – не школьный учитель?
– Нет, – растерянно уставилась на него писательница. – А что? Почему вы так решили?
– Ну, я не знаю, – ехидно усмехнулся Лев. – Может быть, он чем-то напакостил деткам, своим ученикам, вот они и устроили на него охоту. Окружили его, окружили и гонят на номера! Вы фантастику любите? Помнится, у Рэя Брэдбери был такой жуткий рассказ, там дети охотились на своих учителей, всех на свете поубивали. Не помню, как называется…
– «Кошки-мышки», – мрачно сказала писательница. – Только там дети охотились не на учителей, а на взрослых вообще, прежде всего – на своих родителей, и вы правильно говорите: всех на свете поубивали. Рассказ, и верно, жуткий. Не знаю, был ли Влад школьным учителем, но я ничего не путаю и мне не почудилось: именно детский голос грозил убить его. А вот стрелял вряд ли ребенок! Очень уж метко.
– А-га… – протянул Лев. – Итак, его зовут Влад? Так какого же, простите, черта, вы мне столько времени голову морочили и клялись, что ничего, ровно ничегошеньки о нем не знаете!
– Каков вопрос, таков и ответ, – огрызнулась писательница. – Вы меня о чем спрашивали? Как фамилия моего провожатого? Но я и в самом деле этого не знаю! Имя он свое назвал, когда начал меня, так сказать, кадрить. Ресторанные знакомства не предполагают перечня анкетных данных. Поэтому я и правда не представляю, как его фамилия, где он живет, женат, разведен или холост, есть у него дети или нет, кому вообще сообщить о том, что случилось…
Писательница вдруг осеклась, потом с силой прижала руки ко лбу и сказала:
– Господи, какая же я дура!
Ну что ж, если человек сам ставит себе диагноз… Лев внутренне усмехнулся.
– Как я могла забыть! – сокрушенно замотала головой Дмитриева. – Это от шока, конечно. Но странно, что никто другой тоже не подумал… Ведь мы приехали из ресторана на машине! На сером «БМВ»! Там наверняка остались какие-то документы, по которым можно узнать его фамилию и адрес! Мне даже кажется, на заднем сиденье лежал пиджак… а в пиджаке, конечно, найдется паспорт, ну а права-то уж определенно!
Лев не раз замечал, что идиотия – болезнь не только врожденная, но и заразная. Правильно – дамочка полная дура. То есть она скорее худая, чем полная, и «круглая дура» о ней тоже не скажешь, но все равно – кретинка. Вот и распространяет вокруг флюиды своей дурости. Причем дама энергетически очень сильная. Она умудрилась оказать одуряющее влияние не только на Саню и на Муравьева, но и на милицейскую бригаду. В самом деле: никому даже в голову не взбрело, что пострадавший притащился в этот роковой дворик не пешком. Но слава богу, что у этой идиотки наступило временное просветление!
– Если есть машина, то где пульт? – спросил Лев, хватаясь за эту незначительную соломинку. – Или ключи?
– Наверное, Влад их выронил, когда свалился со ступенек. Может быть, пульт или ключи где-нибудь около крыльца так и лежат в полыни, их ведь никто не искал в темноте.
Точно, вспомнил Лев, крыльцо и подступы к нему бригада не обшаривала. Долго слонялись по двору, подсвечивая себе фонариками, но ничего не обнаружили, даже гильзу. Так что имеет смысл пойти и пошарить около крыльца прямо сейчас.
Он встал, глядя в окно. Темновато еще, конечно, всего половина четвертого утра. Светать начнет через полчаса, не раньше, а уж пока развиднеется… Но у него больше нет физических сил находиться в обществе этой особы.
– У вас фонарик есть? – спросил он у писательницы.
Она покачала головой:
– Перегорел. Но можно свечку зажечь. А вам зачем?
Лев мученически завел глаза. Детективщица?! Можно представить, какие она там детективы валяет, если задает такие вопросы и забывает о вещах, которые элементарно имеют определяющее значение для расследования.