Крымская повесть
Шрифт:
— Да уж не с нами.
— Но они пришли без офицеров.
— Что с тобой, парень? Ослеп? Офицеры тут как тут. Вон и полковник спешит.
Владимир помчал ко входу в «Кист». Почти силой вырвал у портье телефонный аппарат.
— Барышня! — закричал он, услышав в наушнике голос телефонистки. — Морские казармы! Срочно!
— Велено не соединять! — ответила телефонистка.
— Кто велел?
— Больше не звоните. — Сухой щелчок в наушнике.
Владимир вернулся на пристань.
С крейсера махали руками, что-то кричали тем, кто
— Через десять минут, самое большое — через четверть часа, как только катер достигнет цели, психологическое преимущество будет на стороне восставших, — жестикулировал Шуликов. — Не стоять на месте, не дать опомниться противнику. Быстрота, натиск, маневр — вот три главные заповеди Наполеона.
— Причем тут Наполеон вместе со своими маневрами, безумствами и островом Святой Елены? — Болтовня Шуликова раздражала, кроме того, Владимир вдруг почувствовал, что руки и ноги похолодели и почти не слушаются; может быть, от волнения, но так ли, иначе ли подобное он испытывал впервые. — Причем здесь Наполеон? И почему вы трещите без умолку?
— Действительно, при чем здесь Наполеон? — опомнился фабрикант устриц. — Это я от нервов заговариваюсь. Я так понял, что вы узнали в толпе свою знакомую. Человек вы сдержанный, а тут даже вскрикнули. Моя догадка верна? Можете не отвечать, если не хотите.
— Она на катере, а не в толпе.
— Вот оно что! Понимаю ваши чувства и разделяю волнение. Но стрельбы не будет! Не будет!
— Почему?
— Потому что я этого не хочу! — Шуликов даже топнул по камню обутой в изящный туфель с белыми гетрами ногой. — И ее никто не хочет!
— Я не сумел выполнить очень важное поручение. Телефонная станция не работает. Как предупредить Александра? Он должен знать…
Но тут-то и раздались резкие лающие звуки орудий. Фонтан воды. Второй. Катер был взят в артиллерийскую «вилку». Вот и прямое попадание. С бортов люди прыгают в воду. Взлетевшие в воздух доски и тяжелое «у-у-ах!». Это открыла огонь канонерская лодка «Терец», команда которой, укомплектованная офицерами, час назад отказалась вести переговоры с восставшими.
И снова тишина.
Владимир смотрел на то место, где только что был катер, и еще не понимал смысла произошедшего. Катер исчез. Прямое попадание.
Зловещей была тишина на Графской пристани. Никто не вскрикнул, не схватился за голову. Ни звука, ни вздоха, ни проклятий. И удивительно далеким, вызывающе отчужденным был гул дробящихся о ступени пристани волн. Именно это и показалось поначалу Владимиру странным и не поддающимся объяснению. Возможно ли, чтобы море с одинаковым усердием качало на своих волнах и канонерку «Терец», расстрелявшую катер, и «Очаков», на котором и сейчас реял красный флаг? Да тут еще эта странная тишина на пристани.
Вдруг тяжело громыхнули полевые батареи на Историческом бульваре. Они вели огонь по учебному судну «Днестр» и стоявшему рядом с ним миноносцу, на мачтах которых тоже развевались красные флаги.
— Что они делают? Если в «Буг» попадут? Он ведь начинен порохом, и на нем ведь тоже красный флаг.
— А что ж «Очаков» молчит? Ведь на нескольких орудиях замки остались.
— Говорят, всего на двух или на трех.
— Неужто не ответят? Ведь это лучший крейсер флота. С его артиллерией тягаться тяжело.
На пристани появилось десятка три матросов. Судя по бескозыркам, это была свободная команда с «Трех святителей», «Ростислава» и «XII Апостолов». Они стали оттеснять людей от причаленных к лестнице яликов.
— Проходи! Не задерживайся! Сейчас стрельба начнется.
К матросам рванулось несколько солдат и штатских с красными бантами или повязками на рукавах. Вместе с матросами пришел почему-то не флотский офицер, а артиллерийский прапорщик.
— Разойдись! По домам. Нечего тут толочься! А вы, с бантиками, кто такие?
— Народная милиция!
— Не слышал о такой. Кем назначены?
— Советом.
— Каким еще Советом?
— Советом рабочих, солдатских и матросских депутатов. Не слышал о таком? Еще услышишь!
— Очистить пристань! — крикнул прапорщик.
Но матросы топтались на месте. А люди с красными бантами вовсе не спешили покинуть пристань.
— Может быть, нам уйти? — спросил Шуликов. — Я не боюсь смерти, но не выношу вида крови. Сейчас здесь такое начнется!
— Перестаньте причитать! — прикрикнул на него Владимир и отобрал этюдник. — Уходите, если можете…
— Нет, не могу, — ответил фабрикант устриц. — И уйти не могу, и наблюдать избиение не в состоянии. Ну хоть бы Шмидт отдал приказ стрелять! Пусть будет лишь один выстрел — выстрел отмщения.
В это время от «Очакова» отошел миноносец «Свирепый» и рванулся к Южной бухте, туда, где стояли канонерки «Терец» и «Эриклик». Он мчал, пеня волны, навстречу ливню огня, обогнул Павловский мысок и попытался втиснуться между «Ростиславом» и крейсером «Память Меркурия». Это был смелый, отчаянный маневр. Пока что «Свирепый» вел огонь по судам, не поднявшим красных флагов, лишь из орудий, но в запасе у него были два минных аппарата. Вероятно, он хотел расстрелять с близкого расстояния первыми начавшими огонь канонерки «Терец» и «Эриклик». И тут «Очаков» послал несколько снарядов в направлении «Ростислава» и полевой батареи.
— Ура! — Голос Владимира потонул в общем крике.
— Вперед! — кричали на пристани. — Дайте им, ребята!
На «Свирепом» уже были снесены огнем все палубные надстройки, но он не спускал красного флага… Вел огонь и «Очаков».
На набережной грянул ружейный залп. Поначалу показалось, что его дали поверх голов. Но вероятно, не все матросы стреляли в воздух. Кто-то в толпе закричал: «Гад, ты меня убил!» Хлопнуло несколько револьверных выстрелов — это открыли ответный огонь народные милиционеры. Но их было мало, слишком мало…