Кто-то чудесный

Луконина Олеся Булатовна

Элис только сейчас заметила, что, оказывается, начался дождь - крупные холодные капли ударили ей в лицо вместе с порывом ветра.

– Я знаю Мартина всю жизнь, - горячо продолжал шериф, распахивая дверцу "ровера" и усаживаясь за руль.
– Его семья, как и моя, испокон веку живёт в этом городе. Его все любят, он наш лучший врач... и никогда не отказывает никому в помощи... Чёрт возьми, мы же выросли вместе! Играли в горах мальчишками... Не были особыми друзьями, даже дрались порой, но...
– Миллер запнулся, и по его лицу пробежала тень.
– Проклятье... ладно, едемте,

что толку это обсуждать. Сейчас всё выяснится.

Мотор заурчал, и "ровер" вылетел со стоянки с явным превышением разрешённой в черте города скорости.

– Что вы вспомнили, шериф?
– вдруг выпалил Ша Акичита, усевшийся рядом с Элис на заднее сиденье. Он подался вперёд, впившись в Миллера напряжённым взглядом.
– Вы что-то вспомнили, когда сказали, что вы с ним дрались в горах. Что?

– Не имеет значения, - Миллер досадливо дёрнул плечом, глядя, как мечутся "дворники" по лобовому стеклу, залитому дождём.
– Это случилось только однажды,

Но Ша Акичита не спускал с него глаз, и Миллер наконец нехотя бросил, поворачивая машину за угол соседнего квартала и выезжая на улицу, в конце которой стоял дом доктора:

– Я как-то застал Мартина, когда он возился с бродячей собакой. Нам было, кажется, лет по двенадцать, но он уже тогда объявил, что собирается стать врачом. Та шавка всегда отиралась возле аптеки, мы звали её Красоткой. Я застиг Мартина, когда он её... потрошил. Он начал объяснять, что псину, мол, насмерть сбил автобус, и что ему необходимо видеть, как у неё внутри всё устроено. Но я ударил его. Трижды. Сбил с ног, и он упал рядом с мёртвой Красоткой.

– Почему?
– глухо спросила Элис, пряча руки между колен. Её начало знобить, бросая то в жар, то в холод.

– Потому что Красотка была ещё жива, когда он... начал. Он замотал ей морду скотчем, чтобы не было слышно, как она визжит. Она умерла уже потом.

– Господи Боже...
– простонала Элис, утыкаясь лицом в ладони.
– И вы говорите, что это не имеет значения?! Позвоните в полицию, ради всего святого! Сейчас же!

Миллер упрямо мотнул головой.

– Я сам всё выясню. Я представитель законной власти, вооружён, обладаю всеми необходимыми правами... и не хочу выглядеть идиотом в глазах чересчур большого количества людей, - он остановил машину как раз напротив дома доктора, насколько Элис могла ориентироваться в заполненной шумом дождя темноте. Почему-то даже ни одни фонарь тут не горел.
– Сейчас я поговорю с Мартином, и мы...

– Он не откроет нам, - резко оборвал его Ша Акичита, распахнув дверцу и выпрыгнув наружу, под дождь.
– Он не ответил вам, когда вы звонили, и он не откроет. Он... занят с хокши-ла. И будет занят ещё какое-то время. Мы сами должны войти и найти их обоих. И быстро.

У Элис затряслись ноги, и она ухватилась за открытую дверцу "ровера", чтобы не упасть прямо на мокрый асфальт, по которому ветер гнал бурые листья. Наклонившись вперёд, она согнулась почти пополам. Стало немного легче, и она даже смогла продышаться. Дождь, холодный и частый, был настоящим спасением.

Миллер потрясённо глянул на индейца, но ни словом не возразил. Запер машину, в два шага пересёк тротуар и взбежал на крыльцо докторского дома, в котором ни одно окно не светилось.

Он несколько раз нажал на кнопку звонка, и внутри дома знакомо тилибомкнул колокольчик. И всё. Только плотный, равномерный шум дождя. Элис вдруг поняла, что у неё промокли ноги, и зубы рефлекторно стучат. Она подняла глаза на Ша Акичиту - тот был и вовсе полуголым, но, казалось, не замечал холода. Стоял, наклонив черноволосую голову, и напряжённо прислушивался.

– Ч-чёрт!
– процедил Миллер и выхватил из кармана мобильник.

Элис поняла, что он опять собрался звонить доктору, и невольно подалась ближе, как и Ша Акичита, а Миллер внезапно вскинул руку:

– Мартин?

* * *

– Этого паршивца Эдди я просто не сумел довезти до своего дома, - с некоторым раздражением покривился Дэвис.
– Он заподозрил неладное, заегозил, заорал, попытался выпрыгнуть на ходу. Пришлось его немного... успокоить, отвезти в горы и там всё закончить, - он даже поморщился.
– Негигиенично и довольно грубо всё вышло, грязно... но парень был сам виноват.

Гэл почувствовал, что у него звенит в ушах, а грудь и руки покрываются "гусиной кожей". Ничего страшнее этого будничного "негигиенично" он и представить себе не мог. Очевидно, заметив его реакцию, Дэвис медленно провёл пальцами по его предплечью, вверх и вниз, надавливая, словно массируя. Гэл с содроганием отвернулся. Пальцы доктора были тёплыми, но Гэлу казалось, что по его коже ползает слизень, оставляя за собой слюдяной вонючий след.

– Типичные соматические реакции, - довольным голосом заметил Дэвис, всё так же внимательно наблюдая за каждым его движением, за каждым вздохом.
– Тем не менее, ты держишься куда лучше, чем многие другие на этом столе... но я в тебе и не сомневался. Я всегда хотел тебя здесь увидеть. Еле сдерживался всё это время. Но тебя очень внимательно пасли, особенно после подвигов кретина Берроуза, и потом...
– он помолчал несколько мгновений, будто пытаясь сформулировать мысль получше, - жаль было ломать такую драгоценность, как ты, - Дэвис вздохнул с искренним сожалением, и Гэл снова непроизвольно задрожал всем телом.
– Но тут ты сам мне встретился. Что ж, выходит, это судьба.

– Генриетта...
– собравшись с силами, прохрипел Гэл, едва выдавив это имя сквозь стиснутые зубы, и Дэвис вздохнул уже демонстративно:

– А что Генриетта? Бедная полоумная, шляющаяся по ночам, на свою беду. Наследственное расстройство психики, - он добавил ещё какое-то мудрёное слово и досадливо махнул рукой.
– Неважно. С ней пришлось обойтись так же, как с Эдди... или с Эдди - как с нею. Два единственных исключения за все годы... и надо же было именно тебе заявиться сюда и отыскать их, Гэл Стефан Чирешару, - улыбка на его красивом лице стала почти мечтательной.
– Это тоже судьба. Говоришь, они позвали тебя? Что ж, я рад. Потому что именно из-за этого мы с тобой в конце концов встретились вот здесь.