Кто-то, с кем можно бежать
Шрифт:
На следующее утро её разбудили в шесть. Худой парень с толстыми бакенбардами грубо встряхнул её:
– Вставай. Через полчаса выходим.
Ей казалось, что она не спала всю ночь. До трёх часов утра ещё, то и дело, смотрела на часы. Хотела услышать, как открываются наружные ворота. Думала, может, он приедет поздно. Может, у него было выступление в дальнем городе. Она устало надевала свою одежду. Вдруг остановилась. Посмотрела в раздумье на свой рюкзак. Проверила место, на которое положила его вчера. Увидела небольшое изменение. Осторожно порылась в нём. Монеты, которую спрятала вчера между двумя носками, не было на месте. Она поискала и нашла её на дне рюкзака и поняла, что кто-то ночью брал рюкзак, когда она заснула, и искал в нём намёки. Какое счастье, что она спрятала в трусы "пятёрку" в полиэтилене, какое счастье, что не забыла оставить в камере хранения браслет со своим именем.
Шели ещё спала, пытаясь свернуться, как только можно, наверно, ей снится, что она маленькая, хрупкая. Тамар посмотрела на неё, вспомнила, как Шели приняла её вчера, с какой естественностью взяла её в свою комнату, говорила с ней и развлекала её, не придавая значения ни подозрительности Тамар, ни, главным образом, её обычной сдержанности при встречах с чужими людьми. Люди, которым со мной легко, думала она, завязывая шнурки, - я очень ценю в них это качество.
Она спустилась с Динкой на первый этаж. Там уже крутились некоторые из тех, кого она видела за ужином. Коридор был полон суеты. Песах расхаживал между людьми, как полководец перед битвой. В руке он держал большой красный блокнот и перелистывал его снова и снова.
– Ты, - указал он на парня, который её разбудил, сухощавого, с бакенбардами и причёской Элвиса, - этого с палками ты везёшь в Нетанию. Полчаса на бульваре, иди к старому почтамту, знаешь? Там, где когда-то был кинотеатр "Шарон"? Хорошо, потом - пулей в Кфар Сабу на площадь возле каньона, он заканчивает там, и вы одним духом в Герцлии, возле – как его – "Гражданский дом" называется? Где трава, рядом с центральной улицей? Вот там. И смотри у меня: вы должны быть там не позже половины первого, понял? Теперь: ты с ним остаёшься там двадцать пять минут, ни минуты больше, сколько ещё надо? Сколько времени можно ходить на ходулях? Оттуда ты стрелой везёшь его на площадь "Ордея" в Рамат-Гане. Сколько у тебя уже? Четыре? Мало. Погоди-ка.
И он набрал номер на мобильнике:
– Хеми, слушай, Хеми. До которого часа ты со своей девчонкой в Герцлии в "Гражданском доме"? Сколько? Почему, сколько ей нужно времени, чтобы вытащить платки из носа? Понял. Слушай, меня это не устраивает. Волшебство, не волшебство, вы уходите оттуда ровно в двенадцать, ни секундой позже, почему? Потому что в половине я направляю туда кого-то другого, и мне нужно хотя бы полчаса между тем и этим. Почему? Ты ещё не знаешь почему? Ну, допёр? Браво. Так не спорь! Поехал!
И так он ходил и организовывал, и отправлял парней и девушек, и водителей, которые с ними, и напоминал каждому, что ему нужно взять, и бежал за шпагоглотателем, который как обычно забыл рюкзак с ножами, и указывал девушке, надувающей воздушные шарики разных форм, чтобы поставила рядом магнитофон, пусть играет, потому что публику нужно тем временем развлекать, и хлопал по плечу бледного парня со скрипкой, и говорил ему, чтобы старался улыбаться один раз в час, клиенты не любят траурных физиономий. Коридор постепенно пустел, так что в конце Тамар осталась почти одна и уже боялась, что ей придётся провести ещё один день в этом мрачном месте.
– Теперь ты, тебя пошлём в Хайфу. Ну, Мико, сегодня у тебя особенная пассажирка. Сначала отвезёшь её в центр Ха-Кармель, найди ей хорошее место, это её первый раз за пределами города. И она высший класс, - Песах подмигнул ему, - так что поделикатней с ней, ясно? Потом отвезёшь её в Неве-Шеан в этот, как его, Центр Зив, - он говорил, но Тамар уже не слушала, у неё был такой внутренний способ, перестать слушать, когда окружающее начинало раздражать. Её маму это выводило из себя, куда ты пропадаешь, когда ты так, как так, когда ты делаешь мраморное лицо, когда твои глаза становятся, как не знаю что, как под плёнкой, как у попугаев.
– И если время позволяет, добавьте ещё раз по дороге назад в Зихроне, тоже на бульваре, - услышала она Песаха издалека, - сколько времени примерно твоё выступление, милашка? Эй, проснись! Куда ты ушла!
Тамар сказала, что примерно полчаса.
– Четверть тебе недостаточно? Хорошо. Сегодня дашь полчаса, я хочу, чтоб ты себя нормально чувствовала. Завтра посмотрим. Всё. Четыре выступления. Для начала этого достаточно.
Мико был тот парень, который привёз её вчера сюда, с мамой и папой Песаха. Он пошёл к "субару", не сказав ей ни слова, и она пошла за ним. Не знала, куда она должна сесть, рядом с ним или позади. Уселась сзади, зная, что таким образом даёт ему почувствовать себя таксистом, но ей было всё равно. Динка высунула голову в окно и с наслаждением вдыхала прохладный воздух.
Тамар была рада выехать из Иерусалима, быть в дороге, в движении. Было у неё даже некоторое ощущение значительности. Как будто она известная артистка, которую везут в особой машине на выступление. Она мысленно махала толпам поклонников, собиравшимся вдоль её пути, и бросала тепличные орхидеи из своего букета.
Ехали молча. Тамар ждала, когда же он начнёт объяснять ей то, что она должна знать. Он не издавал ни звука. Непрерывно стучал по кнопочкам своего мобильного телефона. Режущие слух обрывки мелодий сменяли одна другую. Почти час он так перебирал десятки типов звонков, предлагаемых телефонным аппаратом, и голова Тамар готова была лопнуть. Пару раз она пыталась его о чём-то спросить, но он не обращал на неё внимания. Когда Тамар было шесть лет, она жила возле железной дороги, тогда она делила мир пополам – на тех, кто машет в ответ маленькой девочке, стоящей у рельсов, и на тех, кто не машет. Иногда он смотрел на неё в зеркало. Глаза его были черны и прямо пылали. Она вызывала у него отвращение и не понимала, почему, но с какого-то момента это стало ей безразлично.
– Теперь слушай, - резко сказал он, - это делается так. Я ставлю "субару" на соседней с центром улице. Ты прохаживаешься минут десять и начинаешь выступать. Если увидишь меня среди публики, то не подаёшь виду, что мы знакомы. Важней всего, если кто-то тебя спросит, ты обо мне ничего не знаешь. Ты приехала в Хайфу вчера вечером на автобусе. Спала на автобусной станции. Ни с кем не разговаривала. Ясно?
Тамар кивнула, не глядя на него.
– Кончаешь петь – ты ведь поёшь?
– Да.
– Кончаешь, берёшь деньги, гуляешь ещё минут пять-десять, не больше, и только по маленьким улицам, никогда не по центральной, поняла?
– Да.
– Десять минут прошли, идёшь к машине и вперёд. Есть?
– Есть.
– Ещё раз: если будет полицейский или кто-то подозрительный – ты к машине не приближаешься. Если увидишь меня – проходишь, как будто меня нет. Воздух. Только если всё чисто на тысячу процентов, садишься в машину. Всё.
Они приехали на маленькую тихую улицу, спускающуюся к морю. Тамар видела низкие дома и аллею кипарисов и сосен, затеняющих улицу. Мико припарковал машину и даже выставил парковочный талон, она поняла, что и это он делает для того, чтобы предотвратить любые трения с полицией.