Крым — Галлиполи — Балканы
Шрифт:
С местным населением у командования и личного состава корпуса очень быстро установились хорошие отношения. «Местное население, — отмечает в своих воспоминаниях полковник С. Ряснянский, — с ужасом встречало прибывших русских, т. к. ранее бывшие в Галлиполи воинские части турок, немцев, англичан и французов очень обижали жителей, грабили их и приставали к женщинам. Но очень скоро местные жители увидели, что плохо одетые, нуждающиеся во всем русские никого не обижают и никого не грабят. Однажды греческий префект был у генерала Кутепова и сказал: "Посмотрите, вот уже более полугода русские живут в наших домах на скудном пайке, а вокруг их домов безопасно бродят сотни кур и иной птицы. Уверяю вас, что всякая другая армия давно бы их съела!" Он подчеркнул
Конечно, были досадные исключения, но настолько редкие, что общей картины не меняли. Был, например, случай разбойного нападения солдата на местного зубного врача. Потерпевший вскоре умер от ран, но быстрый арест виновного, скорый суд и беспощадная казнь его дали понять, что местное население находится под надежной защитой.
Первым шагом к доверительным отношениям с греками на официальном уровне послужил случай, произошедший вскоре по прибытии корпуса в Галлиполи. В декабре 1920 г. группа из 23 человек одного из полков в отчаянии от казавшейся им безнадежности своего положения решила самостоятельно пробиться в славянские страны. С оружием они тайно покинули лагерь и, направившись на север, пришли в местечко Булаир, где натолкнулись на небольшой пограничный пост греческих жандармов. Понимая, что они не в силах противостоять русским, греки успели сообщить в Галлиполи своему префекту. Между тем русские, располагая небольшой суммой денег, обрадовались полученной свободе и загуляли в местных кабачках.
Получив это сообщение, префект мог поступить по-разному. Скажем, обратиться к французам или послать свою усиленную военно-полицейскую команду. В обоих случаях дело бы закончилось жестоким кровопролитием, что сильно подорвало бы авторитет русских в Галлиполи. Но префект избрал третий путь: он обратился к командиру русского корпуса. Тот немедленно отправил в Булаир патруль, и беглецы вскоре благополучно были возвращены в свою часть. Такой жест греков по достоинству был оценен русским командованием {92} .
Турецкая часть населения была вынуждена хорошо относиться и к русским, и к грекам. Во-первых, она проживала на подконтрольной грекам территории, в то время как их страна вела войну с Грецией. Во-вторых, Турция потерпела поражение от стран Антанты, участницей которой была Россия, и, наконец, всем были известны симпатии Кемаля к большевикам, что порождало у турок комплекс вины перед белым воинством.
Турецкая община с готовностью откликнулась на просьбу выделить помещения для корпуса и даже отдала несколько мечетей и школ и свой караван-сарай. Когда Корниловское военное училище, расположенное в мечети Те-Ке, устраивало там вечера, их охотно посещали приглашенные турки и говорили, что русские танцы не могут оскорбить мечеть и их религиозные чувства {93} . Представители турок всегда откликались на приглашения командования русских частей прийти на их праздники, восторгались «белыми аскерами», особенно на парадах.
С армянской частью населения отношения были сдержанными, но тоже благополучными. Нередко армяне приглашали русских на свадьбы и различные семейные торжества. Как единоверцы, они в торжественных случаях приглашали командование корпуса на богослужения в свою церковь.
С небольшой еврейской общиной, проживавшей в Галлиполи, отношения были нейтральными. У некоторых еврейских семей русские стояли на квартирах, но ни вражды, ни дружбы это не порождало. Это был спокойный народ, живший своей замкнутой, специфической жизнью.
Многочисленные контакты с местным населением завязывались в основном на почве торговли и обмена. На городском рынке вначале в ход пошли вывезенные из России деньги: николаевские, серебряные, «добровольческие» и «донские». В первые дни за миллион «добровольческих» давали одиннадцать турецких лир. На них
IV. ВОССТАНОВЛЕНИЕ БОЕСПОСОБНОСТИ ВОЙСК
Почти в полной изоляции от внешнего мира, в отсутствие Главнокомандующего Кутепов и его штаб сделали все, чтобы спасти армию. Но прежде всего необходимо было убедить галлиполийцев в том, что они как армия не потеряны и их главная цель — борьба с большевизмом — осталась неизменной. Нужно было поднимать дух войск, а для этого был необходим приезд Врангеля.
Для того чтобы уяснить линию поведения Главнокомандующего в те дни, необходимо обратиться еще раз к событиям крымского периода.
Врангель принял в Крыму от Деникина тяжелое наследство. По мнению англичан, например, капитуляция белых была неизбежна, и они прямо предложили ему посредничество в переговорах с большевиками. Для этого в тайне от Деникина они подготовили соответствующую делегацию, и та прибыла из Константинополя в Севастополь практически одновременно с Врангелем. Он же свою главную задачу видел в том, чтобы спасти армию. Однажды Врангель уже пришел к такому выводу, когда в декабре 1919 г. Добровольческая армия терпела поражение за поражением в Донецком бассейне. Тогда в частном письме к Деникину он вышел с предложением «подготовить все, дабы в случае неудачи… сохранить кадры армии и часть технических средств, для чего ныне же войти в соглашение с союзниками о перевозке, в случае надобности, армии в иностранные пределы» {95} . Теперь, в марте 1920 г., он видел, что положение армии еще хуже, но в отличие от англичан планировал не ее капитуляцию, а эвакуацию. И в то же время не хотел так скоро сдавать свои позиции. Врангель решил готовить наступление. Видимо, он хотел показать иностранным союзникам, что Русскую армию нельзя списывать со счета, даже если она потерпит поражение и оставит свой последний бастион — Крым.
В ответ на стремление союзников подчинить его армию своей воле он апеллировал к национальной гордости войск. Придерживался узкой, почти шовинистической программы как в Крыму, так и потом в изгнании. Его постоянное пребывание на людях во время эвакуации войск было не популизмом, а стремлением все видеть, все контролировать. Многим импонировала его честность в оценках ситуации, он откровенно и смело предупреждал, что их ожидает на чужбине, хотел, чтобы как можно меньше случайных, деморализованных людей попало на корабли.
К сожалению, современному исследователю очень сложно проследить за деятельностью Врангеля и его штаба в первые дни после прибытия кораблей на рейд Константинополя и вплоть до его первого приезда в Галлиполи и на Лемнос. Но, безусловно, это был значительный этап его биографии. Нужно было войти в роль Главнокомандующего побежденной и ушедшей в изгнание армии. Поновому выстраивать свои отношения с французами и турками, с нуля начинать их с греками. Необходимо было как можно быстрее привлечь внимание мировой общественности, организаций Красного Креста к положению армии, решить вопрос передачи флота и запасов имущества, находившихся на кораблях. А в это время люди ожидали ответа на главный вопрос: они все еще армия или уже беженцы? Если бы не твердость и последовательность Кутепова в эти первые дни, трудно сказать, как развивались бы события дальше. Но авторитет и популярность Врангеля все еще были непоколебимы.