Купленная невеста
Шрифт:
— Ну, и что же?
— Обрадовалась. «Чудесно, говоритъ, нашей барын будетъ у Скосырева господина, а тутъ, говоритъ, ей не мсто». Сказала это такъ и сама принялась моею водкой дворню угощать, а сама не пьетъ. Теперича сидитъ на рундучк въ лакейской и узелокъ держитъ, — барынины вещи кое какія захватила, надо, говоритъ, на первоо время.
— Такъ, стало быть, все готово?
— Все-съ. Надо торопиться, а то прідетъ баринъ, такъ пожалуй и безъ смертоубійства не обойдется.
Черемисовъ подумалъ одну минуту.
— Такъ ступай же, бери барыню, а я въ саняхъ буду, — ршительно сказалъ онъ, пристегнулъ саблю, которая стояла тутъ же въ углу, накинулъ свою дорожную медвжью
— Какъ выдемъ со двора, такъ сію же секунду ворота на запоръ, а сами на ту вонъ тройку и за нами, приказалъ онъ. — Близко не позжайте, держитесь шаговъ на триста и, въ случа погони, нагайками бейте, кулаками, а чтобы смертнаго боя не было.
— Да не догнать имъ, сударь, — отвтилъ одинъ. — Гд-жь нашихъ коней догнать? При томъ же пьяны вс, лыка не вяжутъ.
— Ну, тмъ лучше. Ступайте.
Катерина Андреевна, оставшись одна, сперва улыбнулась, потомъ задумалась. Ей забавнымъ казалось смущеніе гусара, взявшаго на себя роль повреннаго, но затмъ она поняла, что все это оскорбительно для нея, что къ замужнимъ женщинамъ съ такими порученіями не здятъ. Она подивилась на Скосырева, котораго знала за человка свтскаго, и удивлялась, что онъ выбралъ такой способъ для объясненія въ любви. Потомъ ей представился этотъ Скосыревъ, влюбленный въ нее. Она его пожалла и глубоко вздохнула. Вдь и онъ ей любъ, очень любъ, но… Надъ этимъ «но» Катерина Андреевна думала и ране и пришла къ тому заключенію, что все это надо забыть, бросить. Въ ту пору Пушкинская Татьяна, сказавшая Онгину: «я другому отдана и буду вкъ ему врна», не была еще знакома нашимъ узднымъ дамамъ, но принципы Татьяны были прочны среди этихъ дамъ, и он, за небольшими исключеніями, отвтили бы своимъ поклонникамъ такими же словами. Такими словами отвтила бы и Катерина Андреевна Скосыреву, объяснись онъ ей въ любви, но въ сердц ея билась любовь къ этому Скосыреву, а одинокое, скучное житье въ глухой деревушк, игра въ карты съ Глафирой, надзоръ за двушками, плетущими никому не нужныя кружева, приготовленіе соленья и варенья, вызды къ такимъ же сренькимъ сосдямъ надоли ей и пылкая душа просила иной жизни.
Она вздохнула нсколько разъ, и хорошенькое личико ея затуманилось.
— Но что же это гость не возвращается? Это вдь невжливо съ его стороны, — вышелъ, вызванный денщикомъ, и не возвращается!..
Дверь отворилась и на порог показалась могучая фигура Скворчика. Онъ какъ-то загадочно улыбался и держалъ на рук богатый салопъ собольяго мха, крытый малиновымъ бархатомъ. Что это значитъ?…
— Пора, сударыня, пожалуйте, — проговорилъ Скворчикъ, распахивая салопъ.
— Пора? — съ изумленіемъ переспросила Катерина Андреевна. — Пожаловать?… куда пожаловать? Что ты говоришь, любезный?
— хать, стало быть, пора, баринъ ожидаетъ. Пожалуйте.
Скворчикъ сдлалъ два шага впередъ.
— Да что ты говоришь? Что такое?
Катерина Андреевна поднялась съ мста, тревожно уже смотря на Скворчика.
— Глафира, Глафира! — крикнула она. — Степанъ, Мишка!
Гробовое молчаніе было ей отвтомъ.
— Глафира!
— Э, барыня, что тутъ съ тобой разговаривать! — крикнулъ Скворчикъ, быстро подошелъ
— Пошелъ!
Завизжали по снгу полозья, звякнули бубенцы, и тройка съ мста тронула рысью. На ходу уже швырнулъ Скворчикъ въ сани Глафиру и самъ вскочилъ на козлы.
— Пусти! — крикнулъ онъ Сашк, взялъ возжи, тряхнулъ ими, отвелъ правую руку въ сторону и гаркнулъ на лошадей съ молодецкимъ посвистомъ. Тройка подхватила и понеслась по хорошо укатанной дорог, какъ вихорь. Позади загремла бубенцами другая тройка.
— Встрча, Скворчикъ, — замтилъ Сашка, вглядываясь въ морозную туманную даль. Кто то одиночкой детъ:
— Это здшній баринъ ползетъ съ охоты. Сичасъ сшибу его. Эхъ вы, варвары, поддай, голубчики!
— Право! — крикнулъ тревожный голосъ изъ встрчныхъ саней, и одиночка быстро принялась сворачивать съ дороги.
— Лво! — насмшливо отвчалъ Скворчикъ, забралъ лошадей въ сторону и со всего разлета бшено скачущей тройки хватилъ санями по оглоблямъ и по маленькимъ санкамъ встрчныхъ. Лошадка ихъ оступилась, метнулась и упала въ снгъ, а изъ перекувырнувшихся саней вылетли и кучеръ, и сдокъ.
— Анаsемы, чортъ васъ несетъ, разбойниковъ! — раздались сзади голоса, но Скворчикъ мчался ужь по дорог, съ хохотомъ оглядываясь назадъ.
— Не остановили бы ту тройку, — замтилъ Черемисовъ.
— Шутъ ее остановитъ, баринъ. Не такія лошади, да и парень не такой посаженъ на козлы.
Вторая тройка дйствительно безпрепятственно пролетла мимо опрокинувшихся и завязшихъ въ снгу саней и только проклятія понеслись ей вслдъ, да кто то грозилъ ружьемъ.
— Пропутаются тутъ съ часъ, потому и супонь, и тяжи лопнули, — замтилъ Скворчикъ.
Усадьба Коровайцева пропала изъ вида, только лай сторожевыхъ собакъ доносился издалека, да кое-гд огоньки мелькали въ деревн.
— Баринъ, — оглянулся на Черемисова Скворчикъ, — откройте головку то барын, не задохлась бы, храни Богъ.
Черемисовъ приподнялъ съ подушекъ закутанную Катерину Андреевну, а Глафира быстро достала изъ-подъ полы большой ковровый платокъ и ловко, привычными руками накрыла имъ голову барыни, завязавъ концы на ше и запахнувъ пушистый салопъ.
Катерина Андреевна жадно вдохнула въ себя свжій воздухъ и сла, съ ужасомъ озираясъ. Снжная равнина разстилалась кругомъ; рядомъ съ Катериной Андреевной торчало взволнованное, но радостное лицо Глафиры, напротивъ сидла мужская фигура, закрытая до самаго лба медвжьей шубой. Тройка мчалась во весь духъ, и широкія сани, доверху наполненныя сномъ, покрытымъ ковромъ и подушками, ныряли въ ухабахъ или скользили по ровному мсту.
— Боже мой, что это такое? — проговорила Катерина Андреевна. — Гд я, что со мною?
— У хорошихъ людей, матушка вы моя, радость вы наша свтлая, — отвчала Глафира, придерживая барыню за талію поверхъ салопа. — Я тутъ съ вами, Глашка ваша врная тутъ, копье ваше неизмнное, не бойтесь, солнышко вы наше красное!..
— Да что же это такое? — повторила Катерина Андреевна, озираясь. — Меня похитили, увезли силой… Куда меня везутъ?
— Къ хорошимъ людямъ, матушка, къ хорошимъ людямъ.