Крутой сюжет 1993, № 1
Шрифт:
— Потому я ушел из дома сегодня еще до того, как птицы покинули гнезда, — проворчал Баер. — Прежде всего поболтал с твоими ребятами из лаборатории. Я думал, что мне придется выслушивать их колкие насмешки по поводу старичков, у которых с годами усиливается подозрительность. Но это просто компания крушителей надежд, твоя команда. Они не сомневаются, что произошло убийство.
— Похоже, — согласился Корригэн. — Возможно, его звонок к тебе подстегнул убийцу, Чак. Навел его на мысль, что пришло время пришить мистера Ингрэма и выбросить из окна.
— О'кей, я и правда думаю
— Пойдем по следу. Может, нам удастся откопать кое-что на коммутаторе издательства.
Лорен Донахью повернул регулятор душа. Тело согрелось и усталость снова разлилась по нему. Он устал давно, очень давно. Задолго до того, как смог это почувствовать. Донахью встал, сделал глубокий вдох. Он напряг спину, расправил плечи, втянул живот. Как он ненавидел отвислость, наползавшую мягко, словно морской прилив.
«Мне пятьдесят лет, — думал он. — Долго ли до шестидесяти?» Нынешним утром он чувствовал себя разбитым, как никогда. Мелкие, женоподобные черты его лица обмякли. Мешки под глазами, обвисшие щеки, двойной подбородок… Он вдруг вспомнил лицо отца, как будто высеченное из гранита.
Старому сатиру не приходилось ничего доказывать ни себе, ни другим. Лорен Донахью Первый к тому же никогда не заботился о том, что станут говорить о нем. Его имидж вполне сочетался с внутренним «я». Укладывал в постель женщин, уничтожал противников, использовал журнал, основанный им, чтобы рубить головы королям, — все он делал с естественным сознанием того, что вся планета с ее миллиардами населения создана в пространстве и времени только ради существования Лорена Донахью Первого.
Донахью быстро оделся. Свой гардероб он пополнял на Бонд Стрит два раза в год, когда выезжал в лондонское отделение «Событий в мире». Искусно сшитый костюм серого цвета скрывал чересчур плотное тело. Вот и готово. Высокий, широкоплечий мужчина, с продолговатым лицом, высоким лбом, бескомпромиссными губами и пронизывающими серыми глазами. Воплощенное могущество.
Он взял щетку с туалетного столика и провел ею по тщательно подстриженым волосам с едва заметной сединой на висках. Бритье и массаж лица были оставлены для парикмахера, приходящего каждое утро в его частную контору.
Донахью вышел из туалетной комнаты, мягко прикрыв дверь, и оказался в большой темной спальне. Она хранила запах Кармелиты. Он стоял, не нарушая тишины, невеселые мысли витали над ним. Ее тело всегда возбуждало его. Но он уже терял былую силу. В те недолгие часы, когда сон наконец брал верх над ее потным телом, нагим и прекрасным, он лежал, открыв глаза, и думал об угрозе импотенции, уже нависшей над ним. Он не однажды в жизни переживал панику. И вот снова надо использовать всю волю, чтобы подавить желание тихонько выползти из ее постели и, крадучись, покинуть эту комнату навсегда.
Знала ли она об этом? Понимала ли, что происходит? Пышный ковер приглушил его шаги, когда он подошел к огромной круглой кровати, кровати роскошной путаны сулящей море наслаждения. Атласная драпировка передней спинки мерцала в утреннем свете, напоминая ее кожу
Длинные густые ресницы взметнулись вверх, уголки темных глаз сузились.
— Который час? — зевнула Кармелита.
— Почти девять. Я не хотел тебя будить.
— Ты и не разбудил, глупый. Я приготовлю тебе завтрак.
— Нет, — сказал Донахью. — Правда, Карм. Лежи.
— Ну хотя бы кофе. Ты всегда говоришь, что тебе нравится мой кофе.
Кармелита встала. Покрывало скользнуло вниз.
Донахью почувствовал вдруг острую, как от нож, боль. Перед ним обозначились очертания ее грудей, больших и крепких, как дыни. На плечах — оливкового цвета — ямочки. Невероятно узкая талия плавно расплывалась в округло-пышные бедра. Лицо у нее было необычной формы, слишком неправильное, чтобы называться красивым, со сладострастным, неповторимым обаянием, центр которого был сосредоточен на крупных, мягких губах, таких же сочных и красных, как и ее соски. «Я могу потерять все это, — подумал Донахью. — Я могу потерять эту богиню женственности».
Он протянул руки и взъерошил ей волосы, улыбаясь.
— Поспи, а потом поразвлекайся в магазинах на Пятой Авеню.
— Когда я тебя снова увижу?
— Вечером я позвоню тебе, — сказал он.
— Не растягивай надолго свои дела, дорогой. — Она зевнула.
Чак Баер и Корригэн ожидали в приемной «Событий в мире», листая свежий номер журнала. Приемная была отделана в голливудском стиле начала сороковых годов, воспроизводившем обстановку мюзиклов тех лет. Она состояла из прямоугольных элементов мебели белого дерева, обтянутых кожезаменителем лимонного цвета; на стенах висели увеличенные репродукции обложек известных журналов. Одну из стен закрывал огромный аквариум с морской растительностью, в нем стремительно носились экзотические рыбы.
Величественный стол произвел бы впечатление даже на бюрократов Кремля. Корригэн поверх журнала внимательно изучал секретаршу, пытаясь узнать, чем заправлена эта система — кровью или машинным маслом. Завораживала ее манера обращения с посетителями: автоматический голос, автоматическая улыбка, эффектный жест, для большинства — мягкий отказ.
— Она не настоящая, — Чак толкнул Корригэна локтем. — И все это чертово место не настоящее.
— Зато деньги здесь настоящие, — сказал Корригэн. — Вставай, Чак, наша очередь.
Корригэн встал вслед за Чаком, роняя журнал на белый деревянный стол. Он изучил публичное разоблачение некоторых европейских промышленников. Если верить статье, они подготовили переворот в только что вылупившейся африканской республике. «События в мире» нынешнего дня превосходили своих предшественников по роскоши оформления, но им не хватало остроты периодических изданий времен отца и деда Лорена Донахью.
Мисс Робот открыла рот и с механической улыбкой произнесла:
— Мистер Донахью будет рад видеть вас, капитан, и вас, мистер Баер. Следуйте за мной, пожалуйста.