Кукушка
Шрифт:
Так, размышляя, девушка присмотрела подходящий кустик, совершила свои нужды и подошла к воде умыться. Ополоснула руки, лицо, провела рукой по обритой голове и долго глядела на своё отражение — маленькая, какая-то бесполая голова на тонкой шее. Захотелось показать себе язык. Она показала его, вздохнула, улыбнулась и неожиданно расплакалась.
Кому она нужна такая, да ещё с ребёнком? Может, всё-таки принять предложение Михелькина? Ещё не поздно — он ведь наверняка ждёт, что она передумает…
Какой-то звук привлёк её внимание. Где-то за кустами пару раз
Чем дальше она шла, тем больший участок берега открывался её взору, и наконец настал миг, когда она увидела его целиком.
На берегу были трое.
Первым оказался Карел. Толстый маленький гном-полукровка разлёгся на песке, раскинув руки крестом и набросив на себя изодранный клетчатый плед, смотрел в синеющее небо и щурился от солнечного света. Рядом с ним лежала (а верней сказать — стояла) его несуразная шляпа, та самая, высокая, как печная труба, с пером за лентой.
Вторым был Зухель, или кто-то, очень на него похожий. Во всяком случае, нечто маленькое и мохнатое сидело на выбеленной солнцем коряге и тачало башмак. Ялка не сразу поняла, что башмак самый что ни на есть обыкновенный — по сравнению с существом он казался просто гигантским. А дальше…
Дальше сердце у Ялки ухнуло и покатилось под горку. Потому что третьим был Жуга.
Он сидел там в одних полосатых штанах, босой, вполоборота к Ялке. Девушка видела только спину и затылок, но ошибиться было невозможно — эту угловатую фигуру, эти всклокоченные рыжие волосы она узнала бы из тысячи. В первый миг Ялка не поверила глазам, да и как тут было поверить! Призрак, мираж, плод горячечного воображения — что же ещё это могло быть? Она помахала рукой перед глазами, отгоняя видение, но травник как сидел на траве, так и продолжал сидеть, смотрел на солнце, пробовал флейту… и вдруг обернулся, встретившись с девушкой взглядом так, словно это был не взгляд, а лезвие клинка.
— Ты… — прошептала она.
Колени девушки подломились.
В следующий миг травник уже вскочил, в четыре прыжка преодолел разделяющее их расстояние, подхватил её в падении за плечи и осторожно уложил на песок. Дурнота накатила и прошла. Все звуки утихли. Мир остановился. Замер. Никого в нём не осталось, кроме травника. Его лицо было рядом. Совсем рядом.
— Ты… — повторила девушка и сжала его руку в своей.
Прикосновение было пугающе реальным.
— Я, Кукушка, — улыбнулся травник.
Отсюда, снизу, Ялка видела, как солнце светит сквозь его волосы, делая его самого похожим на рыжее солнце с синими глазами.
— Но как… Я не понимаю. Ведь ты умер!
— Колесо, Кукушка. Я прошёл один круг и начал другой. Если я тут, значит, ты обо мне думала. Ты создала меня обратно. И весь наш мир тоже.
— Как… Господи… — Ялка взялась за голову. — Я ничего не понимаю! Ничего!
— Ну, раз так, наверно, ничего не надо понимать, — пожал плечами травник.
— Но зачем тогда… зачем…
Ялка смотрела на него. Слёзы текли у неё беспрерывно. Только сейчас она поняла, что короткая стрижка и тонзура исчезли — травник был таким, каким она его помнила, каким его знала — кудлатый, даже не собравший волосы в обычный хвост. И шрам на виске был таким же и в то же время другим, не как раньше. Таким она Жугу ещё не видела. От него как будто исходил какой-то свет, он даже держался прямее, словно с плеч его упала невидимая тяжесть, пригибавшая к земле, заставлявшая грустить и хмуриться. И он улыбался.
— Успокойся. — Жуга провёл рукой по её бритой голове, и Ялка вздрогнула. — Всё хорошо. Так было надо. Ты справилась.
— Ты… — Ялка сглотнула. — Скажи, ты… тот же? Тот же самый?
Взгляд травника на мгновение сделался тусклым, он задумался. Прошёлся пятернёй по волосам.
— Ну конечно нет, — проговорил он. — Я многого не помню, особенно то, что было в последние месяцы… Но знаешь, почему-то мне кажется, что и не надо это вспоминать. Не смотри на меня так. Я Лис, Кукушка. Полиморф. Всё равно это когда-нибудь должно было случиться, ибо дух мой много старше, чем сознание и плоть. Что плоть? Всего лишь вопрос выбора. А стать человеком — это тоже выбор. И ты помогла мне его сделать, когда я не мог.
— Кто ты?
— Я? — Травник рассмеялся и приложил её руку к своей груди. — Я такой, как ты, как все другие. Смотри: во мне нет больше магии. Она переменила мир, а остатки рассеялись. Теперь долго, очень долго никто не сможет колдовать. Всё превратится в пустые ритуалы. А я теперь обычный человек. Я проживу жизнь и умру. — Тут он посмотрел ей в глаза и задал вопрос, который застал её врасплох: — Хочешь прожить её со мной?
У Ялки кружилась голова. Всё плыло у неё перед глазами. Она и верила в происходящее, и не верила. И, как тогда, возле дома у старой шахты, она открыла рот, чтоб оправдаться, спросить, но вместо этого выдохнула: «Хочу!» — и прижалась щекой к его груди, к тёплой коже в рыжих веснушках, туда, где белел оттиск солнечного креста. Две руки обхватили её голову, и некоторое время Ялка пребывала в каком-то блаженном оцепенении. Она была готова просидеть так вечность, а затем ещё одну, но одна мысль не давала ей покоя, свербела, как червячок.
— Скажи, Жуга, — отстраняясь, сказала она, — тогда, в том доме… Ты мне долго объяснял, почему ты любишь и не любишь… Я не знала, но тогда я думала, что ты меня не любишь. Потом я узнала и подумала, что я нужна только для того, чтоб ты мог освободиться… А теперь, выходит, я опять… — Она вконец запуталась, умолкла и закончила извечным вопросом: — Почему?
— Ты нужна мне, Кукушка, — ответил травник. — А твой вопрос… Просто моя любовь — второе дерево Я долго не мог его разглядеть. Вот и всё, — закончил он и повторил, будто подводил черту: — Вот и всё.