Кукурузные человечки
Шрифт:
– А я и не волнуюсь.
И правда, пока Славик шел по огороду, он был спокоен. Но стоило ему увидеть улицу, куда его могли позвать каждую минуту, как тревога к нему вернулась.
Славик закрылся в комнате и стал рассматривать аппаратик. Эркан был матовый, похоже, стеклянный, в глубине была заметна серебристая точка. Непонятные знаки-письмена на задней стенке. И три кнопки величиной с пуговки для рубашки. Славику захотелось на ком-нибудь попробовать аппарат. Он поискал объект...
На кухне гремела посудой бабушка. Бабушка была добрейшим человеком на Земле, ее утихомиривать не было надобности.
На стуле свернулся клубком черно-бело-рыжий котище Васька - самое ленивое в мире существо. Когда Славик брал его на руки, кот даже не открывал глаз и не подбирал задних лап - они у него волочились по полу. Даже на мурлыкание у Васьки не хватало сил. Как он ловил мышей, не знает никто.
Славик вышел во двор. На земле у забора дрались воробьи! Вот кого нужно успокоить. Славик навел аппаратик на птиц, но те вспорхнули и улетели драться в другое место.
По двору, кококая, бродили куры. За порядком здесь следил петух, но скорее всего и без него среди кур царил бы мир - уж такие это птицы. Глядя на них, Славик вспомнил Кубиково слово "куротерапия".
В соседнем дворе что-то делала Нинка - ее голова плавала туда-сюда за забором. Вот на ком он испробует аппарат! На этой зловредине.
Славик нащупал красную кнопку...
Нинка увидела соседа, подошла к забору, встала на чурбак.
Сейчас!.. Славик, держа руку с прибором у живота, направил экран на девчонку.
– Слав!
– крикнула Нинка (он чуть не нажал кнопку).
– Сегодня Наташка ко мне приходит, говорит, по грибы с утра бегала. Полным, говорит, полно, хоть косой, говорит, коси! Белые! Завтра с утра побежим? Я здесь все грибные места знаю.
Славик вместо ответа закашлялся.
– Так пойдем?
– А почему не сегодня?
– К немедленному согласию он еще не был готов.
– Сегодняшние все собрали. За ночь новые вырастут, мы утречком с тобой их и посчитаем.
– Хорошо, - дал себя уговорить Славик.
– Пойдем. Во сколько вставать?
– Часиков в шесть надо - пока другие не набежали.
– В шесть так в шесть...
– Слав, а это что у тебя?
– Соседка показала пальчиком на молстар.
– Это?
– Славик накрыл его другой рукой.
– Это фотоаппарат. Японский, - уточнил он.
– Ой, дак ты меня сфотать хотел? Дак ты, значит, на меня не обижаешься?
– Я не успел сфотать. Только приготовился.
– Ну так снимай, а я представляться буду.
Нинка над забором еще больше поднялась - встала, должно быть на цыпочки - и склонила голову набок. Славик прицелился и сделал вид, что нажал на спуск.
Девчонка улыбнулась и так, с улыбкой, и застыла. Славик снова "щелкнул".
Нинка потупилась и взглянула на Славика исподлобья. Он понял и снова "нажал на спуск"
Нинка повернулась к соседу спиной и вдруг обернулась, словно спрашивая: "Это не вы меня позвали?" Даже рот приоткрыла. Славик "сделал" и этот "снимок".
Нинкиной фантазии "представляться" хватило бы еще на двадцать, а то и на тридцать поз, но Славик сказал, что кончилась пленка.
– А когда фотки?
– спросила Нинка, сразу сделавшись обыкновенной.
– Я тебе из города пришлю, - пообещал Славик, пряча молстар в карман, - я их там сделаю.
После этого они пошли к Кубику. Он стоял перед холстом и что-то бормотал, не видя и не слыша ничего вокруг.
Гости постояли-постояли и, переглянувшись, потих-о-онечку вышли из комнаты. Половицы под их ногами пели кузнечиками. На крыльце вздохнули: оф!
Было солнечно, зелено, просторно, ветерок шевелил листьями яблони в саду и они чуть шелестели.
Петух взлетел из-за забора, уселся на него и, утвердившись, покосился на радужный свой хвост - все ли такой же он яркий, не изменился ли, не приведи бог (имеется в виду куриный бог). И заорал на весь свет: ку-ку-ру-узы-ы-ы!.
Ребята сбежали с крыльца.
Всякого-другого в этот день было еще много - и хорошего, и чепухи, о которой не стоит рассказывать. Но об одном мы все-таки поведаем. Нинка, все больше к Славику добрея, - нашла подружку!
– разоткровенничалась и открыла ему самую тайную свою тайну.
Для этого она завела его в сарай, где у них на стенах покрывались ржавчиной разные инструменты и пилы. Их давно никто не брал в руки.
– А знаешь, - шепотом заговорила Нинка, - знаешь, где мой папка?
– Где?
– так же шепотом спросил Славик, косясь на ржавую косу.
– Мамка говорит всем, что он деньги уехал зарабатывать, а он от нас совсем уехал.
– Куда?
– А кто его знает! Уехал, и все. И писем не пишет. Мамка теперь без мужа. Она и на работе-то пропадает, чтобы о папке не думать. Понял?
– Да.
– Славику стало ясно, почему заржавели инструменты.
– И что теперь будет?
– Папки у меня больше нет, вот что. У тебя есть?
– Есть.
– А у меня нет, - повторила Нинка и понурилась. Но вскоре подняла голову.
– Слышь, Слав, ты бы женился на мне, а?
– Ты что!
– Славик соскочил с колоды, на которой сидел.
– Мы же еще...
– Дак не сейчас же. Ты за мной из города в деревню приедешь и увезешь с собой. Я все умею делать - и картошку жарить, и яичницу, и пельмени лепить. И полы мою...
– У нас паркет, - буркнул Славик.
– Я и стирать могу, не то что некоторые, и гладить даже...
– Видимо, Нинка боялась, что не все вспомнит, а после будет поздно.
– И штопать...
Славик растерялся. Еще никто в жизни не делал ему предложения. Он смотрел на Нинку (она была ничего в эти минуты - большеглазая, ждущая ответа), смотрел и не знал, что ему сказать.