Кто поверит эху? - Часть 4
Шрифт:
Девушки... Думал о Нээле. Монастырь, где она, довольно далеко от границы, захватчики туда не дойдут, а вот беженцев наверняка будет много. Трудное время для тех, кто на севере; и, хоть немало запасов в монастыре, людям грозит голод. Была бы возможность забрать Нээле в Срединную... но нет. Сейчас его место здесь, в оружейных.
Тут, в кузнице, впервые подумал, что будет, когда война закончится. Рано или поздно мир настанет. И Нээле... может быть, она захочет остаться среди монахов? Ничего не знает о ней, помимо того, что в беде она стойкая, верная. Ведь почти и не разговаривали. Несколько дней всего: когда спасались от погони в лесах и когда увозил от Энори. В обоих случаях страх и опасность заслоняли все прочее.
Вновь ударил молотком по железному бруску, легкий звон раздался. Здесь его дело - так решила судьба. И нечего жаловаться. Пока враг, спотыкаясь, бродит по снегу в горах, а скоро освободятся ото льда реки - природа не на стороне чужаков. Справиться с ними, уж потом решать остальное.
А Нээле в безопасности.
**
Язык рухэй и детей Солнечной птицы был схожим - не во всем, но нетрудно понять друг друга. Другой только выговор, порой сильно искажающий сами слова; но Энори ему научился, только, похоже, не всегда хотел пользоваться этим умением.
– Вам надлежит идти через ущелье Сокола.
– Любой дурак по обе стороны гор знает, что оно непроходимо зимой, - рухэйи с лицом, красноватым, как сухая глина, говорил со скукой. Он был разочарован. Ждал большего - любой неопытный юнец предложит эту дорогу, и любой старожил знает, что она лишь обманчиво легкая.
– Все знают, - согласился проводник-перебежчик, откидывая капюшон, будто стало жарко.
– И не следят за ним - если войско сунется в ущелье, не понадобится тратить стрелы. Только вот осенью здесь было необычно сыро, и часть склона сползла вниз, оставив тропу. В теплое время не советовал бы идти там, но сейчас земля замерзла и выдержит.
– Откуда ты можешь знать?
Энори ответил вопросом на вопрос:
– Где самое опасное место - в начале, в середине, когда пройдут уже многие? Поставь меня туда.
Командир-тысячник задумался. Ущелье позволяло срезать путь на двое суток, и выводило в распадок, удобный для обороны, если вдруг выследят. А само ущелье таково, что в нем опасность грозит только от склонов, не от людей.
– Сперва я пошлю разведчиков - они знают секреты гор, и проверят.
...Бывает, человек с первого взгляда вызывает симпатию или неприязнь. Так вот этот весьма не понравился хмурому тысячнику. Если бы не рекомендация, почти приказ от У-Шена через Вэй-Ши ...
– Ты слишком молод, - сказал ему при первой встрече.
– Не слишком. И ребенок может быть проводником.
– Я не потерплю дерзости.
– В чем же она? В знании гор?
– Кем бы ты ни был, ты - перебежчик. Таких не любят нигде.
– Но я вам нужен, - сказал юноша. Не дерзко, но уверенно, словно его сюда пригласили, уговаривали приехать. Эге, а парень точно привык распоряжаться. И неказистая одежда не в счет.
– А мы, похоже, нужны тебе, - угрюмо сказал командир.
– Без этого к врагу не идут.
"Разве что собираются этого врага уничтожить".
– Рухэй не были моими врагами.
– Ты полукровка?
– спросил, присматриваясь. Этот разрез глаз, очертания скул...
– Нет.
– Велено тебя не расспрашивать, - неприязненно хмыкнул командир.
– Ну, поглядим...
Он был слишком... безобидный. Так у мягчайшего ковыля жесткие ости, которые впиваются в тело, оставаясь невидимыми. Они также ранят лошадей и коров, попадая в корм... За много лет жизни командир научился чуять подобный обман. Поэтому если и готов был поверить, то не до конца. Рано или поздно этот парень сделает что-то, думал он. Не знаю, что это будет - предательство или ошибка, ненамеренная оплошность из-за самоуверенности. Но мы должны быть готовы.
До ущелья Сокола был день пути, и ночевать пришлось бы у выхода из него. Энори и спутники проехали мимо белой стены, вершину которой закат окрасил розовым. В конце спешились; распадок предстояло как следует осмотреть, понять, заходили сюда разведчики или нет. Следы на снегу попадались во множестве - лисьи, заячьи, птичьи. Ни одного человечьего.
– Здесь не было никого, - сказал Энори - слегка отстраненно, будто вынужден был тратить время на пустяки. Две поджарые хищные тени следовали за ним, легкие даже в зимней одежде.
– Наши следы скроет поземка; их можно будет найти, если как следует присмотреться, но все знают - ущелье непроходимо.
– Возвращаемся, - велел один из рухэй.
– Если нам придется ночевать возле этой трещины, я предпочту делать это на своей стороне.
Другой ничего не ответил: ущелье пользовалось недоброй славой. По ночам здесь слышали плач - в горах он раздавался во многих местах, где лежали кости погибших и непогребенных, но тут голосов звучали десятки.
Когда огонь охватил тонкие прутики, весело заплясал на сухих толстых ветках, ветер, и без того слабый утих совсем. Легкий звон почудился в воздухе, будто меж деревьями натянули тысячи тонких струн с мельчайшими колокольчиками.
– Слышишь?
– сказал один из рухэй.
– Они просыпаются.
– И мы не сможем заснуть всю ночь... Но что делать, если нас послали сюда.
– Ты не боишься?
– спросил первый у Энори.
– Там никого нет. Ветер в ущелье.
Мужчина прислушался, сказал чуть свысока:
– Я не раз слышал плач погибших в горах. Нам еще повезло, что сейчас он не так близко отсюда...
– Там никого нет.
– Так или иначе, я замерз и выпью горячего, - пробормотал второй, зачерпывая берестяной миской бульон из подстреленного зайца. Товарищ присоединился к нему, то и дело прислушиваясь. Но оба были опытными воинами и убивали людей - то ли звон, то ли плач пугал и настораживал их, не мешая всерьез.
– Пожалуй, я все же посплю, - сказал вскоре один, сооружая себе ложе в снегу.
– Ты покарауль, разбудишь потом. Товарищ его согласился, и какое-то время противостоял лесу и ночи, но вскоре сон сморил и его.
Энори остался один, и какое-то время с грустью смотрел на опадающие в пепел огненные языки. Потом достал и куртки женский гребень: вспыхнула россыпь камешков.
– Выходи... Тебя не было слишком долго.
Женщина склонилась к огню, нехотя подсовывая в него веточки. В аккуратной высокой прическе камни поблескивали искрами. Круглолицая, ухоженная, не понять, хороша или нет: сквозь мягкость черт просвечивало хищное, острое. Ей подходило платье - черные пионы на розовом.