Кукушка
Шрифт:
Яльмар Эльдьяурсон спрыгнул на землю, не замочив ног, поскользнулся, устоял и зашагал вперёд, мимо длинного ряда причалов, даже не оглядываясь, идут ли за ним его спутники. И они шли.
Было жарко. Солнце пекло во весь дух, редкие облачка обходили его стороной, лёгкий ветерок, дувший с моря, тоже не приносил облегчения.
В первой же таверне, у которой вместо вывески над входом висело нечто жестяное, напоминающее клёпаный гроб, норманны вызвали переполох. Девчонки прислужницы забегали, половина посетителей подхватила свои плащи и шляпы и поспешила убраться, вторая половина настороженно притихла. Впрочем, и они ушли, как только прикончили свою выпивку. Хозяин, однако, удивления не выказал. Трубка, цветастый шейный платок, шкиперская борода, матросские бушлат и штаны с ремнём и медной пряжкой в виде птичьей головы — всё выдавало в нём старого морского волка, видавшего и не такое.
— Господам варягам моё почтение, — чуть кивнув, поприветствовал он вошедших, вынул трубку изо рта и выдохнул клуб дыма размером с собственную голову. — Вам, конечно, пива?
— Можно и пива, — кивнул Яльмар. — Но мы, вообще-то, не за этим.
— Понятно. Только торговля нынче здесь неважная, — посетовал хозяин «Клёпаного гроба». — Морские гёзы собирают флот в помощь Молчаливому, кузни дымят день и ночь, все загружаются порохом, пулями и стрелами. Немногие вернутся, поэтому всем плевать на припасы. Если вы не привезли вина или пороху, ждите убытков: другой товар здесь мало кому нужен. Меня зовут Хейре. Хейре Сваммердам. Я здесь хозяин.
— Яльмар Эльдьяурсон, — последовал ответ. — Я не торговец.
— Хм… — Кабатчик выпустил ещё один клуб дыма и с интересом подался вперёд. Вид нескольких рослых, мрачноватых скандинавов за спиной у Яльмара, похоже, не вызывал у него решительно никаких эмоций. — В таком случае чем я могу вам помочь? — осведомился он.
— Я разыскиваю девочку, сказал варяг.
— Хм… девочку? — повторил кабатчик. — Тогда вам в квартал красных фонарей, на улицу Бомкамп, или на канал Регге, в заведение мадам Лали, или ещё куда-то в этом роде. Там есть девочки на все вкусы… — тут он смерил взглядом варяга и добавил, не без скрытого ехидства: — …и размеры. В моей таверне вы ничего такого не найдёте.
Льдистые глаза варяга блеснули, хотя лицо осталось бесстрастным.
— Ты не так меня понял, менеер Сваммердам, — ответил он. — Я не ищу гулящих девок — этого добра кругом хватает. Я ищу свою дочь. Маленькую девочку. — Он показал рукой. — Ей восемь или девять лет. Я знаю, что сейчас война и в округе пропасть беспризорных детей. Разрази меня гром, я даже не знаю, как она выглядит! Наверняка она похожа на меня, у неё синие глаза и светлые волосы, которые вьются, как вились у моей Алоизы… Впрочем, это не важно. Я знаю другое: её увёл из дому какой-то шарлатан, циркач, какой-то италийский кукольник с длинной бородой — персона, судя по всему, приметная, к тому же странствует на тележке. В последний раз, когда люди его видели, с ним были мальчишка-помощник, какой-то рифмоплёт и банда бродячих музыкантов, и он собирался ехать в эту сторону, уж не знаю зачем. Я гнал свой кнорр три дня вдоль побережья, чтобы их опередить, мы только раз причалили набрать воды и отдохнуть, и вот я здесь. Я вижу, ты моряк, менеер Сваммердам, или был им, и к тебе заходят многие. И может быть, менеер Сваммердам, ты видел этого человека или слышал что-нибудь о бородатом кукольнике с девочкой и мальчиком?
Хозяин таверны выпустил очередной клуб дыма и покачал головой:
— Нет, господин варяг, я их не видел. И не слышал о таких. А вы уверены, что они ехали именно сюда?
— Уверен.
— Я не видел их.
Варяг кивнул и повернулся, вознамерившись уйти, но задержался, услышав за спиной лаконичное «стойте!». Остановились и его спутники.
— Стойте, — повторил кабатчик и вышел из-за стойки, на которую всё это время опирался. При этом раздался пронзительный скрип, и стало ясно (а потом и видно), что у него деревянная нога. — Вы, наверное, хотите идти расспрашивать людей, так? Послушайте моего совета. — Он вынул трубку изо рта, выдохнул дым и продолжил: — Я тоже очень не люблю, когда крадут детей, всё равно будь то цыгане, циркачи или comprachicos, — у меня у самого три дочки (хотя, видит Христос, лучше б их было поменьше) и сын, и я люблю их, как любил свою покойницу жену. Я вдвое старше вас, но мы с вами родственные души. Так вот что я вам скажу. Моя таверна не из лучших, но моё имя — Хейре Сваммердам, меня здесь знает каждая собака, и если уж мне об этом человеке ничего не известно, то вряд ли он вообще тут появлялся, этот ваш кукольник. Если вы начнёте ходить по кабакам и спрашивать, всё может кончиться тем, что он приедет и узнает, что его искали. Узнает и заляжет на дно, как морской кот, и вы не найдёте его, пока на него не наступите. А сейчас вы обежите десять таверн, а в одиннадцатой станете на якорь, потому что пыль, морская соль и пустые расспросы высушат вам глотку. И там вы будете сидеть и пить, и ваше серебро и золото осядет в карманах у Самсона ван дер Воуде или у Брама Бастенакена. А у меня три дочери, и мне надо их растить и выдавать замуж. Вот что я вам предлагаю: оставайтесь у меня. Можете послать двоих-троих ребят — пусть посидят, посмотрят, только никому не говорят, зачем они сидят и смотрят, а сами оставайтесь у меня. А остальных отошлите назад, на корабль. Я пошлю одну из своих дочерей на рыбный рынок, а другую — на зеленной, будто бы справиться о ценах, и они там спросят и узнают, что и как. Это не вызовет подозрений, ведь женщины любят поболтать. Это обойдётся вам в два золотых, но что такое два несчастных золотых для такого отважного морехода, как вы?
Пару мгновений Яльмар созерцал коренастого одноногого кабатчика, потом расхохотался и хлопнул его по плечу, едва не сбив при этом с ног (вернее, с «ноги»).
— Клянусь Оди… то есть что я говорю! Христос свидетель, ты прав, я так и сделаю, коль ты не обманешь, — воскликнул он. — А у тебя голова варит! Небось не первый раз проворачиваешь такие делишки?
— Всё упирается в карман, — с усмешкою ответил кабатчик и похлопал себя по этому самому карману. — Вы же мне всех посетителей распугали, а должен же я поиметь с вас какую-то выручку! А кто б я был, когда б не чуял, где можно поживиться? Никак не Хейре Сваммердам. Лет двадцать — двадцать пять тому назад я был самым удачливым контрабандистом на всём побережье, а моя фелюга самой быстрой лоханью в округе, если не считать таможенных люггеров. Ни одна чиновничья тварь не могла поймать меня за руку. Если б не проклятый порох, я бы плавал до сих пор. С местными я ладил. Но когда береговая служба отошла испанцам, всё переменилось. Нынче гёзы прогнали их к чертям, а тогда у них на куттере был фальконет, они не понимали по-фламандски и без разговоров начинали палить во всё, что движется, а я не успел спустить парус, и мне оторвало ногу шальным ядром. Цирюльник спас мне жизнь, но оторванное не пришьёшь.
— Да. Незавидная судьба, — согласился Яльмар, усаживаясь за стол. Шепнул пару слов стоявшему рядом Сигурду, тот кивнул и остался, остальные удалились.
— Я не жалуюсь, пожал плечами старый мореход. — Наверное, это был знак свыше, что пора завязывать. Да и денег в аккурат хватило, чтоб купить таверну и осесть. Так что же будете вы есть? У меня есть жаркое из молодого козлёнка и угри. Хорошие угри, без запаха тины.
— Неси!
— А пить что? Пиво? А то есть ещё вино и женевер [84] , — посоветовал кабатчик. — Вино дрянное, потому как местное, а вот женевер весьма хорош! Рекомендую. Мой приятель Are Груневельд, сын мамаши Венте, гонит вполне приличный спирт. Только в последнее время нехватка сырья — зерно вздорожало. Он пробовал гнать самогон из чего-нибудь другого, даже из земляного масла, только плохо получилось — гореть горит, а пить противно. Он перегнал пять бочек, плюнул и забросил. Стоят в подвале. Может, пригодятся для чего. Не нужно вам?
84
Голландская можжевеловая водка, по вкусу несколько напоминает джин
— Нет уж, не надо, хватит с нас пока что пива. А впрочем, так и быть, уговорил: тащи свой женевер! И чего-нибудь закусить. Если нам понравится, будем приходить сюда харчиться всей командой. Благо, ходить недалеко.
— А если не понравится?
— В лоб дам, — добродушно бросил Яльмар. — И твой гроб очень быстро тебе пригодится.
— Понял, — так же добродушно отозвался Хейре Сваммердам.
Он удалился, вскоре вернувшись с двумя большими кружками, полными пива, блюдом козлятины, поджаренной с сыром и капустой, и с зеленой кубической бутылкой, полной опасного бесцветного зелья, пахнущего сивухой. Яльмар взял бутылку, критически посмотрел её на свет, отколупнул сургуч, выбил пробку, зажал ладонью горлышко, встряхнул несколько раз, отхлебнул и закашлялся. Жидкость впивалась в горло, как колючка, потом сразу начинала бродить в желудке в поисках выхода. Глаза варяга вылезли из орбит.
— Забористая штука! — выдохнул он, передавая бутылку Сигурду, чтобы тот тоже мог «причаститься». — Давненько я такого не пивал. Отнесём её ребятам. Ночи ещё холодные.
И они принялись за закуску.
Так они сидели довольно долго, разговаривая с кабатчиком о том о сём. Ближе к вечеру явилась старшая дочь с корзинкой угрей и покачала головой в ответ на молчаливый взгляд отца, потом пришла средняя и тоже покачала головой: никто из горожан не слышал ни о кукольнике, ни о бродячих музыкантах, а если даже слышали, молчали.
— Что ж, раз так, то мы пойдём, — сказал Яльмар.
— Придите завтра, посоветовал им кабатчик. — Когда кого-то ищешь, то всегда полезнее сидеть на месте, чем ходить.
— Да неужели? — Яльмар поднял бровь.
— Истинная правда! Не будь я Хейре Сваммердам. Судите сами: ежели сидишь, всегда есть шанс, что тот, кого вы ищете, однажды пройдёт мимо вас. А если и вы, и он всё время будете бродить, то далеко не факт, что вы с ним встретитесь.
— Разумно, — признал Сигурд, впервые за весь день открывший рот, чтобы что-то сказать.