Кубанский шлях
Шрифт:
– Как ты, Марта?
– Суставы ноют, двинуться боюсь. И голова тяжёлая. Да ещё в холод бросает, хоть на печи лежу.
– Завтра в станицу съезжу, к отцу Агафону. Пусть он попробует. Говорят, одним взглядом на ноги ставит.
Хлопнула входная дверь и в избу вошла Катерина, дочь хозяев, - пышногрудая синеглазая девка с крупными, красными от мороза руками.
– Управилась, - угрюмо спросил её отец.
– Угу, - кивнула она, - дверь в овечьем загоне бревном подпёрла. Чтой-то собаки злые. Вы их не кормили что ли?
– Зачем не кормил. Ногу вепря сожрали, ироды, и долблёнку воды выпили. Давай,
Он зажёг погасшую лампадку перед божницей. Узкий язычок пламени осветил лики Спаса, Богородицы и Святого Пантелеймона-целителя, украшенные сухими полевыми цветами и вышитыми полотенцами. Засветил вторую лучину. На чисто выскобленный стол Катерина поставила миску с просяной кашей, заправленной салом, кувшин молока и на льняное полотенце бережно выложила из короба початую ковригу хлеба.
– Матушка, Вы будете есть?
– Катерина подошла к печи, - давайте помогу слезть.
– Ешьте сами, мне не хочется.
– Травки перед сном выпей, натомил тебе, - Терентий поднёс жене потемневшую от времени братину и помог приподняться ей на подушке, - полегчает, - и зашептал истово: "На море-окияне, на острове Буяне, где лежит камень алатырь, стоит булатный дуб, вещает он..."
Неожиданно на улице громко забрехали собаки. Терентий и Катерина переглянулись. Кроме них, здесь никого нет. Казаки в сторожевом разъезде, да и не ночуют они почти тут, и на вышке никого - ночь. Неужто враг? Ногаи!? Надо палить. Услышат казачки - примчатся!
Терентий снял со стены ружьё и осторожно скинул крючок с двери. На улице темень. Собаки с рычанием и лаем кидаются на плетёные ворота.
– Кто? Стрелять буду!
– пригрозил Терентий.
– Свои!
– истошно завопили хожалые, - открывай!
– Ночь на дворе - свои дома сидят.
– Русские мы, с той стороны, - прокричал нежданный гость.
– Мы от Мусы, - отчаянно завыл другой голос.
Терентий цыкнул на собак и поспешил к воротам. Пришельцев было трое, с ними две лошади и псина.
– Ну, проходите, гостями будете. Мусы друзья - мои друзья.
Он помог втащить на крыльцо одного из гостей, тонкого и замёрзшего, как сосулька.
– Что с ним?
– В реку провалился, уже дошли, было, и тут полынья, - ответил чернявый парень с шальными искорками в глазах, укладывая на лавку белого и почти не подвижного Клауса.
– Ладно, сейчас отогреем. Катерина, снегу набери в лохань, а потом коней привяжи и покорми. И собаку. Да закрой её в сарае, а то наши разорвут.
Девушка выскользнула за дверь, сопровождаемая горячим взглядом Фрола.
– А вы разденьте его!
– велел Терентий товарищам.
Клауса разоблачили, натёрли снегом, закутали в сухую холстину, напоили отваром и уже спящего уложили под овчину на печь - благо, она широкая, и всем места хватит.
– Он что, нерусский?
– спросил Терентий, услышав имя болящего.
– Немец, лекарь. В плену был у черкесов, - ответил Степан, - а кто там ещё на печи?
– Моя жена. Болеет бедняжка уже вторую неделю. А вы-то есть будете?
– А то, не откажемся, - засмеялся Фрол, потирая замёрзшие руки.
– Тогда к столу. Мы поужинали, и вы не обессудьте, уж - что осталось. А вот для согреву я вам настоечки целебной налью. Будете спать, как убитые.
Друзья помолились Богу и сели за стол.
– Ну, за благополучное избавление от неволи, - Фрол поднял кружку и одним махом выпил, - ого, забористая какая! Как тебе, Стенька?
Степан, согласно качнул головой.
К концу ужина гости почти дремали, но даже в полусне Фрол успел оценить яркую пышность хозяйской дочери.
– Давайте ложиться, робята. Поговорим завтра. Утро вечера мудренее, - мягко проговорил хозяин, раскладывая по лавкам подушки.
Катерина убрала посуду и ушла в светлицу. Фрол перекрестил лоб и завалился на лавку.
– Ух ты, широченная какая, прямо полати, - пробурчал он, засыпая. Степан подошёл к божнице, истово перекрестившись, прочитал "Отче наш", улёгся и долго ещё ворочался и шептал что-то своё. Терентию показалось, что тот молится как-то особенно, но он не удивился. Сам такой: христианин, а спит на дубовом полене и с ращениями говорит. Он загасил лучину. Сон не шёл.
Уж два десятка лет живёт он с семьёй здесь. Большие перемены произошли. Кто думал, что эти вольные земли, такие далёкие от Москвы, станут Российской империей?
Да.... А три года назад, осенью, кажется, в сентябре, Кубанский корпус под командованием Суворова, разбил ногайскую орду. ... Царица огласила манифест о присоединении Крыма и Прикубанья к России. Порте пришлось признать Кубань и Таманский полуостров под её властью, да и Крым русский теперь.
Раньше, когда здесь правили турки, казаки, те, кто жил по Игнатовским заветам , служили у Крымского хана, другие, пришлые, просто скрывались на Кубани, в крепких местах, занимаясь воровством. Переходили в случае опасности на Дон и в Закубанье. Терентий не мог выбрать ни то, ни другое. Со своей красавицей Мартой поселился за пределами староверской общины, но рядом, чтобы в случае нападения неприятеля, мог в ней укрыться. А затем началось переселение на Кубань кочевых ногайских орд. Они дерзко нападали на селения русских, вели с собой множество христианских рабов и скота. Вот когда опасность действительно подстерегала Терентия на каждом шагу. Но потом появились новые люди, которые сменили ушедших в Турцию некрасовцев. Они сами укрепляли свои станицы, пытаясь защититься от набегов. Тогда Терентий записался в казаки, и появились эта крепостишка вокруг его дома, с турлучной оградой, окружённая земляным валом, рвом, и дозорная вышка. Это укрепление и вошло потом при Суворове в кубанскую кардонную линию. А всего полуверсте - казачья станица, в которой, кроме казаков, стал селиться разный люд из числа отставных солдат, беглых крестьян и каторжан. В то время Терентий и подружился с Мусой.
Как-то разведчики донесли, что на юго-запад продвигается отряд ногайцев. Они гонят ясырь и табун лошадей.
– Сколько ногаев?
– справился атаман у них.
– Более семидесяти всадников, - ответили казаки, - а можеть, и все сто.
– Ого!! Нас меньше вдвое, - почесал затылок предводитель, - как думаете, отобьём?
– Отобьём! Как стемнеть, они стануть на ночлег, тут мы их..., - разведчик сделал понятный жест рукой.
– Лошади нам потребны. Да и молодые казаки нам нужны, - вздохнул атаман, - даст Бог добычу.