Кубанский шлях
Шрифт:
Хотя Ларивонов был старше нашего Платова, но Матвей Иваныч взял командование на себя, потому как решил, во что бы то ни стало отбиться от татар.
Семь раз враги атаковали наш лагерь, и семь раз две его пушки и казачьи ружья отбивали их натиск.
Много казаков полегло за валами, многие были ранены, укрепление разбито в нескольких местах, повозки поломаны, треть лошадей, стоявших в середине окопа, была перебита. Отчаялися мы: патроны кончалися, солнце пекло невыносимо, нечем было утолить жажду и неоткуда ждать помочи.
Смурной стоял при своём полку Ларивонов.
– Матвей Иванович, нам придётся сдаться. Сопротивление, как видите, бесполезно. Мы погубим казаков.
– Нет!
– сказал наш командир, - лучше умру с честью и славою, чем отдамся врагу на поругание, к стыду моего Отечества. Что будет, то пусть и будет! Я надеюсь на Бога. Он не оставит нас без помощи! Сохранит и даст победу!
И снова наши казачки принялись заряжать ружья. И вдруг раздался радостный крик:
– Пыль! Глядите, казаки: пыль вдали! Это наши, братцы, скачуть! Помочь идёть!
И вправди, показалась колонна. Вот передние сдержали скок своих коней, перевели их на рысь, вот задние подступили, и широкая лава развернулась и понеслась на татар. Это был полк Уварова.
– На ко-о-онь!
– зычно крикнул Платов, и все казаки выскочили из укрепления наружу и бросились на татар.
Как мы тогда рубились! У меня рука устала, но я не останавливался до тех пор, пока татары, атакованные с двух сторон, не бросились наутёк.
Мы преследовали их уже вёрст пять, как они налетели на гусарский полк Бухвостова, спешивший нам на подмогу. Доскакал всё ж казак с донесением! Полк тоже принял врага на свои шашки. Славная была рубка, славная! Усё поле покрылося убитыми. Их кабардинские лошади без всадников носились с ржанием по полю битвы. Мы тольки успевали отлавливать и гуртовать их....
Победой той на реке Калалах мы обязаны молодому Матвею Платову. Ерой, так ерой! Апосля той битвы казачьи полки остались на кубанской линии. А потом приехал енерал Суворов и построил вдоль всей Кубани четыре крепости и ажнак двадцать редутов.
– Пётр Осипович!
– воскликнул воодушевлённо Андрей, внимательно слушавший повествование казака, - не могли бы Вы со мной позаниматься, сабельному бою обучить. У меня был учитель фехтования, француз. Но в фехтовании всё по правилам. А в бою, какие правила? Какие приёмы? Тогда, под Азовом, подпустили б ногайцев....
– Да-а, покрошили б нас, как капусту, - усмехнулся Сухой, - что ж, я согласный. Для начала лозу порубаем. Покажу, как это делають казаки, артиллерист.
– А можно прямо сейчас начать?
– нетерпеливо спросил юный князь.
– Что ж, это можно, - поднялся вахмистр и направился к коновязи.
Они отъехали в сторону, к ближайшей рощице. Сухой слез с лошади и нарубил длинных и гибких ивовых веток. Потом связал лозу в пучки, срубил и заточил колья, расставил в один ряд, предварительно привязав к ним готовую лозу. А чуть поодаль повесил кольцо размером с ладонь, также сделанное из гибкой ветки. Затем срубил высокое молодое деревце, тщательно очистил его от сучьев и веток и, заострив конец, воткнул его в землю в конце
Закончив приготовления, Сухой вскочил на коня, дал шенкеля , и конь прыгнул вперёд, переходя на галоп. Вахмистр откинул руку назад, вспоминая забытое ощущение того, как сила перетекает с руки на лезвие клинка, и лезвие становится продолжением руки. За шаг до первой лозы он вскинул руку в резком замахе и рубанул. Галопом пройдя лозу, он на скаку выдернул очищенный ствол и, резко развернув лошадь, поскакал обратно, уперев тупой конец ствола в ступню правой ноги. За три шага до кольца он подкинул ствол, развернул острием вперёд и, резко выбросив руку, надел кольцо на заострённый конец. Когда он шагом подъехал к Андрею, тот встретил его ошеломлённым взглядом.
Тут казак взял в руки вторую шашку и начал крутить их обеими руками. Блестящие лезвия описывали в воздухе окружности, образуя вокруг Сухого на расстоянии нескольких метров смертельный пояс.
– Меня завсегда выставляли в первых рядах лавы, - проговорил, словно оправдываясь, он, - а теперь вы, Андрей Ильич, попробуйте срубить лозу....
Надо ли говорить, что первые опыты Барятинского были совершенно неудачны. Но у него не опустились руки, не пропало желание постичь премудрости сабельного искусства, и постепенно, день за днём, всё стало получаться.
Неожиданно начальник гарнизона вызвал прапорщика к себе. Андрей подумал, что причиной вызова послужили как раз частные занятия с Сухим.
Действительно, комендант упрекнул Барятинского в том, что он пренебрегает артиллерийскими науками.
– Хотя и владение шашкой, конечно же, пригодится. Но я о другом, любезнейший Андрей Ильич. Чересчур уж Вы скромны. Из доклада о поездке в Азов, я мог узнать только о наших потерях в стычке с ногайцами и успешной доставке депеши командующему. О Вашей военной доблести пришлось выпытывать у очевидцев. Но, тем не менее, представление мною было написано, поздравляю Вас с досрочным присвоением чина подпоручика.
– Рад стараться, Ваше Высокоблагородие!
– Деденьке Вашему уже написал, не обессудьте.
– Благодарю Вас, Михаил Афанасиевич.
Прапорщик Обросимов, узнав о том, что Андрею дан очередной чин, иронично заметил:
– Ну, князь, пожалуй, года за три Вы и полковником станете.
Никита Фёдорович Обросимов - юноша тоже довольно знатного рода. Но после смерти отца мать его не смогла поддерживать имение в прежнем состоянии. Приказчики её постоянно обманывали. Денег на жизнь и обучение троих подрастающих сыновей не хватало. Она продавала имение за имением, пока не оказалась владелицей небольшой деревушки на сорок крестьянских дворов и деревянного "барского дома", дышащего на ладан. Никита, конечно, винил матушку в разорении, но жалел, и часть скудного жалования отсылал ей. Он сам изъявил желание служить на южном рубеже Отечества и переживал от того, что этот рубеж от него всё дальше. Но нёс службу с великим рвением в надежде скорее получить чин подпоручика и большее жалованье. Пределом его мечтаний были эполеты с бахромой.