Крым, Северо-Восточное Причерноморье и Закавказье в эпоху средневековья IV-XIII века
Шрифт:
В последние годы археологические материалы III–IX вв. продолжали пополняться профессиональными раскопками ряда первоклассных памятников. Особенно значимы впервые исследованные материалы могильников III–IV вв. в Бжиде и Южной Озерейке (Пьянков А.В., Строчевой А.А., 1992; Пьянков А.В., 1998; Шишлов А.В., 1999), материалы могильника Бжид, непрерывно существовавшего с III по VII в. на стыке культурных влияний Северного Причерноморья и Закавказья, погребения гуннского времени в Цемдолине, позволяющие заполнить хронологическую лакуну между материалами Южной Озерейки и Дюрсо в окрестностях Новороссийска (Малышев А.А., 1995). Археологические исследования в Анапе позволили очертить пока немногочисленный круг находок, отражающих жизнь на территории разрушенной в середине III в. Горгиппии в конце римского времени и раннем средневековье (Алексеева Е.М., 1997, с. 144; Трейстер М.Ю., 1982, с. 159).
Оценивая в целом состояние источников по археологии Северо-Восточного Причерноморья, отметим, что древности рассматриваемой территории известны очень неравномерно и нет ни одного района, изученного систематически. Опубликованные своды и обзоры памятников (Алексеева Е.П., 1964; Онайко Н.А., 1970; Воронов Ю.Н., 1979; 1979а; Ковалевская В.Б., 1981; Bortoli-Kazanski A., Kazanski M., 1987) неполны, содержащиеся в них сведения требуют корректировки или дополнительной проверки. Основной массив наших данных связан с материалами могильников. Хотя некоторые из них исследованы полностью или на большой площади, ни один не опубликован по комплексам на уровне современных требований. Ряд важнейших памятников известен лишь по сборам, а поселения практически вообще не исследованы.
Таким образом, очевидно, что в настоящее время систематическое рассмотрение особенностей материальной культуры Северо-Восточного Причерноморья III–VII вв. вряд ли возможно. Поэтому мы ограничимся характеристикой опорных памятников, констатацией наиболее показательных черт представленной в них культуры с учетом их динамики, привлекая прочие доступные отрывочные данные. Обоснованная и детальная культурная дифференциация материала и, соответственно, его этническая интерпретация, представляется нам преждевременной; возможны лишь краткие предварительные выводы или гипотезы.
О процессах, происходивших в те столетия в районе нынешних Новороссийска и Анапы, мы можем судить по материалам могильника в Южной Озерейке, единичным находкам в Анапе и ее окрестностях (рис. 12). Выделение горизонта второй половины III–IV вв. по материалам поселений пока не может быть предложено с необходимой степенью надежности (Масленников А.А., 1990, с. 80; Алексеева Е.М., 1997, с. 144).
Рис. 12. Памятники и находки в Северо-Восточном Причерноморье второй половины III–VII вв. Составлена И.О. Гавритухиным.
1 — Джигинское (Михаельсфельд), находки 1892–1893 гг.; 2 — Капустня, находки 1986 г.; 3 — Султановская гора, впускное погребение 1982 г.; 4 — Анапа, отдельные погребения и находки; 5 — «Андреевская щель», отдельные находки; 6 — Гай-Кодзор; 7 — «Ленинский путь», сборы разных лет; 8 — Борисовка, комплекс 31.12.1955; 9 — Цемдолина; 10 — Дюрсо; 11 — Южная Озерейка; 12 — Мысхако; 13 — Борисово; 14 — Геленджик, сборы и единичные погребения разных лет; 15 — Геленджик, «Толстый мыс»; 16 — Бжид; 17 — Тенгинка, «курган»; 18 — Сопино; 19 — Новомихайловский, городище «МТС»; 20 — Новомихайловский, Дузу-кале; 21 — Небугская, находки 1897 г., сборы и погребения 1983 г.; 22 — Агойский аул; 23 — Шепси; 24 — Верхнее Буу, погребение 1985 г.; 25 — Сочи, находки разных лет; 26 — совхоз «Приморский», погребение 1979 г.; 27 — находки 1913 г. в кургане бывшего г. Романовска; 28 — Красная поляна, погребение 1942 г., находки разных лет; 29 — Адлер и окрестности, находки разных лет; 30 — Ермоловка, находка браслета; 31 — Веселое, находки разных лет; 32 — Псоу.
Условные обозначения; 1 — граница региона; 2 — случайные находки и единичные погребения второй половины III–IV вв.; 3 — могильники III–IV вв.; 4 — случайные находки и единичные погребения V–VII вв.; 5 — могильники V–VII вв.; 6 — укрепленные и неукрепленные поселения.
А (врезка). Памятники Кубано-Черноморской группы кремаций конца VII–IX вв. и важнейшие находки, синхронные им в Причерноморье: 1 — Борисово; 2 — Мысхако; 3 — Южная Озерейка; 4 — Дюрсо; 5 — «Ленинский путь»; 6 — Большие хутора; 7 — Цемдолина; 8 — Су-Псех; 9 — Гастагаевская; 10 — Молдавановское; 11 — Общественный; 12 — Хабль; 13 — Тахтамухай; 14 — Казазово; 15 — Псекупс; 16 — Гай-Кодзор; 17 — гора Болтын; 18 — Новороссийск, ул. Днестровская; 19 — поселение Уташ; 20 — клад византийских монет в Сукко.
Условные обозначения: 7 — трупосожжения; 8 — храмовый комплекс; 9 — клад.
На Южноозерейском могильнике А.В. Шишловым выделены три группы погребений. Только третья, расположенная в западной части раскопа, содержит древности позднеримского времени (Шишлов А.В., 1999). Эти могилы сгруппированы в четыре скопления, различающиеся как датировками, так и по набору типов могил (табл. 72). На участке I расположены единичные человеческие погребения по обряду ингумации с юго-западной ориентировкой, захоронения коней, ориентированные головами на запад, погребение всадника и коня, положенных параллельно головами на северо-запад. Плохая сохранность не позволяет детально говорить о ряде особенностей погребального обряда. Возможно, к этой группе относится безынвентарное погребение 41, совершенное головой на север с небольшим отклонением на запад и с каменной наброской. Этот участок использовался во II и в первой половине III в., о чем свидетельствует состав бус (Колпакова А.В., 1999), керамической посуды (Малышев А.А., 1999, с. 76–77, форма II.1), круглые железные пряжки с нефасетированным язычком, одночленная лучковая фибула с корпусом, нависающим над пружиной, монеты 211–226 и 234 гг. (табл. 72, 51–64). Топографически и хронологически участок I примыкает к зоне погребений предшествующего времени, ориентированных в подавляющем большинстве в северо-восточном секторе. По составу инвентаря, по погребальному обряду эти погребения вполне вписываются в круг традиций, зафиксированных для данной территории памятниками I–III вв. (Масленников А.А., 1990; Малышев А.А., 1996). Прекращение функционирования участка I приходится на то же время, что ряда могильников и поселений в окрестностях Новороссийска и Анапы.
В отличие от ряда других пунктов, жизнь населения, оставившего некрополь в Южной Озерейке, в середине III в. не прекратилась. Перерыв в использовании некрополя либо был кратковременным, либо отсутствовал вовсе. По составу могил участок III (раскопанная его часть датируется в рамках середины III — первой половины IV в.) близок участку I: та же ориентировка погребенных, расположение конских захоронений по периферии участка. Отличия либо объяснимы ограниченностью выборки, либо носят хронологический характер: одночленные лучковые фибулы вытесняются двучленными, появляются новые типы ременной гарнитуры, уменьшается количество керамики и бус (табл. 72, 28–50). Иначе можно объяснить отсутствие на участке III могил воинов с конем. Они сконцентрированы на участке II, синхронном участку III (табл. 72, 23–39), причем, если не принимать во внимание ограбленное погребение 109, все могилы здесь содержат захоронение человека и коня. К особенностям этого участка относится отсутствие собственно конских захоронений, как и погребений с бусами (женских?), наличие кремации. Наряду с широко распространенными двучленными лучковыми фибулами, обращают на себя внимание дуговидная фибула-брошь, находящая аналогии в Абхазии, и железная фибула с обмоткой, напоминающая образцы из Бжида (табл. 72, 24, 28–31). Все это, как и серебряный флакон, обувь с серебряными пряжками (табл. 72, 27, 29, 35), свидетельствует об особом статусе людей, погребенных на участке II.
Судя по всему, участок II оставлен специальным военным отрядом (что не исключает возможность использования в военных действиях собственно местного населения, оставившего участок III, где есть погребения с оружием). Как бы то ни было, со второй половины III в. население, оставившее могильник в Южной Озерейке, имеет иную, в сравнении с предшествующим временем, социальную структуру.
Участок IV отличается от рассмотренных по датировке, составу захоронений, особенностями материальной культуры (табл. 73, 1-12). Пряжки с заметно утолщенной впереди рамкой и язычком, охватывающим рамку на половину толщины, двучленная прогнутая подвязная фибула, монеты позволяют датировать участок около середины IV в. Округлое сечение язычка и двучленная прогнутая подвязная фибула, а возможно, и изделия из янтаря (табл. 73, 2–6, 10, 8) по происхождению связаны с «западным», скорее всего — крымским, кругом культурных традиций. Хронологическая разница участков II и IV позволяет предполагать, что около второй четверти IV в. происходит смена «гарнизона». На смену отряду всадников с «восточными» культурными пристрастиями приходят носители черноморско-восточногерманской культурной модели, отраженной и в находках из Анапы, Фанагории, Пантикапея (особенно показательны двучленные прогнутые подвязные и двупластинчатые фибулы) (Казанский М.М., 1999). Наличие гривны и браслетов (табл. 72, 11, 12), вещей, не характерных для восточногерманской одежды в римское время, свидетельствует, что даже если новый гарнизон включал собственно германцев, то их культура была существенно адаптирована местными традициями, о которых говорит и устройство могил на участке IV. Отсутствие серег, категории украше-ний, обычной для боспорских некрополей, но не встреченных в южноозерейском могильнике ни на ранних, ни на поздних этапах, вероятно, является одной из его этнографических или даже этнокультурных особенностей.
М.М. Казанский постарался привести ряд археологических аргументов в поддержку идеи В.Г. Васильевского о смене династии на Боспоре, отраженной письменными источниками и прекращением местной чеканки монет в 340-х годах (Казанский М.М., 1999). Причем, новая политическая верхушка связывается с восточногерманской культурной традицией. Рассмотренные материалы вполне могут соответствовать такой интерпретации.
Древностей, допускающих датировку именно гуннским временем, на Южноозерейском некрополе нет. В районе Новороссийска они представлены лишь двумя одиночными ингумациями и захоронением коня на Цемдолинском могильнике, основная масса погребений которого датируется в рамках I — первой половины III в. (табл. 72, 14–19) (Малышев А.А., 1995; 1996; 1999). Прекращение функционирования одних и возникновение других некрополей позволяет утверждать, что в последние десятилетия IV или в начале V в. на рассматриваемой территории происходят какие-то потрясения, хотя для суждения об их степени и характере материалов мало. Все же можно отметить, что по погребальному обряду цемдолинские погребения раннегуннского времени вполне находят соответствие в местных древностях.
Находки из Анапы и ее окрестностей (табл. 73) не могут существенно дополнить или откорректировать сделанные наблюдения. Можно лишь утверждать, что после разгрома Горгиппии жизнь в городе не замерла вовсе, хотя поселение стало значительно меньше и беднее, чем город предшествующего времени (Алексеева Е.М., 1997). К рассматриваемому периоду относится поздняя группа «варварских» подражаний римским денариям Марка Аврелия. Основная зона концентрации этих монет приходится на район между Анапой и Новороссийском. Специалисты связывают «варварский» чекан денариев то с деятельностью пришлых племен готов или аланов, то с местными «торетами» или «ахеями» (Казманова Л.И., Кропоткин В.В., 1961; Кропоткин В.В., 1961, с. 16; Кругликова И.Т., 1966, с. 203; Онайко Н.А., 1967, с. 52, 53; Шелов Д.Б., 1973, с. 194; Малашев В.Ю., 1994, с. 48–50; Малышев А.А., 1995, с. 152; Сергеев А.Я., 1999, с. 33–35).