Кубанский шлях
Шрифт:
Выйдя из храма, Кирилл отправился к схимонаху в келью. Духовник молился, распластавшись перед образами. Его келейник едва успел перехватить Кирилла с просьбой не беспокоить схимонаха во время его единения с Богом. Дождавшись конца молитвы, Кирилл вошёл в каменное жилище своего наставника. В нём не было никакого убранства и украшения, кроме святых картин с изображением Страстей Спасителя. Здесь же находилась постель его - ковёрчик потёртый да две подушки. Кирилл знал обыкновения наставника: он не ел мяса, одевался в суконную рясу, обувался в чулки шерстяные да коты. А до самых холодов в лаптях ходил. По два года
Кирилл предстал перед духовником. Они сердечно поздоровались
– Окончил курс богословских наук и прибыл под Ваше благословение, отче.
– Исповедоваться будешь, сыне?
– Да, отче. Прошу об исповеди.
Получив отпущение грехов, Кирилл с трепетом в сердце рассказал духовнику о чуде у гроба Святителя. Схимонах потрясённо воззрел на юношу:
– Да тебя сам Господь устами Тихона Святителя благословил на священнический подвиг!
– Благословите и вы, отец Митрофан!
– Кирилл стал на колени.
Митрофан перекрестил его иконой Спасителя:
– Бог благословляет, и я благословляю, сыне! Трудное дело ты избрал - нести веру в грешный мир.
– Мне, отче, труд этот в радость, - со светлым лицом и слезами умиления на глазах молвил Кирилл.
– Да, да, помню: обещанный Богу. И когда же за назначением в Воронеж поедешь?
– Пост закончится, обвенчаюсь с Софьей Ордынцовой, и тогда отправлюсь в епископат за местом.
– С местами трудно. Насколько знаю, в Елецком, Липецком и во всех близлежащих уездах полные штаты клира. Назначат на Нижний Дон или дальше. Слыхал, прикубанские земли тоже наши теперь?
– Как Господь распорядится, так и будет, владыко, я приму любое решение, - смиренно ответил Кирилл, целуя руку наставнику.
Свадьба прошла тихо и скромно. Венчание и семейный ужин. А утром Кирилл трясся в экипаже по разбитой, скользкой дороге в Воронеж. Уже неделю шёл дождь, на улице похолодало, кажется, лето закончилось. На душе было неспокойно, но весело. Сегодня он узнает о месте своего назначения и вскоре направится туда и приступит к исполнению пастырских обязанностей.
Из дому Кирилл выехал рано и уже к обеду был в епископате. Долго приёма не ждал: его пригласили в кабинет Святейшего третьим.
Речь епископа была проста и понятна:
– Предлагаем Вам порубежные станицы на Кубани. Там положение архитрудное. Храмов мало, некоторые только строятся, а так, в основном, молельные дома да часовенки. Требы исполняют, где дьячки, а где и пономари или один священник на триста вёрст. Конечно, служить там опасно, но необходимо. Православный люд остался без пастырей. В какую именно станицу вас направить, нам не известно. Это будут знать в штабе Кубанского корпуса.
Подумайте, посоветуйтесь с матушкой, с родными. Это служение как миссия. Не каждый к ней готов.
"Для того ли я все годы отлично учился, чтобы в итоге снять с себя ответственность
18. Господи, живота
Выбиваясь из последних сил, коченеющий Агафон левой рукой ухватился за прибрежный рогоз и подтянул ослабленное тело. Наглая лягушка прыгнула ему прямо на голову и квакнула. Упираясь ногами в корневища, Агафон упорно полз к вожделенному берегу. Силы покидали его. Кровь хотя и шла из раны, но не так бурно, как вначале. К предплечью присосались с десяток пиявок. Правая рука свисала плетью, левая тряслась от напряжения. Приволокшись к берегу, Агафон упал животом вниз на пожухлую траву и забылся.
Он пришёл в себя, когда уже стемнело. Попытался приподняться, но не смог: онемели руки. И только там, внутри, от самой груди в десницу толкалась жгучая боль. Неужели это конец? Се аз, да увяз, да не выдрахся. Злость, нет, ярость охватывала его. Ярость и бессилие от того, что он не может ничего сделать, изменить... тело горело, горело, сердце жгло, душа пылала. И ему наплевать уже на источник огня.... Это конец!
Вдруг стало светло, как днём. Перед глазами возник апостол Пётр, позвякивая ключами от рая. Его грозный взгляд пронзал всё нутро дьякона, не оставляя никакой надежды на прощение.
– Агафон!
– прогремел он, - не жди, в рай тебя не пущу! Сатана - твой Бог! И место тебе - в аду! В гиене огненной! Вечно будешь вариться в котле с кипящей смолой и проклинать каждую минуту своей никчёмной жизни. И нет тебе пощады-ы-ы!
От ужаса у дьякона зашевелились волосы на голове. Свет померк, и картинки одна страшнее другой замелькали перед затуманенными очами грешника.
Вот он в пьяном угаре, огромный, краснорожий, таскает за волосы молодицу, не давшую ему в долг вина... А вот уже чудище рогатое за волосы его вытаскивает из громадного котла с кипящей смолой. Смеётся, скалясь жёлтыми клыками, и снова окунает его в раскалённую лаву.
Он из оклада иконы воровато выковыривает перлы - а у него железными щипцами вытаскивают зубы изо рта, и он визжит, как та свинья, которую он украл у мужика и забил в чистом поле. А потом рвал жареное мясо вот этими самыми зубами, что теперь белой горкой ложатся на чёрный адов песок.
Воскресное утро.... Когда братия бьёт покаянные поклоны в храме, на монастырском дворе мужики выгружают из телеги его безжизненное тело...
А вот он под хохот чертей, бесов, анчуток босыми пятками на раскалённой сковороде пляшет бесконечный танец, а Сатана тычет ему в рожу медное кадило, на которое он выменял три штофа вина и тоже смеётся, смеётся....
– Господи, спаси и помилуй мя, - шепчет Агафон, ощущая железа цепей, которыми он прикован к позорному столбу на монастырском дворе.
– Прости мне все прегрешения вольные и невольные. Каюсь, каюсь, каюсь.... Пощади живота моего, Господи, искуплю....Живота... Живота...
Сознание покинуло болящего....
Казачий сторожевой разъезд следовал вдоль берега, внимательно всматриваясь в рассветную даль по ту сторону реки. Вдруг конь старшего урядника Бычкова всхрапнул и, фыркнув, нагнул голову. Казак глянул на землю и увидел окровавленного священника в рваных ризах, лежащего наполовину в воде.