Кстати о любви
Шрифт:
Егор хорошо помнил утро несколько недель назад, когда, стоя под душем, сердился на себя, что не позвал ее с собой. Холодная вода успокоила возбуждение и восстановила разум. Ольга. Его измена и ее желание развода.
И тогда, и сейчас Лукин знал, что правильнее было бы перестать встречаться с Русланой. Или хотя бы все ей рассказать. Но оставаться без нее не хотел, впрочем, как и перекладывать на нее ответственность за свою неверность. Потому и молчал.
Тогда он снова позвонил Оле. Но телефоны, ни ее, ни в доме родителей, не отозвались ничьим голосом. И Егор сделал единственное, что считал правильным, —
Мог ли Лукин предположить, что Валера встретится им раньше, чем он получит ответ? Наверное, должен был. Егор не намеревался скрываться. Не Щербицкий, так кто-нибудь еще. Но мозг с отчаянной настойчивостью подчинялся желаниям, не задумываясь о возможных последствиях.
Утром после несостоявшегося киносеанса — невыспавшийся, злой и, чего уж скрывать, неудовлетворенный — Лукин первым делом навестил своего адвоката. Он знал, почему сам потерял счет времени, но это его совершенно не оправдывало. И потому попросил повторно направить документы на развод Ольге. А после вместо редакции вернулся домой. По дороге сделав еще одно открытие: с самого начала их разъездов с Росомахой он больше не пользовался услугами своего водителя.
Дома Егор принялся методично, каждые полчаса набирать Руслану, конечно же, безрезультатно.
А около четырех позвонил Щербицкий.
— Говори, — устало сказал Егор, приняв вызов.
— Пошли напьемся, — вместо приветствия мрачно ответил Валера.
— Да пошел ты.
— Да мудак я, знаю… ну хочешь — морду мне набей.
— Если бы от этого ты перестал быть мудаком…
— Я не знал, Егор! — выпалил Щербицкий. — Мне Алка с утра весь мозг вынесла. Ей Нелька сказала, а Нельке — Олька звонила. Агентурная сеть, бл*ть! Ну не знал я, что вы разошлись!
— При любых вводных — это не твое собачье дело, Валера.
— Да не знаю я, чего я так завелся! С Олькой точно все? Или еще есть шансы?
— Все. Только с бумагами разберемся.
— Из-за этой твоей?
— Она не «эта».
— Ну прости… я не запомнил, как ее… Не, я понимаю где-то… запал, понравилась… Перемены захотелось… С Олькой так нафига? Может, еще сойдетесь.
— Нет, не сойдемся.
— Резать к чертовой матери, не дожидаясь перитонитов?
— Избавь меня от своего образного мышления сегодня.
— Егор, что с тобой происходит, а? — рассердился Валера. Сдерживался, но по голосу было слышно. Они столько лет дружили. Ему было не все равно.
— Валер, иди на хер. Бухать я с тобой не буду. И душу изливать не буду.
— Зря. Мне помогает.
— Мне не нужна помощь.
— Понял. Отстал. Если что — звони.
После этих слов Щербицкий отключился. Егор тут же набрал Руслану, чтобы вновь выслушать отмеренное оператором количество длинных гудков. Ему действительно не нужна была помощь. Ему нужна была она.
И снова он был за рулем машины, и снова тащился в пробках, и снова звонил — теперь уже в дверь ее квартиры, и снова — безответно.
Лукин долго торчал на площадке, потом спустился во двор. Идиот! Корвета нет на месте, в окнах темно, и она сама неизвестно где. Тяжелые «а если» принялись толпиться в его голове, и прислушиваясь к ним, Егор вернулся в машину и стал ждать.
Прождал долго. Снова шел снег. Густой, лапатый. Опадающий на землю тяжелым покровом. От него даже воздух в сумерках окрашивался жемчужным мерцанием. Люди сновали туда-сюда. С сумками, груженными продуктами, с елками, с большими и не очень коробками. С собаками, резвившимися в сугробах, с детьми, почуявшими новогодние каникулы. Херова туча людей.
Корвет из-за угла дома во двор вплыл неожиданно, ярким желтым пятном, будто кусочком солнца. Припарковался на «своем» месте — Егор уже знал, какое место принадлежит ей. А потом из авто выскочила Руслана с большим пакетом, из которого недвусмысленно торчали багет и пучок зелени.
Лица ее он разглядеть не успел. Да его и не было видно почти — из-за надвинутой на глаза смешной вязаной шапки с разноцветными помпонами и шарфа, закрывавшего нижнюю часть лица до самого носа. Она быстро поднялась на крыльцо и скрылась за подъездной дверью. Еще через пять минут в окне ее кухни, выходившем во двор, загорелся свет.
Он вышел из машины, сделал несколько шагов к подъезду и остановился, точно зная — она не откроет ему. Знал и другое, более важное. С ней все в порядке, и она дома. Это все, на что он мог рассчитывать сегодня.
Но завтра — Новый год. И они встретят его вместе, как и планировали! Они даже составили шутливый график, в который попали фильмы, всевозможная еда и разнообразный секс. Впрочем, все это было изложено в обратной последовательности.
Весь день Лукин отчаянно сдерживал себя, чтобы не заявиться к Руслане с самого утра. Силы воли хватило на то, чтобы ровно в 21–00 он нажал на кнопку ее звонка и прислушался к знакомой трели. В руках был внушительных размеров бумажный подарочный пакет — пару недель назад он заказал шелкографическую картину в стиле «Мэрилин» Уорхола, на которой был размножен Корвет. Тогда это казалось веселым, сегодня было лишь поводом оказаться у двери Русланы.
За дверью, кстати, безмолвствовали.
Он снова позвонил. Она дома — одно из ее окон было освещено, он высматривал их, едва въехал во двор. В ответ на этот звонок раздались едва слышные шаги — она точно кралась по прихожей на цыпочках. Потом — идиотизм! — дрогнул глазок, на мгновение выпустив свет квартиры, и снова погас.
Лукин позвонил в третий раз, теперь не отпуская кнопку. Отчаянная трель раздавалась более минуты. Громкая, звонкая, резкая. Оглушающая. Шестьдесят с лишним секунд. Могло быть и дольше — до полного выгорания. Если бы только она выдержала.
Но она не выдержала.
Дверь с грохотом распахнулась.
— Издеваешься?! — заорала Руслана на весь подъезд.
— Нет, — не давая ей времени опомниться, Егор шагнул за порог и закрыл за собой дверь.
Он видел ее разной. С самого первого дня, как они познакомились. В октябре, кажется? На МедиаНе. МедиаНа была в октябре. Разной видел — и злой, и веселой, и вдохновленной, и увлеченной, и уставшей, и испуганной, и голой, и с синяками.
Вот такой зареванной, как в эту минуту, видел впервые. Даже избитая она такой не казалась. И видно было, что плакала уже очень долго и очень сильно. И выглядела кошмарно. А дверь открыла. И теперь смотрела на него мутными глазами и не говорила ничего. Смотрела. Просто смотрела, задрав голову вверх, даже не пытаясь скрыть следов недавнего времяпровождения.