Крылья голубки
Шрифт:
Кейт выслушала его рассуждения с интересом, но без малейшей обеспокоенности; а затем, вернув ему легкий цинизм анализа, ответила:
– Понимаю, понимаю, какое же великое предприятие она затевает в мою честь! Надо быть настороже, а тебе следует углубить произведенное впечатление.
– Полагаю, ты права, – сказал Деншер, – считая необходимым максимальное углубление.
Он дал ей предостаточно поводов для размышления. – То, как она бросила тебе вызов… это все ужасно сложно, знаешь ли, обычно при знакомстве она бывает весьма сдержанной.
– О, она была величественной, – отозвался молодой человек, – она была на высоте, мне вчера пришло в голову сравнение с колесницей Джаггернаута [2] , пока я ждал ее на Ланкастер-гейт. Предметы обстановки гостиной походили на странных идолов, мистические шишки, которыми ощетинилась эта колесница.
– В самом деле? – спросила девушка.
И они обменялись тем особым взглядом, когда не нужны слова и пояснения, и, несмотря на
2
Воплощение слепой неодолимой силы. Происходит от санскритского Джаганнатха – «владыка Вселенной», одного из воплощений Кришны. Во время одной из индуистских церемоний четыре тысячи человек тянут огромную колесницу с его скульптурным изображением; иногда люди бросаются под ее колеса, так как верят, что это обеспечит им счастливое перерождение. (Здесь и далее – примеч. пер.)
– Понимаешь, мне было даже любопытно узнать от нее, – говорил он, – какое я странное существо, какая социальная аномалия в свете традиций приличного общества, особенно с учетом моего образования.
Кейт помолчала, а потом спросила:
– Почему это задевает тебя?
– О, – он рассмеялся, – она мне так понравилась; и потом для человека моей профессии ее взгляды, стиль – нечто такое, к чему надо привыкать; это общепринятые ценности, с которыми сталкиваешься на каждом шагу, мы должны считаться с установленными «кодами». А кроме того, – добавил он, – я хотел лично ей доставить удовольствие.
– Ах вот оно что, мы должны доставлять ей личное удовольствие! – отозвалась его подруга, и их слова были словно признание политического достижения Деншера.
На самом деле до его отъезда в Нью-Йорк им многое нужно было урегулировать, и затронутый им вопрос волновал Кейт более всего. Она смотрела на него так, будто он и вправду больше рассказал тете о себе, чем когда-либо рассказывал ей. Если так, это должна быть случайность, ему пришлось рассказать о своем детстве за рубежом, родителях-иммигрантах, швейцарской школе, немецком университете, и она внимательно выслушала его. Он говорил о том, что человек из общества по многим параметрам отличается от него, человек из общества – если таковое явление вообще существует – должен быть пропущен через английскую мельницу и адаптирован. Его увлекала возможность исповедаться женщине, ведь женщины видели в таких отличиях лишь повод для игры воображения. Кейт впервые увидела его в некоей целостности; выслушав его от начала до конца, она заявила, что теперь точно знает, почему влюбилась в него. Еще ребенком она жила некоторое время в Европе, за Ла-Маншем, хотя вернулась домой еще в детстве; подростком она сопровождала маму во время коротких поездок на отдых в Дрезден, Флоренцию, Биарриц – это были жалкие и дорогостоящие попытки сэкономить, и они оставили в Кейт потаенное – она желала избежать вторжения посторонних в ее внутренний мир – благоговение перед всем иностранным. Когда она осознала, как много иностранного было в Мёртоне Деншере, гораздо больше, чем она предполагала, она восхищенно взглянула на него, как на карту континента или прекрасное изображение замечательного нового автомобиля «мюррей». Он не хвастался, он умолял ее о понимании, хотя в беседе с миссис Лаудер как-то само собой подразумевалось его происхождение. Отец его на протяжении многих лет служил британским капелланом в зарубежных поселениях и имел необыкновенное несчастье не искать повышения. Его карьера за границей была безупречной, но оплата оставалась незначительной, он смог дать детям недорогое образование в ближайших школах, заодно сэкономив на железнодорожных расходах. Мать Деншера, как впоследствии выяснилось, практиковала примечательный вид деятельности, успех которого – насколько можно считать ее достижения успехом – во многом зависел от странствий на чужбине; прилежная и терпеливая, она копировала знаменитые картины в крупнейших музеях, начав с использования природного дара и постепенно совершенствуя свои навыки. Конечно, за границей было множество копиистов, но миссис Деншер демонстрировала чувство и твердую руку, она добилась впечатляющего качества работ, так что они неплохо продавались. Сын сохранил в памяти возвышенный образ покойной матери, он и прежде упоминал мать в разговорах с Кейт, но не входил в подробности, однако теперь он поведал ее историю во всей полноте, а она была весьма небанальной. Он говорил и говорил, настаивал на том, что является настоящим британцем: он описывал годы в Кембридже, удачные связи в отцовском колледже, которые служили свидетельством его происхождения, он рассказывал о первых годах в Лондоне. Он упоминал и то, как впервые ступил на английскую землю, как физически почувствовал ветер страны, овевающий его крылья и принимающий его на родине. Что-то случилось с ним в тот момент – что-то необратимое.
Когда Кейт Крой сказала ему, как много все это значит для нее, он ответил, что и вправду был переполнен неясным чувством и что весь этот мир избыточен для него, вероятно, он испорчен изначально и не годится для отечественной, островной жизни. Естественно, она хотела, чтобы он продолжал исповедь, заверяя его без приниженности, что, если он столь сложная и блестящая личность, это не означает, что она не способна оценить его; в итоге он упрекнул ее в том, что она превращает его далеко не благополучную историю в повод для тщеславия. Она видела его теперь совершенно необычным, почти невероятным; и хотя она поняла это с его собственной помощью, все же попыталась польстить ему и тем склонить на свою сторону, ожидая помощи. Наконец, она заявила, что его критичная самооценка является лишним и драгоценным доказательством его совершенства и значительности, и постепенно их беседа приняла шутливый тон, и время летело неощутимо, и надо было все же задуматься о подготовке к его отъезду. И Кейт весело заметила, что тетя Мод будет необычайно рада перспективе его отсутствия.
– Интересно, почему же, – отозвался он, – ведь она меня совершенно не опасается.
Его подруга взвесила аргументы:
– Ты считаешь, что понравился ей так сильно, что она будет сожалеть о том, что теряет тебя?
Он тоже задумался, прежде чем ответить:
– Она выстроила столь изящную схему твоего постепенного отчуждения, которая требует моего присутствия. Разве я не должен находиться рядом, чтобы механизм сработал? Мое изгнание может сокрушить блестящий план.
Он отправил фантазию в полет, но тут Кейт остановила его. Он заметил, что ее встревожила какая-то неожиданная мысль, и постепенно на лице ее появилось очаровательное, нежное, ироничное выражение, в нем было нечто заговорщическое. Внезапно она произнесла, обращаясь к нему с поразительной красотой и решимостью:
– Я обручена с тобой навеки.
Все в ней было прекрасно, и он не мог воспринимать по отдельности лицо или жест, она буквально светилась счастьем и радостью. Лицо ее озаряло внутреннее сияние.
– Заверяю тебя – и Бог мне свидетель! – всей душой; я отдаю тебе всю свою жизнь, до последней капли.
В этом было все, но сказано это было тихо и спокойно, словно не имело значения. Они находились на открытом воздухе, в одной из аллей парка; огромная природная арка сплетенных крон отделяла их от мира и создавала уединение. Они инстинктивно удалились туда, где никто не мог их потревожить, пока у них еще было общее время, и они были предельно сосредоточены друг на друге. Теперь они обменялись клятвами верности, переживая торжественный момент единства, выдыхая слова и проговаривая каждый звук, глаза их сияли, а сплетенные руки скрепляли союз, они твердо и несомненно желали принадлежать друг другу и только друг другу. Они покинули аллею помолвленной парой; но прежде чем они ушли, случилось еще кое-что. Деншер испытал ужас, представив, как они сообщают о скором решении ее тете; и они вместе пришли к заключению, что надо проявить мудрость и терпение. Кейт не хотела лишать его расположения миссис Лаудер, на которое они пока могли рассчитывать; а раз уж каким-то чудом тетя Мод не потребовала от него обещания никогда не просить руки ее племянницы, они могут положиться на судьбу, действовать по своему усмотрению и при этом никого не обманывать. Оставалось лишь одно затруднение, и Деншер назвал его.
– Конечно, такое не случится – мы должны хорошенько все помнить, – но в любой момент она может захотеть от тебя подтверждения ее надежд на устройство твоей судьбы с кем-то определенным. Пока это общие планы, как сейчас, мы не обманываем ее, сохраняя молчание. Но, понимаешь, однажды она поставит тебя перед необходимостью принимать решение. Только тогда, только в этом случае, – заявил молодой человек, – она может потребовать кое-что от нас.
– И что же она от нас потребует? – с улыбкой поинтересовалась Кейт. – Что она рассчитывает получить от нас, это ее дело, пусть она и думает об этом. Я ее ни о чем не просила, – продолжала девушка. – Я никогда не возлагала на нее надежды. Она действует на свой риск и прекрасно это знает. Единственное, что она может нам дать, это время, которое мы у нее пока выиграли.
Деншер пристально посмотрел на нее; теперь его взгляд не был затуманен романтическими чувствами.
– Да, несомненно, в наших обстоятельствах время – это все. И сейчас мы можем им наслаждаться.
Она заколебалась:
– И нашей тайной?
– Не столько самой тайной, но тем, что с ней связано, мы чувствуем себя в безопасности, наши чувства становятся только глубже и сильнее. – Его красивое лицо осветилось счастьем и спокойствием. – Мы можем быть самими собой.
Она позволила себе помедлить, чтобы насладиться этим общим моментом близости.
– Значит, решено?
– Решено. Определенно, все решено. Однако, – он улыбнулся, – нам немало предстоит сделать.
Она ответила ему молчанием – теплым и мягким молчанием, открывавшим перед ними светлые перспективы. Они были огромны и принадлежали только им самим, счастливой паре. Они были едины и невероятно сильны; однако перед ними стояло много задач – серьезных, но вполне решаемых; они чувствовали себя разумными, уверенными и способными понимать друг друга без слов. Пока Деншер не заметил вскользь: