Купчиха
Шрифт:
— Отлично, Томас Миллер, — сказал глава графининой стражи, — У тебя нет причин для беспокойства. Ты же приехал, чтобы что-то купить, но лавки уже закрыты? Отдыхай, завтра ты сможешь выполнить то, за чем тебя послали. Наша госпожа помнит свои обязательства перед теми, кто создаёт богатство Эгона и лично оплатит твоё пребывание в этом трактире. А ты, — он кивнул головой в сторону трактирщика, — пошли кого-нибудь, пусть поставят мула в стойло. Животные, работающие на приисках, принадлежат нашей госпоже, так что им следует создавать хорошие условия.
Затем он поднялся, махнул рукой своим сопровождающим и вышел прочь. Стражники, недовольно гомоня, двинулись за ним. Они уже предвкушали добычу
И Теодор, и трактирщик, не сговариваясь, в изнеможении опустились на стулья и переглянулись. После пережитого обоих не держали ноги.
— Повезло, — резюмировал трактирщик, — да и ты молодец. Сумел намекнуть этому коршуну жадному, что добыча ему не по зубам. Правильно сделал. Эх, когда уже наш граф вернётся и даст этой нечисти укорот?
Он правильно рассудил, что столкнувшийся с деятельностью Гедвигиных приспешников не проникнется к ним добрыми чувствами даже если не пострадает. Тео сочувственно закивал.
— Да, слыхал я, что в городе чудные дела творятся, но чтобы настолько… Мне и стража на воротах не советовала ехать, но я подумал, что преувеличивают. Оказывается, даже преуменьшают. А что же граф? Почему вы все на него так надеетесь? Разве он не будет держать сторону маменьки?
— Какой маменьки? — удивился трактирщик, затем сообразил, — Эх, Томас, да ты же не местный! Не знаешь, что новому графу старая графиня приходится скорее тёткой, а не матерью. Он-то у нас незаконнорожденный, только наш старый граф не захотел позорить имя своей возлюбленной и заставил Гедвигу признать бастарда. А родила его её родная сестра. Красотка была не чета своей сестрице, не мудрено, что господин наш в неё втрескался по уши.
— Понятно, — протянул Теодор.
Выходило, что историю Ульриха здесь не знал только слепоглухонемой от рождения. Но, если кто-то когда-то и сочувствовал Гедвиге, то своими действиями она погубила зачатки хорошего к себе отношения ещё в зародыше. Другого бы это вдохновило на более тесный контакт с местной публикой, но Теодор знал жизнь не понаслышке. Если кому-то взбредёт в голову, что он что-то знает об Ули и его местонахождении, то тут же сдаст его стражникам Хельмута. Потому что молодой граф — это далёкое и неверное будущее, а награда за поимку — вот она, выражена в золотых гитах.
Поэтому он не стал поддерживать излияния трактирщика на тему графов и графинь, а попытался вытянуть из него более приземлённую информацию. Что сейчас происходит в городе и как оно отражается на всём графстве?
Выяснилось, что за трое суток, что они отсутствовали, орлы Хельмута развили бурную деятельность. Все они были людьми пришлыми, в основном изгнанными из гильдии наёмников за неприемлемые действия, так что действовали в домене своей госпожи как в отданном на разграбление городе. Поощряемые графиней, которая велела не стесняться в методах, они врывались в дома, заявляли, что им донесли, будто хозяева укрывают сбежавших из тюрьмы преступников, обыскивали их под этим предлогом и уносили с собой всё, что под руку подворачивалось. Так как их было немного, то пока пострадали только наиболее зажиточные горожане, но никто не сомневался, что завтра может наступить их черёд. Жители Эгона не первый день знали Хельмута: его ненасытную жажду богатства и власти.
Кроме злодеяний, которые стража графини творила без оглядки на закон, появились и указы власти, которые сильно урезали и так невеликие права горожан. Например, не собираться больше чем по три, не селить на постоялых дворах никого, не получившего на это разрешения графини, не выезжать из города без специального пропуска и так далее.
Теодор искренне загрустил:
— Эх, что же делать-то? Пропуск-то я у этих типов попросить забыл!
Трактирщика больше беспокоили другие аспекты: из-за первых двух приказов в городе захирела торговля и чуть не умерло гостиничное дело. Но вслух он посочувствовал своему новому постояльцу:
— Да, промашка вышла. Ну ничего: они завтра на рынке обязательно будут толочься, следить, чтобы люди по трое не собирались. Главного их ты уже знаешь, к нему и подойдёшь насчёт пропуска. Раз сразу не обидел, вряд ли потом станет хуже. Ему же с приисков денежка ручьём льётся, кто же будет убивать курицу, несущую золотые яйца?
Тео покивал, затем спросил себе обед и пива, чтобы запить неприятную сцену. Еда после пережитого показалась ему безвкусной, а вот пиво порадовало. То, что подавали под этим названием в Элидиане, не шло ни в какое сравнение с местным продуктом. Похвалив эгонское пивоварение хозяину, он поднялся в подготовленный для него номер. Хотел было послать письмо Вилечке, но понял, что пока сообщать нечего, всё, что он узнал — общее место. Поэтому ограничился вестником, который дал ему Мельхиор: разломал пополам короткую синюю палочку и увидел слабую вспышку голубого цвета. Точно то же самое должен был увидеть и маг. Это означало: добрался без происшествий, осматриваюсь.
Так как в трактире никого не было, он не стал туда спускаться, прилёг и почти сразу заснул. Разбудили его голоса подвыпивших горожан. Несмотря на то, что собираться по трое им запретили, они всё равно вечером пошли в трактир и по обычаю налились пивом под завязку. Не имея возможности пообщаться так, как они привыкли, люди затеяли соревноваться в пении: какой стол перепоёт, а вернее переорёт остальные. Слушать это со стороны оказалось невыносимо и Тео пришлось встать.
Раз поднялся, то нечего сидеть сиднем, надо спуститься вниз и принять участие в общем безобразии. Глядишь, ещё что-нибудь выяснится.
Глава 21
* * *
После разговора на выгоне Виола всеми способами избегала нового общения с Ульрихом. Находила для этого всевозможные предлоги: то ей надо уложить Эди отдохнуть, то помочь Эльзе на кухне, то Стефан попросил её что-то сделать на огороде, то ей срочно надо перекинуться парой слов с Теодором.
Молодого графа такое поведение обижало, но не сильно. Он заметил, что девушка избегает и Мельхиора тоже. Не то, чтобы совсем отказывается общаться, разговаривает, обсуждает текущие вопросы, шутит, смеётся, но не допускает, чтобы он остался с ней наедине. Ули это немного успокаивало: она пока думает и ни к какому решению не пришла. Очень хотелось снова попытать счастья, но торопиться не следовало. Вот кризис, вызванный действиями Гедвиги, разрешится, тогда она снова согласится его слушать. В глубине души он гордился собой: сумел-таки донести до неё невыгодную для Мельхиора информацию.
То, что она точно так же невыгодна для него самого, он понял ночью, когда лёг наконец спать. В полудрёме всё неважное растворилось, а перед мысленным взором Ульриха возник один простой факт: он сообщил Виоле, в чём для неё опасность брака с магом. И не имеет значения, что он готов отказаться ради неё от своей силы, она видит в нём прежде всего мага, а не графа. Нет для неё разницы между ним и Мельхиором. Так что выбирать она будет не по выгоде, а по каким-то одной ей известным критериям. Эх, если бы это была любовь. Только вот не любит она никого: ни его, Ули, ни тем более мрачного мага. Купчиха, что с неё взять: все мысли только о выгоде да о прибыли.