Крысиный волк
Шрифт:
— Вы так боитесь народа? — спросил Шацар, не удержавшись.
— И ты его еще будешь бояться, — хмыкнул господин Танмир. Он сжал руку Шацара своей холодной ладонью, сказал:
— Дай тебе Свет дожить до этого момента.
Шацар кивнул, принимая его благословение. Когда господин Танмир встал, чтобы проводить Шацара, пошел к двери, Шацар запустил руку в карман и достал револьвер. Стрелять он не стал, ударил господина Танмира прикладом в висок. Господин Танмир пошатнулся, как слабое деревце на сильном ветру, и упал, завалившись набок. Шацар наклонился к нему,
Действовать надо было быстро. Шацар открыл духовку газовой плиты, подтащил господина Танмира к ней, уложил так, чтобы голова оказалась в духовке, как если бы он стоял до этого на четвереньках, но упал, ослабев.
Шацар включил газ на полную мощность и поспешил в комнату на втором этаже. У него было достаточно времени, почти год, чтобы изучить квартиру господина Танмира в подробностях, узнать ее тайники. Шацар хорошо умел ждать.
Он знал, где находится вся документация. Он мог бы украсть ее давным-давно, однако лучший момент наступил сейчас. Проект был почти готов, необходимы были лишь маленькие доработки — пока вместе с магией газ блокировал и отдельные функции центральной нервной системы. Проект был почти готов, и его можно было доработать, чтобы использовать против Перфекти. В отличии от обычных людей, они представляли собой сложную мишень. Кроме того, в этой суматохе никто и не заметит смерти господина Танмира. Надо же, самоубийство четыре недели боявшегося выходить из дома, почти свихнувшегося профессора.
А документы — документы сгорели. Надо же, какая досада.
На втором этаже, в спальне покойной жены господина Танмира была шкатулка из розового мрамора, украшенного лилиями золотого теснения. В ней был ключ, подходивший к тайнику подполом в ванной, а в тайнике лежала папка с самым опасным изобретением, которое только могла предложить Двору Халдея.
Шацар взял папку, простую и ветхую, туда господин Танмир складывал все записи с начала своей работы. А когда он начинал работать, ему было столько же лет, сколько Шацару сейчас — двадцать три.
Вот и жизнь прошла. Но ничего, подумал Шацар, пусть господин Танмир не расстраивается там, где он окажется. Его творение переживет его, пусть ненадолго, но все же.
Шацар быстро прошел через первый этаж, проверил, что газ включен, а господин Танмир или уже его тело — на месте. Шацар вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь. Да, это был просчет — закрывать дверь снаружи Шацар не стал, это было бы нелогично, а господин Танмир всегда трепетно относился к безопасности своего жилища и не оставил бы дверь открытой.
Что же, что же — новое правительство вряд ли будет слишком активно заниматься поиском убийцы. Однако, Шацар надеялся, что ему удастся замести след. Он сунул папку под пальто, вышел на улицу. Со свидетелями все тоже отлично — люди не могли оторваться от окон, на улицах творился бунт — какое кому дело, кто заходил проведать старика Танмира.
Хороший он был человек и ученый талантливый. Такое у Шацара было задание — достать документы и уничтожить господина Танмира. Потому что так уж все работает — все записи лишь копия, пока
Шацар спустился по лестнице, перескакивая через несколько ступенек за раз, вышел на улицу. Светло было почти как днем, и Шацар отметил, что от поднимающихся в высоту костров небо приобрело медный оттенок, свойственный небесам Двора. Люди сгрудились у огней, греясь. Пахло порохом, пищей, которую здесь готовили, чем-то едким и химическим, может быть, горючим.
Он сосредоточенно рассматривал толпу. Чувства были напряжены до предела, он ощутил пульсирующую головную боль. В такой огромной толпе сосредоточиться было сложно. В конце концов, он почувствовал.
Инкарни здесь было достаточно, Шацар ощущал их присутствие, будто был связан с ними невидимой, тонкой нитью. Нитью, которую не разорвать. Стоило дернуть за нее, и она привела бы его к брату или сестре во тьме.
Особенно ярко Шацар чувствовал девушку с остриженными волосами, сквозь толпу он продвигался к ней. Когда Шацар шел, никто не отталкивал его, все уступали дорогу. Он был молод и бедно одет, они приняли его за своего. Шацар чувствовал атмосферу братства здесь, невозможную нигде, кроме как на баррикадах.
На девице были брюки и мужская куртка, но одетая как мужчина, она воспринималась невероятно женственно с ее нежными чертами, длинной шеей и большими, обрамленными густыми ресницами, в которых запутывались отсветы костра, глазами.
По ярости в этих прекрасных глазах, Шацар понял — она Инкарни Страсти, а по узнаванию, мелькнувшему в них — она чувствует, знает, она из Двора. Они, никогда не видевшиеся прежде, друг друга узнали.
Они смотрели друг на друга ровно секунду, а потом она повисла на нем и поцеловала. Шацар целовался с ней самозабвенно и страстно, как нельзя целовать никого, кроме другого Инкарни, они кусали друг друга, и когда она отстранилась, одновременно провели языками по губам, слизнув кровь.
— Свобода и смерть! — сказала она громко.
Лозунг звучал предельно ясно, Шацару нравился предлог «и» вместо более логичного «или».
— Смерть и свобода, — ответил Шацар.
И они оба знали настоящий смысл этих слов. Он притянул девушку к себе и зашептал ей на ухо.
— Дому напротив очень не хватает огня. Чтобы взорвать это место. По-настоящему.
Она кивнула. Шацар знал, ей можно довериться, как и любому другому из братьев и сестер. Все они были связаны, все они могли друг на друга положиться, в Государстве это чувствовалось, как нигде.
Когда Шацар пробирался сквозь толпу обратно, он слышал, как девушка, вскочив на одну из скамеек, закричала:
— Наши товарищи, наши соратники, наши друзья борются там, они стоят на баррикадах, они защищают нашу свободу! А что делаем мы — стоим здесь и готовим еду на костре? Что мы делаем для свободы, которой добиваемся? Смотрите, вот они, наши цели! Богатые дома вокруг! Квартиры родовитых людей! Неужели мы просто стоим и глазеем на них? Неужели мы не войдем туда? Неужели мы не подожжем их дешевый буржуазный мирок?