Крыжовенное варенье
Шрифт:
— Вы, Оленька, лучше, ежели кавалер ваш объявится, — капитан сделал особый акцент на слове «кавалер», и даже, как показалось Ольге, несколько усмехнулся, — порасспрашивайте его об этой однокласснице, давно ли камнями занялась? Что после школы делала? Закончила ли какой институт?
— Училась-то как раз в Горно-металлургическом, — пояснила девушка, потому как ответ уже знала.
— Вот-вот. А вы не заметили, на прилавке какие камни лежали, самородки, или уже ограненные… Были ли поделки из самоцветов, ювелирные украшения?
— Украшений не было, — твердо указала Лобенко и сама подивилась своей же наблюдательности. В голове все роилось, а картинка с товаром и сейчас стояла перед глазами, словно сфотографированная. — Но камни почти все ограненные, разных размеров.
— Вы мне, на всякий случай, опишите, где они стоят, как выглядят. Завтра съезжу на вернисаж, лично проверю ассортимент. Если обнаружу что-либо подозрительное, обязательно перезвоню.
Но не перезвонил, стало быть, ничего тревожного не углядел. Витька же объявился на третий после нечаянной встречи в Измайлово день. Лобенко уж и ждать перестала.
— Привет! А я в Москве. По делу, — тут же сознался он.
— По какому такому делу? — Ольге казалось, волнение в голосе выдает ее. Выждала небольшую паузу и как бы уточнила. — Детишек подопечных, что ли, на экскурсию привез?
— Ты Таньку Смирнову помнишь?
— Помню, — она выдохнула с облегчением. Теперь можно было не скрывать ни удивления, ни трепета в голосе. Соловьев ведь не идиот, понимает, что об их школьном романе было известно всем.
— Ее отец занимается скупкой и огранкой драгоценный камней и самоцветов.
— Каких-каких камней? — переспросила Лобенко.
— Драгоценных и самоцветов… Ну, не изумрудов, не боись! И не ревнуй! Ревность очень древнее и дикое чувство.
— Вот еще! С чего мне ревновать?! — вспыхнула собеседница и вот тут-то уж точно выдала свое волнение.
Разговор длился недолго. Виктор сказал, что отец Татьяны сейчас болен. Что на лечение нужны деньги. И они решили собрать в доме все камни, что остались, и поехать продавать их в Москву. А поскольку папаша сам сопровождать дочку не смог, по старой памяти, попросил бывшего одноклассника…
Ольге даже не пришлось задавать никаких вопросов. Словоохотливый и соскучившийся по бесплатным звонкам любимой, Виктор объяснил все очень подробно. Оказалось, что помимо огранки, Смирнов-старший занимается еще резьбой. Делает статуэтки и подсвечники из самоцветов, в духе немецких бюргеров XVII–XVIII веков, — отсюда и странный наряд продавщицы… Подсвечники разошлись очень быстро, поэтому Ольга их на прилавке не видела.
Витька предложил встретиться. Правила приличия требовали пригласить и Таньку Смирнову, но Ольга колебалась.
— Давайте где-нибудь в центре. Мне сегодня в Останкино не надо. На Петровке, например, в кофейне. Напротив МУРа.
— Ну и адресочки у тебя, Лобенко! — Соловьев еще не знал о «дружбе» своей бывшей одноклассницы со следователем, потому «дикое и древнее чувство» в нем пока не кипело.
«Ежели заявится со своей первой любовью, то я под каким-нибудь предлогом вытащу с работы Отводова,» — смекнула Лобенко.
— А что, заодно Таньке центр покажем, — и осеклась, звучало как-то по-снобистски: типа, мы, москвичи, приглашаем гостей столицы на пешеходную прогулку внутри бульварного кольца…
— Эй, Оль, ты че! С какой Танькой? Или ты хочешь, чтобы у нас «свидание втроем» состоялось?
Лобенко желала было съехидствовать, мол, а ты предпочитаешь назначать рандеву нам по очереди? Но промолчала. И призадумалась…
«Он неприкрыто назвал встречу «свиданием», не означает ли это, что парень рассчитывает на нечто большее, нежели просто чаепитие и просто беседа?! Хорошо еще не заявил, что желает у меня остановиться на все время пребывания в Москве, — и, про себя же, добавила. — С Танькой…» — рассмеялась, — представила, как они втроем жили бы в ее маленькой однокомнатной съемной квартирке: раскладушка на кухне, матрац на полу… Или двоим пришлось бы спать вместе, на диване. Интересно, кому это, двоим?»
Размышления прервал все тот же голос в трубке:
— Давай лучше на закрытый каток, в Ледовый дворец сходим. Что-то я по зиме соскучился.
Это было совершенно неожиданный для Ольги поворот. Когда-то, в школьной юности, она действительно неплохо каталась на коньках. И Витька должен был это помнить.
Если бы он знал, что этот вид спорта девочка осилила исключительно ради него! Он вечерами играл с мальчишками в хоккей, а она скучала. Вот и нашла повод на совершенно «законных» основаниях маячить у него перед глазами… Вначале, держась за стенки сколоченной из фанерных щитков коробки, училась просто стоять на ногах, потом шаг за шагом перемещаться по периметру, а уже через месяц лихо подрезала пацанов, и однажды даже заменила простудившегося игрока…
Но теперь… Она не вставала на коньки больше десяти лет. Как это будет выглядеть?
Х Х Х Х Х
Так бывает, если долго не видишь старинного приятеля. Вспоминаешь о нем только хорошее, какие-то неяркие черты стираются из памяти, на их месте прорисовываются иные. Но все это не является реальностью. Все это твоя собственная иллюзия. Этот человек, точнее, его образ, существует исключительно в твоей голове. И поскольку мысли, как правило, идеальнее действительности, то и образ рисуется более романтичным, красивым и благородным, нежели его прототип. Соответственно, возникновение объекта в реале разочаровывает…
Ольга Лобенко готовилась в который раз наступить на одни и те же грабли. Она ждала появления прежнего Соловьева, самого умного и самого красивого из ее прежнего круга общения. Но теперь-то ее круг сменился.
Нет, внешне он не стал хуже. Несколько возмужал, окреп, даже по сравнению с их предыдущей встречей. Ведет себя увереннее и раскованнее. Галантен.
Ольге не подошли коньки, которые они взяла в окошке проката, — он сбегал, поменял, помог зашнуровать.
Мышцы довольно быстро вспомнили все, чем когда-то владели. Всего пара кружков вдоль бортика и снова скорость захватывает дух, снова прохладный ветерок массирует щеки. Только теперь некого, да и нельзя подрезать, а Витькина рука держит не клюшку, а ее, Ольгину, руку, нежно так, за локоток…