Крутой сюжет 1993, № 1
Шрифт:
Впереди замаячил зеленый навес отеля, на нем белыми буквами было выведено: «Америкэн-националь». Пит вплотную подкатил к бордюру. Чувство причастности к счастью молодоженов наполнило теплом его сердце. «Чаевых брать не буду», — решил он.
Он направил машину к тому месту, где стоял швейцар и вдруг что-то ударилось о капот. Это «что-то» издало такой звук, которого Пит не слыхал со времен войны в Корее. От удара машину даже подбросило. Переднее стекло проломилось и в образовавшуюся дыру влетела бесформенная смесь костей и мяса, истекающая кровью. Это все произошло за какие-то доли секунды. А тут еще Пит увидел
Пит выскочит из машины, но споткнулся и упал. Поднялся на колени, и снова был сбит стремительным напором убегающих куда-то людей. Женский каблук впился ему в руку, он закричал от боли, отполз в сторону. Натолкнувшись на бетонный столб, обхватил его руками и с трудом встал на наги.
Он оказался на другой стороне улицы. Стоял невообразимый шум. Посреди улицы одна женщина упала в обморок. Чтобы не наехать на нее, чей-то автомобиль резко взял в сторону и врезался в другой. Наконец в общем хаосе прорезался тонкий вой полицейской сирены.
Инспектор Мэйслин из главного полицейского управления как раз поглощал поданный ему завтрак, когда в комнату вошел капитан Тим Корригэн.
Мэйслину было шестьдесят лет, но выглядел он на сорок пять. Его внешность всегда изумляла Корригэна.
Инспектор поднял вилку в знак короткого приветствия.
— Как дела, инспектор? — спросил Корригэн.
— Как обычно, — проворчал Мэйслин. — Садись Тим. Будешь пить кофе?
— Нет, благодарю.
Корригэн сел, комфортабельно разместив свои 180 см роста в тяжелом кресле рядом со столом Мэйслина. Одевался он в стиле Мэдисон Авеню, и больше походил на молодого демонстратора, рекламирующего модные рубашки и костюмы, чем на сотрудника Нью-Йоркской полиции. Он был единственным человеком в департаменте, носившим повязку на глазу по особому разрешению некоего влиятельного лица, предпочитавшего одноглазого сотрудника множеству других, обладающих полным комплектом всяческих достоинств. Свой левый глаз он потерял в Корее, где не только воевал, но и работал на секретную службу.
Инспектор Мэйслин считал его незаменимым для всякого рода особых поручений, особенно для тех, которые называли расследованием странных случаев. Но Корригэн был не только мозговым центром. Пиратская повязка на глазу словно ожесточила его. Корригэна знали все, однако те, кто знал его лучше других именно как детектива, частенько оказывались в больнице.
Мэйслин швырнул свою салфетку на поднос, зажег первую с утра сигарету. Сквозь колечки дыма он внимательно изучал Корригэна своими холодными, как сердце бухгалтера, глазами. Мэйслин когда-то начинал карьеру вместе с отцом Тима Корригэна.
— Как дела, Тим?
— Ничего особенного. Вчера ночью мы надели ошейник на братьев Уилкерсон. Они допустили оплошность, выбравшись из своей норы и отправившись в притон на Восьмой Авеню. У бармена имелся номер моего телефона.
— Какие-нибудь проблемы?
Корригэн пожал плечами.
— Рокки сейчас в больнице с пулевым ранением, ничего страшного. Реймонд уже позавтракал за решеткой. Что касается убийства девочки-подростка, которую он изнасиловал, то, думаю, он ее задушил.
Мэйслин качнулся вперед
— Ты уже читал утреннюю сводку?
— Еще нет. Я пришел прямо сюда.
— У нас тут есть один кандидат, с которым не все ясно, — сказал инспектор. — В регистрационном журнале он записан под именем Уолтера Ингрэма. Ребята из полицейского участка квалифицировали это как самоубийство. Ингрэм, по всей вероятности, вышел из своего номера на девятнадцатом этаже отеля «Америкэн-националь», использовав окно вместо двери, и к тому же забыл парашют. Он приземлился на капот и переднее стекло такси. Парочка молодоженов наняла эту тачку в аэропорту Кеннеди. Они рассчитывали эффектно провести медовый месяц в большом городе. Однако невеста пережила такой стресс, что ее отправили в больницу.
— Ребята из участка, наверное, не зря приписали этому Ингрэму самоубийство, — сказал Корригэн. — В чем тут дело?
— В его номере нашли записку. Обычная история, «прощай — жестокий — мир — я — не — в — силах — больше — этого — выносить».
Записка от руки печатными буквами на кусочке гостиничного бланка. На маленьком столике в комнате лежала куча таких бланков.
— Печатные буквы от руки? Странно…
— Это еще ничего не значит. Они на все способны в припадке душевного расстройства, решая покончить с собой. Может быть, этот писака Ингрэм захотел как можно разборчивее изложить свое послание.
Но его слова прозвучали неубедительно. Казалось, инспектор сам не верил в то, о чем говорил.
— Что еще, инспектор?
— Записка написана шариковой ручкой. Ни в его карманах, ни в номере такой ручки не оказалось.
— Ручка могла вывалиться при падении.
— Возможно. Но другая ручка осталась у него во внутреннем кармане пиджака; из лаборатории сообщили, что предсмертное послание написано не ей.
Корригэн бросил взгляд на Мэйслина:
— Ребята из технической лаборатории работали там всю ночь, — сказал инспектор. — В дополнение к подозрительной записке они нашли едва различимое пятно крови на подоконнике, идентичное крови Ингрэма.
— Пулевые или ножевые раны есть на теле?
— Нет.
Корригэн снова взглянул на Мэйслина. По их лицам можно было судить о том, что мысль обоих работала в одном направлении. Ингрэм убит ударом тяжелого предмета. Убийца пишет записку на столе. Затем возвращается к своей жертве. Кровь стекает из раны Ингрэма на волосы, на лицо, но до ковра не достает. Убийца хватает его и тащит к окну. Несколько капель крови стекает на подоконник. Ингрэма выталкивают наружу, а на подоконнике остается смазанное пятно.
— Кто был этот Ингрэм, инспектор?
— Это тебе придется установить. Он вселился в номер позавчера с одним чемоданом. Чемодан пропал.
— Видно, его взял тот, кто проник в комнату с помощью отмычки и напал на Ингрэма, — сказал Корригэн.
— Вероятно, — Мэйслин кивнул, — в чемодане было что-то, за чем охотился этот человек. Нам известно, что Ингрэм был у себя в номере после обеда до без пятнадцати пять. На это время он заказал телефонный разговор. Он, вероятно, вышел вскорости после него. Однако не задержался, отсутствовал ровно столько, сколько нужно, чтобы проглотить сэндвич где-нибудь неподалеку. В пять сорок он вернулся и спросил администратора, есть ли для него сообщение. Клерк хорошо запомнил его.