Кто хочет стать президентом?
Шрифт:
– Почему это не дотронусь? Задержанный дернул щекой:
– Потому что у меня к вам такое предложение. Захаров съехал с угла стола, на котором сидел, и прошелся по кабинету.
– Это не предложение, это угроза!
– Понимайте как хотите, главное – выполняйте!
– Блин! Выполняйте?! Да ты… – Захаров сел за стол, забарабанил по нему всеми десятью пальцами, словно набирая какое-то экстренное сообщение на невидимой клавиатуре. Поведение майора его бесило, но где-то в глубине души он уже точно знал, что тот не блефует, он имеет право так себя вести. За ним кто-то стоит. Только вот насчет того, кто именно, не
– Ты правильно сомневаешься, капитан. Меня лучше не трогать, а слушать. И не надо мне говорить что-то вроде: и не таких обламывали! Таких не обламывали. Не знаю, каковы твои реальные расклады, но поверь, что дешевле тебе обойдется обломать кого-то другого, чем меня.
Захаров не знал, почему он не обрывает этого наглеца и почему не чувствует себя очень уж униженным оттого, что с ним так разговаривают. Капитанская честь не возмущалась, работал инстинкт самосохранения, ведя партию вслепую сразу как минимум на трех досках.
Зазвонил телефон. Старший наряда, посланного к писательнице Дерябкиной с приказом задержать американок.
– Докладывай!.. Что значит не знает?! А потрясти вы ее пробовали?.. Слушай, делай что хочешь. Обходи квартиру за квартирой по всему городу, но доставь мне их. Зачем ты будешь звонить Шинкарю? Подожди!
Захаров медленно положил трубку на рычаг.
Майор смотрел на него спокойно и серьезно. Захаров был ему благодарен за отсутствие злорадства в его глазах. Телефон зазвонил вновь.
– Да. Сейчас зайду.
– Отпусти меня, капитан. Так будет лучше.
– Конвой! Отведите задержанного. В камеру. Елагин тихо сказал:
– Зря, капитан.
– Посмотрим. Еще вечер, еще не утро.
Подполковник встретил Захарова как классический начальник классического подчиненного. Долго не обращал внимания, возясь с какими-то якобы очень срочными бумагами, и не предлагал сесть. Захаров сел сам, хотя и без прежней уверенности в движениях.
– Где они? – спросил Шинкарь, не поднимая головы. Ему нравилось его новое положение. Он единственно чего не мог понять – почему так долго кочевряжился. Как приятно и легко на душе, когда сделаешь выбор, – особенно правильный. Как много сладких перспектив открывается. Сейчас вот первая – возможность полностью вернуть должок долговременного унижения зарвавшемуся капитану. Как человек уже пожилой, бывалый и битый Шинкарь избегал широких жестов. Но разве можно было отказаться от мелких эффектов? Он вызвал из приемной сержанта Бабушкину – давнюю любовницу Захарова, имевшую наглость время от времени в связи с этим похамливать своему непосредственному начальнику, подполковнику Шинкарю.
– Что значит не нашли, товарищ э-капитан? – негромко, но ядовито спрашивал подполковник, принимая из рук сержанта какую-то ничтожную ведомость. – Они что, грибы, которых может не быть в конце февраля? Это две американки в городе всего на девяносто тысяч жителей. Более того, ты уже держал их фактически под замком, телекамерами и прослушкой. Куда они могли от тебя деться, а? Ведь ты у нас главный, блин, спец по бабьей части!
Бабушкина не верила своим ушам. И глазам. Захаров вместо того чтобы хлыщевато, как всегда, забросить ногу на ногу и остроумно отбрить этого старого хвоща, идет пятнами и кусает губы. Мир переворачивается. Это нервировало товарища сержанта. Наступало пугающее будущее, где, как она начинала догадываться, спать ей впредь придется не с симпатичным молодцеватым капитаном, а с отвратительным жадным и старым подполковником.
– Свободны, сержант! Бабушкина вылетела в предбанник.
Когда белый как кефир капитан проходил мимо нее, она спросила одними губами:
– Что случилось, Вася?
Он посмотрел на нее немного сумасшедшим взглядом:
– Не волнуйся. Мы еще посмотрим.
Бабушкина посмотрела ему вслед с неприязнью – так женщина всегда смотрит на человека, обманувшего ее ожидания.
– Зачем я вам опять понадобился? – спросил Елагин, снова усаживаясь перед столом капитана.
– Это долго рассказывать, а у меня, судя по всему, совсем мало времени.
С этими словами он полез в сейф и достал оттуда толстый пакет из плотной серой бумаги.
– У меня к вам, как я уже говорил, несколько вопросов.
Майор, понимая, что начинается серьезный разговор, кивнул.
– Спрашивайте.
Захаров некоторое время вертел в руках пакет. Можно было догадаться, что он на что-то решается.
– Документов при вас не нашли, но мне почему-то кажется, что вы меня не обманули, назвавшись майором Елагиным. Вместе с тем хотелось бы еще какого-то подтверждения. Поймите меня правильно, я…
– Верните мне телефон.
– Да-да. – Капитан снова слазил в сейф. Елагин начал нажимать кнопки большим пальцем.
– Сейчас я наберу номер. Вы поговорите с человеком, сославшись на знакомство со мной, то есть майором Елагиным, а потом установите по своим каналам – есть же у вас хоть какие-то возможности! – что это за номер и какой организации он принадлежит. Говорите.
Капитан поднес трубку к уху.
– Здравствуйте, – сказал он чуть дрожащим голосом, – привет вам от майора Елагина. Нет, с ним все в порядке… Оказать содействие… собственно, этим я сейчас и занят… Да, я понимаю… хорошо, я вас понял.
Во время этого разговора майор и капитан не отрываясь смотрели друг на друга. Елагин спросил:
– Знаете, как называется эта организация? Захаров отрицательно покачал головой. Во рту у него пересохло, он с трудом сказал одно слово:
– Нет.
– Она называется ФСО. Вам расшифровать эту аббревиатуру?
– Спасибо, не надо.
Капитан переписал на листок бумаги номер с телефонного табло.
– Верните мне трубку. Захаров молча выполнил команду.
– Теперь вам понятно, что меня лучше выпустить? Капитан потянулся к своему стационарному аппарату, собираясь, очевидно, как ему и предлагалось, проверить принадлежность номера, но, поглядев на часы, передумал. Майор встал со стула.
– Так я свободен?
– Более того.
– Что за «более того»?
Капитан опять схватился за серый конверт:
– У меня совсем нет времени. Поэтому возьмите.
– Что тут?
– Кассета. Весьма любопытная. Посмотрите – поймете все сами. Вы знаете в лицо Сергея Яновича Винглинского?
– Того самого?
– Того, того. Тут записаны некоторые слишком откровенные мысли, высказанные им, как он думал, в приватной обстановке. Я передаю ее вам вот почему… Впрочем, можете думать что хотите. Для меня главное – ваша принадлежность к государственной службе. Вы дадите этому ход, и моя душенька успокоится. А теперь – вот ваш пропуск. Валите отсюда. Конвой! Вон его отсюда, быстро!