Крыжовенное варенье
Шрифт:
— У меня аж в ушах запищало, когда представил, каким кошмаром могло обернуться вчерашнее происшествие, — Ольге стало легче, надвигавшиеся на глаза слезы, она втянула обратно.
— Не говорите, Ираклий Всеволодович! — Светлана Артемьевна подвинула капитану тарелку с сыром и ветчиной. — Мы вот тоже все утро восхваляем смелость господина Гридасова. Как хорошо, что он рядом оказался, да не оплошал, явился на выручку.
Отводов начал жевать и остановился. В упор посмотрел на старушку, хлопнул себя по коленке:
— Ну, скажите на милость! Что за благородная личность?! Ни с того, ни с сего приударил за Ольгой. Вызвался ее провожать, та отпиралась. Так ведь? — капитан обернулся к Лобенко, та подтвердила кивком головы. — И все-таки он настоял. Расставшись у подъезда, Гридасов мог быстренько сесть в машину и уехать. Однако замешкался… Ну, просто «бетман» какой-то, «Зорро», вылезший из картонной коробки…
— Почему из картонной коробки? — удивилась Светлана Артемьевна.
— Потому что фирма, на которой он работает, называется «Картопак» и занимается упаковкой, — пояснила вчерашняя потерпевшая.
— Ох, дела! — вздохнула Светлана Артемьевна. Кажется, она так и не разобрала иронии и злорадства в голосе у следователя. — Вы ешьте, ешьте! — спохватилась она и вытащила из холодильника еще ветчины, стала подрезать новые ломтики. — Мы ведь думали, вы не скоро придете. Звонили к вам на работу. Там сказали, что вы — «на трупе»…
— Ага! Алкаш один окочурился. Три дня пролежал, никто про него не вспомнил. В твоем, между прочим, Ольга, подъезде. Только, что там расследовать, литр паленой выдул… Кстати, а почему у вас бутылочка «Мартини-Асти» не открытая стоит?
Старков вытаращил глаза:
— Так не под ваши же байки про нападение в подъезде, да про лежалые трупы вкушать сей божественный напиток! Вот сейчас расскажу одну весьма светскую историю, под ее финал игристое и пригубим.
И Старков начал рассказ о том, что удалось ему откопать в библиотеках да исторических архивах…
«Крест, доставшийся Николаю Городцу от матушки, перстень, похищенный у госпожи Лобенко и украденная у меня резная трость из красного дерева — суть звенья одной цепи. И в трость, и в серебряный овал с зубчиками-трилистниками в разные временя был оправлен один и тот же камень. Как не трудно догадаться, — изумруд размером с крыжовенную ягоду.
Этот самый изумруд впервые дал о себя знать в Арабском халифате, еще в тринадцатом веке. Ученый и торговец драгоценностями Ахмед Тейфаши обнаружил, что камень обладает магическими свойствами, перед ним, словно завороженные, столбенеют змеи, он усмиряет не только ползающих тварей, но и воинственно настроенных против владельца людей, и даже демонов хвори.
Так все выглядело на самом деле или только почудилось Тейфаши, а может и вовсе, как ныне бы сказали, было рекламной акцией, — какая теперь разница. Слух о чудодейственном камне разлетелся быстро. Чтобы не спутать сей примечательный смарагд с остальными, торговец выцарапал на единственной нижней грани маленькую змейку. По сути, напоминающую точку с закорючкой.
Через почти четыре века отшлифованный изумрудный кабошон попал в руки бежавшего в Османскую империю шведского короля Карла XII. Карл увидел внизу небольшую царапину. Думал, дефект. Оказалось — метка. Он-то и повелел лучшим мастерам выпилить из дерева красной породы трость с рукояткой в виде головы орла. Кабошон вставили аккурат на шею птице, приладили меж искусно выточенных перьев.
Поверженный король не оставлял надежду на возрождение своего былого величия и верил, что трость с магическим камнем поможет ему покорить новые и прежние, оставленные уже, страны.
В 1713 году светлейший князь и правая рука Петра I Александр Данилович Меншиков завладел в Шведской Померании городом Штеттином, а заодно и тростью своего противника, державшего оборону генерала Штейнбока, ставленника Карла XII.
Так и изумруд, и легендарная палочка попали в Россию. Меншиков после смерти Петра Великого угодил в опалу, его имущество было распродано. Тростью завладел граф Шварин. Да вот беда, камень, ее украшавший, исчез.
Лишь в 1748-ом он объявился снова. Елизавета Петровна попросила придворного брильянтщика Позье его огранить и вставить в оправу. Дальше, уже перстень, был дарован Екатерине Алексеевне, ставшей впоследствии Великой императрицей Екатериной II.
История креста не менее древняя. Был выкован в Печерском монастыре в середине XV века. О чем свидетельствуют запись в монастырских анналах и имеющаяся с обратной стороны гравировка. Гравировка, разумеется, сделана на старо-славянском, от чего Николай Городец ни строчки не разобрал.
А во времена любимой Светланой Артемьевной Екатерины Великой он был дарован монастырскому воспитаннику, за которого некая родовитая и богатая особа вносила в бюджет заведения очень приличные суммы. И вот, что важно, воспитанник этот впоследствии частенько появлялся в обществе уже изрядно постаревшего графа Шварина, прежнего владельца моей трости.
Таким образом, други мои, — заключил Валентин Николаевич. — Получается, что «Фанатик», или как мы его еще называем «Охотник за стариной» распрекрасно знал всю эту «родословную» украденных им вещиц. И не без основания полагал, что одна из реликвий может привести к искомому изумруду Тейфаши…
ЧАСТЬ 2. ТАЙНОЕ И ЯВНОЕ
Санкт-Петербург, январь 1762-го года.
Брильянтщик Еремей Петрович Позье давненько не попадал в столь деликатное положение. Новая императрица Екатерина Алексеевна вызывала его к себе (дело касалось похорон Елизаветы Петровны), а Его Величество, император Петр III, строго настрого запретил ювелиру брать от жены заказы.
Как поступить? Ослушаться императора или императрицу? Если первое — погубить собственную будущность, если второе — нанести обиду супруге нынешнего правителя. Да и, как это будет по-русски, «осердить»? О, нет, «осквернить» память о покойнице. Хотя Позье и жил в этой стране свыше тридцати лет, на русском языке говорил все же не очень хорошо, некогда ему было практиковаться, большую часть времени проводил наедине с безмолвными каменьями, металлами да струментами. Только жена время от времени нарушала тишину в доме: