Кукурузные человечки
Шрифт:
– А он не... ну, это... не опасный?
– Он менее опасен, чем первый. Мы покажем его тебе завтра утром и научим, как пользоваться. Драка на сколько назначена?
– Дерутся у нас, когда стемнеет, чтобы взрослые не видели.
– Хорошо бы посмотреть, - сказал кто-то в темноте. Славик не узнал кто.
– Ничего интересного. Да и стоит ли рисковать - все-таки драка.
– Не очень-то хотелось Славику показывать землян с этой стороны.
– Ну ладно, - согласился Грипа.
– Тогда до завтра.
– Спокойной ночи.
Стало еще темнее, и Славик по дороге домой два раза споткнулся и чуть не полетел носом в землю.
Что случилось, дядя Витя?
Ночью Славику приснился Митяй - в страшном боксерском шлеме, в боксерских черных перчатках. Он шел впереди группы мальчишек и время от времени начинал пританцовывать, будто уже дрался на ринге. А Славик стоял впереди егоровцев - без шлема и без перчаток. Митяй все ближе и ближе... вот он прыгает перед Славиком и молотит пока что воздух перед его носом. Егоровцы начинают скандировать:
– Каратэ! Каратэ!
– и прихлопывают в ладоши.
В руках у него оказывается прибор, похожий на отцову электробритву. Он ее включает, та начинает жужжать. Митяй на прибор не обращает внимания и приближается. Славик отступает, держа "электробритву" перед собой.
И вдруг Митяй начинает уменьшаться! Уменьшается, уменьшается, перчатки и шлем становятся ему велики, он сбрасывает их. Теперь уже Славик возвышается над ним. Противник его кричит - а голос его все тоньше и тоньше, пока не превращается в писк.
И вот Митяй, став крохотным, как пришелец, убегает к своим, а те в ужасе от того, что увидели, уносятся прочь, вопя во всю глотку. Маленький Митяй-Митяйчик не может их догнать, спотыкается о кочки, запутывается в траве, падает...
Славик бросается к нему.
– Сделай что-нибудь, - пищит Митяй, - чтобы я вырос! Я больше не бу-у-ду!
Славик снова направляет прибор на Митяя, но тут его дергают сзади за рукав. Он оборачивается...
– Слав, а Слав!
– Кто-то в самом деле трогает на нем одеяло и зовет шепотом: - Славик!
– А?
– Слышь, Слав, вставай, а?
Славик открыл глаза и увидел в окне Кубика. Было уже светло.
– Айда со мной.
– Куда?
– спросонья он ничего не понимал.
– Который час?
– Пора вставать, - назвал время художник.
– Вылезай через окно. Только тише...
– Художник подхватил сонного мальчшку под мышки и поставил на землю.
– Бабушку не разбудили? А то подумает, что тебя цыгане украли.
– Кубик снова сунулся в окно.
– Храпит Андреевна. Вот твоя одежда. Одевайся. Еще прохладно.
Славик послушно и быстро оделся, было не то что прохладно - холодно.
– Двинули!
– скомандовал художник и направился к огороду.
Куда? У Кубика тайна? Вдруг она связана с пришельцами? Славик подчинился и последовал за ним лунатическим шагом.
Полкан не вылез из будки, а только приветсвенно постучал хвостом в ее стену.
Они шли по огородной тропинке, минуя заросли кукурузы, к лугу. Славик еле поспевал за художником, потому что еще нужно было останавливаться и зевать.
Чуть выйдя на луг, Кубик оглянулся, вздохнул, замедлил шаг.
– Дядя Витя, - смог тут спросить Славик, - что случилось?
Кубик остановился.
– Случилось, - сказал он торжественным голосом, - Прекрасное Раннее Утро. А случилось оно потому, что я встал наконец-то в пять часов. А когда глянул на свет божий и увидел, что это хорошо, - решил разбудить тебя. Ты хоть раз в жизни видел Раннее Утро?
Славик, зевая, помотал головой.
– Тогда - смотри1 - Кубик повел рукой слева направо, будто показывая большую картину.
– Знакомься! Зри! Это и есть Раннее Утро твоей Земли.
– Последние слова художник произнес так, словно эту картину написал он сам. Или так, словно не будь его, художника Кубика, утро бы не наступило.
Славик посмотрел. На первый взгляд ничего особенного. Надо всем - над лугом, над речкой, над гороховым полем за речкой - навис тонкий слой тумана. Этот слой был похож на одеяло. Одеяло там и сям шевелилось, колыхалось - казалось, под ним кто-то, просыпаясь, потягивается, ерзает, поднимает коленки.
Мальчик покосился на художника. Тот не отрывал глаз от "картины".
– Славка, не пропусти!
– призвал он.
– Сейчас начнут просыпаться краски!
Одеяло расползалось на ватные клочья, а те на глазах таяли, исчезали. Это солнце - мальчик уже чувствовал его тепло затылком - убирало одеяло.
И вот обнажилась речка и блеснула по-змеиному синим холодком.
На другом берегу тускло-зеленый куст ивняка вдруг стал наливаться зеленью, словно молодея на глазах или будто кто сбрызнул его живой водой. И обрывистый глинистый берег в одно мгновение зарыжел, заоранжевел, потеплел.
А луг перед ними - три-четыре!
– будто сдернули с него кисею, в которую превратилось одеяло, засверкал такой ослепительной россыпью разноцветных искр, что Славику захотелось зажмуриться.
– А?
– услышал он голос художника, отчего-то тревожный.
– А?
– Здорово!
– ответил Славик.
– Честное слово - здорово!
– Тогда, - удовлетворенно сказал Кубик, - прими это Утро в подарок и знай, что чудеса на Земле существуют и без инопланетян. Их нужно только поискать. А то - пришельцы, пришельцы...
Они шли по лугу по направлению к реке. Кубик все говорил. Голос у него был все же чуть виноватый, словно он не был до конца уверен, что его Утро стоило того, чтобы будить человека в пять часов.
– Понимаешь, - откровенничал художник, - почти все дневные чудеса художниками и писателями открыты. А раннеутренние остались людям неведомыми. Люди - жуткие сони. Только, может, дворники, что выходят спозаранок подметать улицы, знают, что представляет собой утро. Но они никому о нем почему-то не рассказывают. Я подумал однажды, что утром можно увидеть не только самые замечательные цвета, но и совершенно необычно подумать...