Кто-то плачет всю ночь за стеною
Шрифт:
— Дети любят, когда у них учителя молодые. Главное, чтобы получилось язык общий найти с ребенком.
— Согласен, — вежливо кивнул Константин Федорович.
— Надо быть ласковым. Но и строгим.
— Да, это правда.
— Слушай, Костенька, — улыбнулась она, — а может, действительно — это твое призвание. Ну, дай бог. Дай бог.
Константин Федорович дружелюбно улыбнулся. Главное, подумал он, чтобы визит вежливости не был испорчен бесконечным старческим разговором с собой. Константин Федорович сразу заметил в ее глазах частичку смерти, словно здесь она
Она взяла его за руку и сказала:
— Ладно, Костенька, пойду я, не буду мешать. Если нужна какая помощь — говори, не стесняйся.
Кажется, первый случай, подумал Константин Федорович, ура.
Но тут Тамара Геннадьевна резко поменялась в лице: улыбка ушла, но проступила злоба. В нее будто дьявол вселился.
— Я тебе еще кое-что хотела сказать. Про нее. Ты с ней будь осторожней. Тварь она еще та.
— Простите — кто? — испуганно спросил Константин Федорович.
Вопрос удивил Тамару Геннадьевну: ведь это было очевидно.
— Людочка наша Валентиновна. Кто же еще! Не связывайся с ней, Костенька, не связывайся.
Константин Федорович чуть не спросил почему, но вовремя схватил слово, потому как предвидел, что это может быть надолго.
— Не связывайся, — повторила она и ушла.
Константин Федорович сглотнул и на всякий случай закрылся в кабинете.
Вдруг она захочет вернуться.
С Людмилой Валентиновной вышло приятнее. Ее старость кардинально отличалась от старости ее заклятого врага. Да и вообще — если бы не этот самый заклятый враг, если бы не ненависть, отравляющая рассудок, старость Людмилы Валентиновны можно было бы назвать образцовой.
Они столкнулись на перемене, в шумном коридоре, где, чтобы тебя услышали, приходится тянуться к уху собеседника.
— Вот скажи, Константин, как этих громил к экзамену готовить, если у них одно на уме? Сегодня с ними прогрессию арифметическую проходили, задание было — с последовательностью, нужно на вопрос ответить: является она прогрессией или нет. Парень, отличник, поднимает руку и говорит: нет. Я ему: почему? А он: потому что член сначала увеличивается, а потом уменьшается.
Константин Федорович улыбнулся.
— Причем он, паренек этот, отличник, и шутить-то не хотел. На полном серьезе. Да и ответил в каком-то смысле верно. Но ты же сам представляешь, что в классе началось! Дурдом какой-то.
Людмила Валентиновна хотя и была недовольна, но по-настоящему ее это не волновало. На учеников она не злилась, немедленно проводить родительское собрание и по именам называть всех, кто смеялся, не собиралась. Скорее это была констатация факта: ей приходилось учить балбесов.
Она вздохнула:
— В мое время таких детей не было. Какая им математика, какой им экзамен, когда у них «на параболу гляжу — двух яиц не нахожу».
Константина Федоровича это рассмешило. Раньше он такого
— Как я рада, Константин, что ты к нам пришел. С учителями-то сейчас проблемы. Никто не хочет в школу идти. Понять можно. Ты им о прогрессиях, а они о членах. В том году совсем тяжко было. Учителей мало. Классов много. Вот и приходилось нам выкручиваться. А возраст уже не тот.
Константин Федорович сочувствующе кивнул.
— Константин, ты тут, кстати, для всех загадка. Расскажи хоть о себе, женат?
Но не успел он ей ответить, как Людмила Валентиновна, подобно хищнику, узнав торопливый и неуклюжий шаг за спиной, резко обернулась. А ведь было так шумно, позже отметит Константин Федорович.
Людмила Валентиновна и Тамара Геннадьевна посмотрели друг на друга; новый человек впервые стал свидетелем встречи двух старых женщин.
Через несколько секунд Людмила Валентиновна снова вернулась к собеседнику. Но вернулась уже другой. Перемена в ней поразила Константина Федоровича. Что-то злое, глубоко сидящее внутри проступило в ее взгляде.
— Посмотри на нее. Бежит и сиськи теряет.
Константин Федорович ничего не ответил. Ему было неловко это слушать.
Он кивнул: мол, пора на урок, — но Людмила Валентиновна уже начала приходить в себя. Даже попыталась улыбнуться, но вышло криво.
— Константин, ты уже успел познакомиться с нашей маразматичкой? Если с ней успел, то и со мной заочно познакомился, да? Эта карга только обо мне и говорит. Я знаю. Все знаю. Больше ведь не о чем. Она и на том свете всех святых замучает рассказами обо мне.
Звонок на урок. Слава богу, подумал Константин Федорович.
— Будь с ней потверже. Пожалеешь ее разок, маразматичку, так она тебе потом проходу не даст… Ладно, Константин, бывай.
Людмила Валентиновна помчалась на урок. Торопливый шаг ее ничем не отличался от походки Тамары Геннадьевны. Точно так же, подумал Константин Федорович, бежит и сиськи теряет. ***
Шутили, что Тамара Геннадьевна и Людмила Валентиновна ненавидели друг друга потому, что во время Гражданской войны одна воевала за белых, а другая за красных. Если говорить серьезно, то причина их раздора была банальной до неприличия. Что может рассорить двух подруг, двух умных женщин, которые с пятого класса сидели за одной партой? Которые помогали друг другу делать уроки и копать картошку. Которые любили одни и те же книги. Которые посвящали друг другу стишки. Которые поступили в один университет и потом устроились в одну школу. Ответ очевиден.
Это мужчина.
Они познакомились с ним на берегу реки. Отдыхали тогда молодые девушки с коллективом на природе: палатки, шашлыки, волейбол. Александр же был со своей компанией. Как это обычно бывает — мяч судьбоносно улетел в сторону, где он, Александр, его и поймал.
Девушкам тогда было по двадцать пять, Александру уже за тридцать. Он был в разводе, второй раз, имел от первого брака сына, который его, в свои тринадцать, ненавидел и не хотел видеть. Мамаша постаралась, как говорил Александр.