Крыжовенное варенье
Шрифт:
Вот только под какой «подливой» заговорить о Татьяне? Ведь не просто так Анклебер намеревался довериться именно Разумовскому. Гетман Малороссии, коли проникся бы соучастием, да возымел интерес, в силах был бы беспрепятственно проводить женщину и сына до самой Речи Посполитой.
За думами карета миновала обновленный Зимний дворец, свернула на Невскую першпективу.
Анклебер заколотил кулаком по алому бархату каретной обивки. Экипаж остановился.
— Чего надобно? Не прибыли еще, барин! — гаркнул кучер.
— Послушай, браток, давай-ка, мы сделаем кружок через Адмиралтейскую, мне кое-что обмозговать надобно.
Кучер покорно кивнул:
— Мое дело подневольное, как прикажете!
Карета свернула на набережную Мойки, проехала затейливый фасад Строгановских палат, усадьбу Разумовского и следующий дом, придворного поставщика Штегельмана, новый поворот, поравнялась с ажурной загородью владения графа Шварина.
Вдруг садовник увидел, как со стороны сада по решетке карабкается некий русоволосый мужичок. Одет для февраля месяца он был странновато: шелковая рубаха и та не застегнута, грудь нараспашку, белые кюлоты, да армейские сапоги. Ни дать, ни взять герой-любовник, удирающий от ревнивого мужа. Только граф не женат… С кем же у несчастного было свидание?
Может, вор? Но воры раздетыми на дело не ходят, да и промышляют обыкновенно по ночам, в самую темень… Не успел Андрей найти разумное объяснение сему казусу, русоволосый крепкими руками ухватился за верх ограды и перемахнул чрез нее, опустился на землю аккурат рядом с экипажем. Увидал в окне наблюдавшего за ним садовника и рухнул на колени. Сам пальцем в сторону Шваринского дома тычет, да кланяется, кланяется без устали — стало быть, укрыть от погони просит.
Графа Шварина садовник недолюбливал издавна, потому оказал беглецу свое покровительство. Пустил его в карету и велел пригнуться пониже. Экипаж двинул дальше. Поравнялся с воротами. И тут еще один бегун. Теперь уж Илья Осипович собственной персоной. Тоже не одет, прямо в шлафроке и тапочках. За ним двое мужиков, видать, из прислуги. Выскочили, завертели башками:
— Что таращитесь, губошлепы! Я и то быстрей вас поспел! Ну-ка, один — тудысь, другой — тудысь (показал в разные стороны), бегом марш!
«Ишь, ты! Новомодную прусскую команду «марш» выучил!» — отметил про себя Андрей. А Шварин, не долго думая, метнулся к карете. Анклебер дал знак русоволосому, чтобы тот пригнулся еще ниже. Сам же приоткрыл дверцу и высунулся по пояс:
— Случилось что, Илья Осипович?
— Долго излагать. Скажите лучше, любезнейший, не видали вы тут сиганувшего чрез забор полураздетого пруссака?
«Вот оно что, пруссак! Потому и знаками вместо слов изъяснялся!» А вслух добавил:
— Видал. Как не видать! Он сразу чрез дорогу кинулся, и побежал далее, вдоль улицы.
Граф даже не поблагодарил садовника, заорал вдогонку одному из слуг:
— Эй, Степан! Степан, елки точеные! По другой стороне беги, да поспешай, уйдет ведь шельмец! Коль не догонишь Арнольда, — высеку! — а сам вернулся за ворота и побрел к дому.
— Так вас Арнольдом зовут? — спросил Анклебер по-немецки у спасенного им беглеца, когда карета отъехала от графского особняка подальше.
— Да. Спасибо, что не выдали! Я ничего предосудительного не совершил, смею вас заверить! Наоборот, граф пытался втянуть меня в весьма неприятную авантюру. Еще раз спасибо! Не решаюсь боле досаждать своим присутствием. Прикажите кучеру остановиться, я сойду…
— Куда это вы собрались в этаком виде? Если не околеете в одной-то рубахе, то уж точно угодите в руки графских соглядатаев. Вот лучше возьмите, прикройтесь покуда, — вытащил из-под себя медвежью шкуру, снова заколотил по обшивке. Кучер тут же откликнулся:
— Чего изволите?
— Гони-ка, братец, на Садовую, к дому.
Х Х Х Х Х
План попросить пруссака вывезти из России Татьяну с Прохором созрел в голове Анклебера моментально. «Я его от Шваринского гнета спас, пущай теперь добром на добро ответствует!»
Анклебер поселил Арнольда в своем жилище, в комнате для гостей. Садовник вел аскетический образ жизни, так что мог не опасаться, что пруссака кто-либо обнаружит. Впрочем, если и обнаружит — не страшно. При нынешнем государе пособничество бывшим противникам не только не возбраняется, но даже приветствуется. Главное, чтобы граф Шварин сюда носа не сунул. А это уж вряд ли. Они с Ильей Осиповичем друг друга на дух не переносят.
Арнольд Беккер провел в особняке Анклебера на Садовой аккурат две недели. Съел пять жареных гусей с черносливом, восемь копченых свиных ножек, запеченного барана, остатки солонины с чесноком и все припасы белужьей икры. Ежедневно он требовал от поварихи Марфы свежих расстегаев да калачей. Запивал все это пивом да вином из погреба (всего два бочонка). Во хмелю разбил китайскую вазу (подарок покойного Буксбаума), челюсть (управляющему Мануэлю) и сердце (девке Глафире)… К концу своего пребывания прусак уморил не только челядь, но и самого хозяина, рассказами об умопомешательстве Шварина.
По его словам Илья Осипович возомнил себя неким меркурианцем. («Презанятнейшее название!»), человеком, наделенным божественным знаком:
— Мизинец! У него мизинец длиннющий и крепкий, что сучок. И острый, зараза! Он меня им под ребра как тыкнет, аж слезы из глаз, — Беккер уже не впервые рассказывал эту историю в доме своего спасителя, и каждый раз на этом самом месте принимался задирать подол рубахи, обнажая иссине-бледный свой торс и маловолосистую грудь.
Обнаружив там синяк, прислуга начинала жалеть пруссака, и гостю сходили с рук многие шалости. Но с хозяином этот номер не прошел. Во-первых, Анклебер выслушал историю едва ли не последним в доме, синяк к тому времени успел поблекнуть. Во-вторых, даже если бы и остался, — во дворце Андрей не такие следы от ран да побоев видывал. Слава Богу, уж стольким важным особам служил! А они, порой, дико лютуют.
— Вот здесь! Вот здесь полоска лиловая была, — тараторил Беккер.
Но Анклебер только рассмеялся:
— Так что ж, господин Шварин мизинец заместо стилета держит?
— Видать так! Длиннющий он у него, говорю ж! Нижняя фаланга пальца обыкновенная, а две верхние резко вытягиваются вверх… А теперь, внимание! О-ля-ля! — Беккер выставил спрятанный дотоле за спину кулак с оттопыренным мизинцем, раскрыл ладонь, и стало видно, что его мизинец тоже вытянут, идет аккурат вровень с безымянным.