Купи себе Манхэттен (= Бабки на бочку)
Шрифт:
"Если на вас нет вины". Как бы не так! Чего-чего, а вины на нас хватало. И вины и крови.
– Что будем делать?
– спросил я у ребят, а про себя подумал, что этот вопрос мы в последнее время только и задаем один другому.
– Уходить надо, - отрезал Димка.
– Эх, черт! В кои веки подфартило с деньгами, - уныло вздохнул Манхэттен.
– А вы сколь заплатите-то?
– спросила, облизав губы, Натуся.
– А сколько ты просишь?
– рассеянно ответил я вопросом на вопрос.
– А за
– осторожно ответила она тем же.
Опытная торговка, сразу видно. Здесь все через рынок прошли. Натуральное хозяйство диктует свои условия.
– Ну как за что?
– сделал я удивленное лицо.
– За беспокойство. За то, что мы вас используем как заложников.
– Ну это надо подумать, - замялась она.
– А чего там думать?
– оседлал своего любимого конька Манхэттен.
– Назначай свою цену и будем торговаться.
– Только они ещё хотели, чтобы я их из города вывез, - поспешил добавить Вася.
– Как же ты их теперь вывезешь?
– поскучнела его супруга.
– А че?
– вылупился на неё Вася.
– В "Москвиче" и вывезу.
– Теперь уже не вывезешь, - усмехнулся Димка.
– А сколь заплатите?
– хитро спросил Вася.
– Да говори сам, чего хочешь, некогда тут торговаться, - рассердился уже я.
– Ладноть, - замахал руками Вася.
– Только ежели цифра будет для вас обидной, вы не того.
– Ну и какая это твоя "обидная" цифра?
– Пятьсот тышш!
– выпалила, не дожидаясь мужа, Натуся.
– Да ты че?!
– замахал руками на неё Вася.
– У людев и деньжишш таких, небось, нету. Давайте я вас из города вывезу, но только за двести тышш. Пятьсот, оно, конечно, многовато. Но меньше двухсот никто не возьмется.
– Можно подумать, вы тут каждый день из города людей тайно вывозите, усмехнулся Димка.
– Ну и как?
– выжидательно заглядывал нам в глаза Вася.
– А вот так, - сказал ему я.
– Если вывезешь из города, мы тебе заплатим тысячу долларов.
– Это больше двухсот тышш-то, али меньше?
– спросила Натуся.
– Почем они счас, доллары-то?
– Это больше, - ответил Вася.
– Это больше, - кивнул я, подтверждая.
– Это несколько миллионов. И даже, хотите, дадим десять миллионов, нам не жалко, если вы нас вывезете. Только как вы это сделаете?
– Во делов-то!
– радостно воскликнул Вася.
– Да мы за такие деньги вас до Москвы довезем. Слушай меня, я это в кино видал...
И он изложил свой план, который мы сначала дружно отвергли, как совершенно безумный, а потом почти сразу же согласились. Просто другого плана не было ни у кого.
Через пару минут горячих дебатов, я осторожно приоткрыл окно и прокричал на улицу:
– Всем отойти! Освободить выезды с улицы! Мы выходим вместе с заложниками! Малейшая попытка задержать нас или начать преследование, и мы их расстреляем. Первой убьем женщину.
Через две минуты начинаем движение! Если не отойдете, мы будем вынуждены уничтожить заложников и прорываться с боем.
Среди ментов произошло какое-то движение, потом мы заметили, что они стали оттягиваться с соседних дворов.
– Выключите прожектор! Мы выходим!
– прокричал я.
Милицейские машины покинули улицу. Мы вышли, накрывшись все вместе большим куском брезента, который нашли в доме, и, спотыкаясь, направились к "Москвичу". К нам ещё раз обратились в мегафон:
– Граждане! Повторяю - вы совершаете чудовищную ошибку, которая может стоить жизни вам и ни в чем не повинным людям. Положите оружие и сдавайтесь! Вы не выедете из города. Сейчас вы уже перешагнули грань. Вы рискуете не только своей жизнью.
Мы с трудом уселись в машину, посадив Натусю на заднее сидение, в серединку, между мной и Манхэттеном. Димка сидел рядом с Васей, оба с замотанными лицами, чтобы непонятно было кто ведет машину: заложник, или террорист. Мы, сидевшие сзади, накрылись одеялом, чтобы не видно было лиц и кто где сидит.
Выехали в открытые ворота, повернули направо, дождавшись, когда перед нами расступится шеренга вооруженных милиционеров. Мы ехали, выслушивая посылаемые нам вдогонку предложения одуматься и сдаться. Миновав перекресток и убедившись, что за нами никто не следует, мы поехали дальше, нырнули в какой-то переулок, где Вася распахнул двери машины, велев нам быстро вылезать. Упрашивать нас не пришлось. Мы повыскакивали, словно пробки из шампанского.
За руль Вася усадил свою Натусю и велел ей ехать подальше и в другую сторону, чтобы сказать милиции, когда её остановят, что ей положили на заднее сиденье мину и приказали не останавливаться, иначе взорвется.
Вася бросил в машину сложенные в несколько раз одеяла, захлопнул дверцу и замахал Натусе руками, мол, поезжай, не задерживай.
Натуся газанула, и "москвичонок" поехал, вроде как переняв сразу походку хозяйки, вперевалку, утицей. Мы пошли, прижимаясь к заборам, следом за шустрым Васей. Он оказался прав, велев супруге уезжать поскорее. Почти следом за её отъездом, в улочку въехал БТР, на подножке стоял кто-то в форме и командовал, куда ехать, прислушиваясь к шуму мотора "Москвича".
Идти нам пришлось недалеко. Вскоре Вася нашел калитку, в которую и застучал, довольно громко.
– Ты чего, охренел?!
– ухватил его за руку Димка.
– Всю улицу перебудишь!
– Иначе моего кума не поднимешь, - оправдывался Вася, - особенно, если он перед сном принял.
– А что, часто принимает?
– поинтересовался Манхэттен.
– Кум-то?
– почесал в реденькой прическе Вася.
– Часто. Перед сном так обязательно.
Подумал и добавил уважительно:
– Режим у него. Строгий такой.