Кубанский шлях
Шрифт:
9. Потап Петрухин
Знойный август. С раннего утра палит солнце. Ни ветерка, ни дождинки. На вёрсты кругом жёлтая выгоревшая степь с островками зелёного кустарника или скучившегося в низинах рогоза.
По наезженному обозами пыльному шляху плетётся одинокий путник. В руках потрёпанный баул, на боку дерюжная сума, на голове - выгоревшая рубаха с так завязанными рукавами, что прикрывает плечи и голову. Глаза залиты потом, он ручьём стекает по ложбинам изнурённого тела на дорожную пыль.
Мужчина идёт на
Был у него и конь, и заплечный мешок со сменой белья да с съестными припасами на дорогу. Ограбили кудеяры проклятые, ироды.... Налетела троица лохматых разбойников и оставила его чуть не голого на шляху. А он и особо не сопротивлялся. Себе дороже. Мог ведь живота лишиться! Баул он успел скинуть в кусты, остальное - дело наживное. Главное, что сам остался цел!
А есть хочется! Он представил краюху хлеба с румяной корочкой и сглотнул голодную слюну. Нет, только не думать о еде, лучше о чём-нибудь другом, хорошем.
Пока его хозяин пребывал в отпуске и устраивал своё личное счастье, он провернул пару удачных делишек, освободил квартиру князя от ценных вещей и скрылся из крепости. Покуда не вернётся хозяин, кто его будет искать? А может быть, и не вернётся вовсе. Что он, дурак, бросить молодую жену и столицу ради войны? Переведётся в другой полк и будет шаркать ножками на придворных балах. Вот ведь как повезло! Тьфу-тьфу, не сглазить.
Путник вытер тыльной стороной ладони глаза, окинул степь.... Вроде уже прийти должен. Но до самого края, где жёлтая степь сходится с синим небом, - не видать ничего. Что ж, надо шагать....
Дорога свернула направо, блеснуло тёмное зеркало высыхающего озерца.
– Эге, ж! Хоть напьюсь!
– путник поспешил к воде и обнаружил у самого берега окровавленное тело в солдатском мундире, рядом - вещмешок. Солдат не шевелился, очевидно, мёртв. Повезло! Приподнял мешок. Тяжёл! Пригодится!
Он воровато оглянулся по сторонам, затем осторожно приблизился к телу и засунул руку в карман линялого мундира. Вдруг в его руку вцепились пальцы внезапно ожившего мертвеца. По спине пробежала мокрая волна, сердце застучало, как у пойманного воробья.
Дрожа от страха, он еле заставил себя глянуть в лицо солдату. Глаза того, исполненные боли и муки прямо впились в него.
– Клянись, - чуть слышно прошептал он, - что отдашь письмо Карташову... капитану...мушкетёрского полка.
Умирающий отпустил руку, закрыл глаза, но через короткое время, набравшись сил, выдохнул последние слова:
– Он, может, даже наградит...
Путник обыскал солдата. Кроме письма, у того была выписка из солдатского лазарета на имя Петрухина
Путник присел на траву и умял сухой солдатский паёк, запивая тепловатой озёрной водой с запахом ила.
"Везучий я, - подумалось ему, - опять счастливый случай. Без всякого труда стал солдатом, сменил имя...., получил медаль за храбрость, да ещё чего-то говорилось о награде за письмо. Интересно, что в нём? Жаль, сургучом конверт запечатан".
Отдохнув, он закинул мешок за плечо, взял свой баул и вышел на дорогу. Однако, пройдя с сотню шагов, вернулся. Потрогал на всякий случай солдата - не шевелится. Быстренько снял с него мундир и застирал на нём, как мог, кровь. Затем переоделся, повесил на грудь медаль и продолжил путь.
Вскоре его нагнала рота мушкетёрского полка с полуобозом. Он пропустил марширующих солдат, с обозным же поздоровался.
– Откуда?
– приветливо спросил тот.
– Из лазарета, - кратко ответил Авдей, Егор, а теперь Потап, решив много не разговаривать, пока не пронюхает обстановку.
– Понятно, - видно, обозный тоже из неразговорчивых, но всё же предложил, - садись, служивый! Подвезу.
– Эге, ж! Не откажусь!
– и, влезши на воз, солдат поинтересовался, на всяких случай:
– Друг, ты не слыхал о капитане Карташове?
– Как не слыхал? Командир третьей роты, а зачем он тебе?
– Поручение есть. Покажешь, где его найти?
– Конечно, товарищ.
– А с чем ты лежал в лазарете? Ранен?
– Да, нет. Живот болел, отправили подлечиться.
Дальше с полчаса ехали молча. Наконец, показался военный лагерь.
– А вот и приехали, солдатик!
– воскликнул обозный, въезжая расположение армии Румянцева-Задунайского.
Палатку Карташова новоиспечённый солдат искал недолго. В ней для прохлады были подняты боковины, вокруг сбитого из струганых досок стола сидели четыре офицера, которые сосредоточенно играли в карты. Он кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание.
– Я к капитану Карташову с поручением.
Молодой офицер, лет двадцати-двадцати двух привстал:
– Я капитан Карташов.
– Ваше высокоблагородие, Вам письмо, - мушкетёр подобострастно протянул офицеру конверт и остался на месте, ожидая благодарности.
Офицер торопливо сорвал печать и пробежал глазами текст.
– Господа!
– радостно воскликнул он, - представьте, наконец-то, я богат! Богат!
От радости он даже подпрыгнул, как мальчишка.
– Восемьсот душ в ярославской губернии! Два дома! Пруд! Сыроварня!
– выкрикивал он в упоении. - Вот не думал, когда переписывал дядюшкины воспоминания, что он сделает меня наследником!