Кубанский шлях

Рогочая Людмила Васильевна

С Андреем Никита сошёлся довольно близко. Но в сердце прапорщика поселился червячок, который его постоянно грыз, отравляя дружбу с Барятинским. И последнее обстоятельство ещё больше раздразнило этого самого червячка. Никите ждать очередного чина надо было ещё полтора года. Он подробно расспрашивал товарища о стычке с ногайцами и пытался понять, что в Андрее есть такого, чего у него нет. Обросимов старался ни в чём не отставать от приятеля. Когда Барятинский начал заниматься джигитовкой и сабельным искусством, он с готовностью присоединился к нему. Всё свободное время друзья стали посвящать овладению этим нелёгким мастерством и слушать рассказы наставника о прошлых битвах.

24.

В крепости

Хорош собой Андрей Барятинский! Горит золотом офицерский шарф , безукоризненно сидит зелёный мундир на крепком, стройном теле подпоручика, голову венчает чёрная фетровая шляпа, украшенная высоким черным султаном из петушиных перьев, а уж о лице и говорить нечего. Серые глаза, оттенённые густыми ресницами, загорелое, чистое лицо, ухоженные волосы - всё говорит о высоком происхождении юноши. И при этом, он отличается простотой в обхождении, улыбчивостью и трудолюбием. Хотя весьма нелепо смотрятся его аристократические пальцы в смазке и копоти, когда он разбирает пушку или чистит фузею.

Старожилы рассказывали, что гарнизон крепости в начале её постройки состоял из четырёх полков. А это - около пяти тысяч солдат и офицеров, а ещё Азовский казачий полк, артиллерийская и инженерная команды! Но ко времени службы Андрея численность гарнизона и крепостной артиллерии резко снизилась. А полевая артиллерия стала приближаться к полковой. Подпоручику несложно было освоить пушки, мортиры, новые полевые гаубицы, горизонтальную и вертикальную наводки, и прочие артиллерийские тонкости. Хорошо, что отец не записал Андрея в полк с рождения, как это было принято в большинстве знатных семей . А то пришёл бы капитаном, как некоторые недоросли, и стал командовать солдатами, без знаний и подготовки. Он наблюдал, как солдаты смеялись над неопытностью одного такого. Андрею было совестно за него, да и за других офицеров: в этом батальоне не было ни одного, кто знал бы в совершенстве пехотную строевую службу. Пришлось полковнику просить помощи у командующего корпусом.

Семья князей Барятинских следовала заветам Петра Великого: каждый дворянин должен служить, начиная с низшего офицерского звания. Учителем юного князя был дед, а в его отсутствие сосед - отставной секунд-майор артиллерии. Многому он научился и у Евтеича, который после двадцатипятилетней службы, став свободным человеком, всё же вернулся к своему барину и был приставлен к подрастающему внуку.

Регулярно неся службу в артиллерийской команде гарнизона, Барятинский не прерывал занятий по сабельному бою и джигитовке с Сухим. Они приобрели даже для Андрея коня - отличного рысака арабских кровей, для чего были у отца испрошены сто рублей золотом. И, разумеется, он гораздо лучше смотрелся верхом на своём Алмазе, чем в гарнизонном арсенале.

У Никиты Обросимова незапоминающаяся внешность, как говорится, сермяжная, и небогатый гардероб. Всё это, а также низкорослая казённая верховая лошадь с унылым хвостом, не сочетались с заносчивостью юноши. Он как-то на спор гордо заявил, что объедет крепость на диком горце Сухого. Сухой согласился дать коня. Никита спокойно на него сел. Но только что тронул его, чтобы ехать, как тот стал бить задом и становиться на дыбы. Потом в один миг повернулся назад и, брыкаясь и "становясь козлом", помчался в конюшню с низкими дверями. Видя неминуемую смерть, Никита сбросил стремена и опрокинулся назад. Упал хорошо, но отказали ноги.... Солдаты отволокли его в казарму, где доктор тотчас пустил кровь и поставил десять банок. Через два дня ноги отошли, но спор Обросимов проиграл - ещё один удар по самолюбию.

Несмотря на то, что офицеры каждодневно виделись на службе, Никита иногда приходил к Андрею

на квартиру. Как всякий молодой человек прапорщик стремился к дамскому обществу и нуждался в толике развлечений. Андрея он именовал затворником и понуждал к балам и вечеринкам, расходы на которые шли, конечно, из кармана Барятинского. Андрея принимали в доме Машкова, который по гостеприимному обычаю с первого дня пригласил его обедать, когда захочет. Жена, трое маленьких детей и две воспитанницы лет десяти составляли его семейство. Машкова была весьма недурна, добродушна и старалась всеми мерами сделать свой дом приятным для посещавших его господ. Кроме неё, на приёмах и обедах появлялись ещё три-четыре офицерские жены, которых можно было пригласить на кадриль или мазурку. Всю зиму Машкова давала у себя небольшие танцевальные вечера по два раза в неделю. Люди пожилые, не танцующие, проводили вечер за бостонным столом. Танцы кончались ужином, более сытным, чем изысканным, за которым не жалели вина. Но Андрей редко посещал эти вечера. Никиту Обросимова не звали туда вовсе. И тот обратил свой взор на хозяйку Андреевой квартиры. Она умела в одно и то же время исполнять обязанности небогатой женщины, заботясь беспрестанно о своих домашних делах, и удовлетворять требованиям общества, принимая гостей и встречая их улыбкой и стаканами горячего чаю.

– Как у тебя с хозяйкой?
– поинтересовался Никита у Андрея.

– Чисто, уютно, особенно не мешает...

– Да я не о том. Личные отношения... хорошенькая молодая женщина.... Почему не завести роман?!

Андрей вспыхнул:

– Как ты можешь так думать!? Ведь знаешь - у меня невеста!

– Да я к тому, что хочу знать, свободна ли она, и поволочится за ней, если ты не против.

– Ну, это твоё дело.

– Вот и хорошо!
– приободрился Никита, - тогда попробую поухаживать. Ведь у неё никого нет? Не замечал?

– Не замечал.

– И она ко мне благосклонна, верно?

– Конечно, Никита. Я думаю, ей льстит внимание такого бравого офицера, как ты, - отговорился подпоручик.

Обросимов, довольный беседой с приятелем, поинтересовался у него:

– Ну и когда же я увижу тебя мужем таинственной прелестницы, ради которой ты отказываешь себе в удовольствиях?

– Да я бы, хоть сейчас в отпуск и к Лизоньке, но ты ведь знаешь, надо получить разрешение на брак ...

– Тебе дадут разрешение - средства позволяют, а я так и состарюсь волокитой, - завистливо протянул Никита.

В гостиную заскочил испуганный Егор:

– Андрей Ильич, Евтеичу плохо!

– Что с ним?

– Он давно жаловался на боль под рёбрами, а сегодня схватило после обеда и не отпускает.

– Давай, Егор, за фельдшером! Скорее!

Евтеич, согнувшись, лежал на койке и тихо выл. Его лицо, и без того худое, вытянулось и пожелтело.

– Что, плохо?

– Хуже некуда, - простонал он, - до утра не доживу.

– Ничего, ничего, милый Евтеич, сейчас фельдшер посмотрит тебя, лекарство даст, станет легче, - Андрей смотрел в наполненные болью глаза старика, и понимал, что тот не верит в положительный исход болезни.

– В деревню хочу.... Там бы помереть...
– обречённо выдохнул старик.

Прибыл фельдшер, пощупал лоб, посмотрел язык, отозвал в сторону Андрея:

– Желчь разлилась, к утру кончится.

– И ничего нельзя сделать, господин фельдшер?

– Ничего, - тот явно спешил к ломберному столу.

– Но дайте, пожалуйста, ему хоть лекарство от боли, - умоляюще проговорил Барятинский.

– Не поможет.

– Ну, просто какое-нибудь, чтобы он поверил, что станет лучше.

– Это, пожалуйста. Из сострадания дам ему капельки, успокаивающие.