Кубанский шлях

Рогочая Людмила Васильевна

– Черкесы!

Все скучились около Агафона, тревожно переглядываясь.

– А где Сидор?

– Тамо, - махнул в сторону степи Ерошка.

– Ты толком скажи, сколько их, в какую сторону идут?
– пытал ошалевшего казака дьякон

– Ны знаю. Сыдор казав, щоб прэдупрэдыв.

Агафон удручённо кивнул, посмотрел на казаков. От его решения зависит судьба людей и драгоценного колокола.

– Аще бог с нами, никто же на ны, - вздохнул дьякон.

Но через минуту окрепшим голосом он уже распоряжался:

– Фрол и Михаил, скачите к Сидору

и замените его. Он нам здесь нужен. Будем боронитися.

Возы сгрудили на поляне, в центре телега с колоколом. Заняли круговую оборону. Максим с товарищами, все со своими ружьями, не отстают от казаков. Тоже готовятся к обороне.

Появился Сидор, взволновано зашептал:

– Огромадный отряд. Больше тысячи всадников! Целое войско! Нам конец, ребяты!! Это не в набег они собралися, на битву.

– Что будем делать?

– Только замереть, кубыть, мимо пройдуть. Иначе колокола не спасти, и сами все погибнем, - разумно предложил Авдеев.

– А что, они скачут прямо сюда, в нашу сторону?!
– попросил уточнить Агафон.

– Кто ж их знаеть. Степь большая. И разведчики их кругом, небось...
– сокрушённо отозвался Сидор.

Замолчали казаки, понуро опустив буйны головы. Каждый подумал о возможном бесславном конце.

И тогда отец Агафон зашептал молитву:

– Отче наш, Иже еси на небесех! Да святися имя Твое, Да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и земли.

Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наши, якоже и оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго.

Голос его креп. Казалось, поднимался до небес, хотя он шептал:

– Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое, победы прославленным христианам на сопротивныя даруя, и Твое, сохраняя крестом Твоим, жительство.

И раньше Агафон молился, но видно не так молился. А теперь вот оно, единение с Господом, а руки перекреститься-то и нет. И тогда, окончив молитву, он попросил казаков:

– Перекрестите меня, братцы.

И каждый крестил калечного дьякона, и всем чудилось, что он на глазах растёт. А ему становилось всё легче и легче. Казалось, душа поднимала его к Богу.

И тут, улыбаясь, на поляне появились Фрол и Михаил.

– Проскакали черкесы мимо.

– Чудо! Свершилось чудо!
– радостно восклицали казаки, обнимая друг друга.

– Слава тебе - Господи, что мы - казаки!
– умилённо вздохнул, перекрестившись, Сидор.

– Казаки, не чуете, дождь пошёл!
– воскликнул кто-то.

– До пикета три версты. Там поедим и заночуем в шалаше, - весело проговорил Сидор, - разворачивайте возы и поехали!

Едва развиднелось, все уже были на ногах: дожёвывали хлебушек, запрягали коней, укладывали хабари. Казаки надеялись сегодня засветло прибыть к себе, в станицу Закурганную.

Дождь прекратился ещё ночью, но знойное кубанское лето в самом разгаре. Ещё длинные вытянутые тени только лениво просыпались, а паркая жара уже набирала силу. Отдохнувшие лошадки бодро бежали по дороге. Возницы и всадники мечтательно перебирали

будущие дела. Лишь разведчики настороженно следили за дорогой, то устремляясь вперёд, то возвращаясь к товарищам и сообщая им, что всё спокойно, путь свободен.

Фрол представлял, как он, облачившись в новое казачье платье, на коне под новым седлом предстанет перед любимой Катериной, и, возможно, её сердце, наконец-то, дрогнет.

Агафон никак не мог забыть последнюю молитву, которая явила Божий знак, что он услышан, и, аки пустой сосуд, наполняется елеем, так и он наполнялся Вышней Благодатью.

Мишка Держихвост думал о своей черноглазой туркине, и сердце сладко щемило.

Фока надеялся на борщ с пампушками, который славно варила его Нюра.

Сидор, чувствуя ответственность за безопасную доставку колокола, за жизнь товарищей, держал в уме все мелочи нелёгкого путешествия.

Да мало ли дум у казаков! Но каждый был, как и всегда, на стремени, готов к бою. Но третий день, слава Богу, прошёл без приключений, и на закате обоз прибыл домой.

14. Настоящий казак

На воротах станицы стоял бывший отставной солдат, а теперь казак Копейкин, приблудившийся ещё лет пять назад да так и оставшийся жить в станице. Он горестно взглянул на путешественников, но ничего не сказал - сразу бросился открывать перед ними ворота.

Станица встретила своих сыновей безмолвием. Только подъезжая к майдану, они услышали гам и увидели скопление баб и детей. Они с плачем и воплями набросились на обозников, но из их крика нельзя было ничего понять. Ясно одно: что-то случилось.

– Цыть, бабы!
– топнув ногой, взвизгнул дед Трифон, - говорить буду я, - Слухайте! Беда у нас, братья-казаки! У Мишки Держихвоста украли сына Сергея. Кто хищник - не знаем...

Мишка, не дослушав деда, сорвался с места и, как пуля, полетел к дому, за ним поскакал Фрол. Он понимал, что нельзя в такую минуту быть одному. Необходимо плечо товарища.

Из рассказа Трифона обозники узнали, что туркиня, жинка Мишкина, в сарае доила коров, и, вернувшись в хату, хватилась сына, который должен был сидеть с малышками. Она выскочила за ворота. В конце улицы увидела незнакомых всадников и кинулась к соседу Степану. Он сразу поскакал в погоню за хищниками, но потерял их из виду: разбойники как-то незаметно исчезли. Тогда он выехал из станицы и устроил при переправе через Кубань засаду - был почему-то уверен, что это дело рук черкесов.

Позже казаки обнаружили новую прореху в тыне, да такую огромную, что через неё мог спокойно проехать не один всадник.

Атаман распорядился старикам и малолеткам охранять станицу, с остальными ушёл сам - прочёсывать лес и степь. Он в воровстве винил ногайцев, у которых станичники недавно угнали табун. Месть не иначе. Хотя, по мнению писаря Лютикова, это могла быть и ватага казаков-разбойников, которых развелось последнее время, как вепрей в округе, кто знает.... А ещё Чернецов приказал залатать тын, усилить дозоры вокруг селения и никому из станицы не выходить.